Комсорг вздрогнул, побледнел, глянул с жалким вызовом, но смолчал.

— А конкретно, Гарин, — заинтересовался Быков, — что вы предлагаете?

— Ничего нового, — мотнул я своей умной головой. — Центр научно-технического творчества молодежи! Надо просто собрать сокурсников с идеями, проектами, задумками. Выделить им помещение, оборудовать его… И пусть трудятся на благо!

Послышались боязливые хлопки, а затем пышноватая девица, сидевшая рядом выше, затормошила соседа:

— Гош, чего ты молчишь? Ну, ты ж сам мне рассказывал! Холодильники на термоэлектрических модулях!

— Да ладно… — мямлил сосед, очкастый и вихрастый «ботан».

— Эффект Пельтье? — быстренько оборотился я.

— Ну-у… да, — растерялся «ботан».

— Конгениально! — прищелкнул я пальцами.

— Д-думаешь? — не поверил очкарик.

— Уверен! Вот, представь: суешь ты коробку-холодильник на заднее сиденье «Москвича», подключаешь к аккумулятору — и приезжаешь на пикник с остуженным пивком… Ерунда, согласен! Ну, а если «скорая» в твоем холодильнике доставит вакцину?

— Да-а… — взгляд «ботана» стал рассеянным, а я подмигнул пышечке. Та игриво накрутила на палец прядь волос, крашенных хной.

— А Скоков ядерно-магнитным резонансом увлекся! — донеслось с задних рядов.

— Нормально! — я звонко хлопнул в ладоши и потер их, будто согреваясь. — Вот и готов перспективный план!

— Собрание объявляется закрытым, — проскрипел Лёвин деревянным голосом и направился к дверям, прямя спину. — Все свободны!

Проводив комсорга задумчивым взглядом, Быков живо обернулся.

— Гарин, а вы не могли бы заглянуть в партком? Скажем… м-м… Через недельку?

— Загляну, Григорий Алексеевич, — улыбнулся я. Лучезарно, как весеннее солнышко.

Там же, позже

Лёвин метался по комитету комсомола, бессильно ярясь. Тяжкая ненависть, свинцом заливавшая голову, сочлась в нем с сосущим «порханием бабочек» в животе.

«Не стоило трогать Гарина… — прыгали рваные мысли, будто хлопья сажи, реющие над костром. — Но и спускать… Как?! И что теперь? Смириться? Не дождетесь!»

— Сеня, уймись, — лениво сказал комсорг факультета, распечатывая пачку сигарет.

— Я спокоен, Дим, — выцедил Лёвин. Он резко сунул руки в карманы куртки, затем сложил их на груди. Передернув плечами, уткнул большие пальцы за ремень.

— Курнешь? — Дим небрежно выщелкнул сигарету.

— А-а! — раздраженно скривился Семен.

— «Пэлл-Мэлл»!

— Ну, давай…

Прикурив сигаретину, Лёвин зажал ее в дрожащих пальцах.

Власть комсорга группы невелика, но это всего лишь первый шаг! И, если тебе ставят подножку, ты или падаешь, или… Или сохраняешь равновесие. Чтобы развернуться, и дать пинка!

От частых нервных затяжек легонько вскружилась голова.

— В принципе… — Дим сощурился, отмахиваясь от сизой струйки. — В принципе, за Гариным — декан, но Фурсов — один…

— Один! — кисло бросил Лёвин. — Фурсов — из команды Курчатова, а там держали самых мозговитых!

Зазвонил телефон, и от неожиданности Сеня закашлялся ароматным дымком.

— Алё! — сипло вытолкнул он в трубку.

— Семен Лёвин? — донес телефонный провод.

— Да, это я.

— Вас беспокоят из ЦК КПСС…

Окурок выпал из ослабевших пальцев.

— …С вами хочет говорить Михаил Андреевич Суслов. Не кладите трубку…

Звонкий щелчок — и уха коснулся иной голос, твердый и малость окающий.

— Здравствуйте, товарищ Лёвин, — нетерпеливо начал главный идеолог страны. — До меня дошли слухи, что вы создаете проблемы комсомольцу Гарину…

— Я… — каркнул Сеня пересохшим ртом.

— Я не кончил, — резко стегнула трубка. — Михаил Гарин — способный и нужный нам человек. Только на его программах и научно-технических разработках наше государство заработало валюты на сто сорок миллионов долларов. Поэтому у меня к вам, товарищ Лёвин, убедительная просьба — не мешайте Гарину жить, учиться и работать. И не заставляйте нас делать малоприятные для вас оргвыводы. Вы меня хорошо поняли?

— Д-да… — выдохнул комсорг.

— До свиданья.

Держа трубку, как хрупкую драгоценность, Сеня бережно придавил ею рычажки.

— С-сука Гарин… — плаксиво задребезжал он. — Нажаловался в ЦэКа! Самому товарищу Суслову!

Дим сидел недвижимо и таращил глаза, пока не дернулся, отшвыривая догоревшую сигарету, обжегшую пальцы.

— Ах, ты!.. Нет… — невнятно замычал он, держа у губ указательный. — Я вместе с Гариным в метро ехал до самого бассейна, и там часа два бултыхался. Когда бы он звонил в ЦэКа? Не-е… Это кто-то другой. Или другая…

Лёвин не ответил. Широко раскрытыми глазами он смотрел за окно, в черноту позднего вечера. По Ломоносовскому проспекту сновали юркие жучки малолитражек, мелькая фарами и алея стопами, важно катили троллейбусы, высвечивая желтые окна.

Ничего этого комсорг не видел. Перед его глазами разворачивались совсем иные картины, серые и безрадостные…

Вторник, 19 октября. Утро

Москва, район Ясенево

Андропову всегда легче работалось «в лесу» — на засекреченных этажах белобетонной «книжки» ПГУ. Каждый вторник и пятницу черный «ЗиЛ» подбрасывал его сюда, в Ясенево. Здесь мысль высвобождалась из чиновничьей упряжи, сбрасывала гири текучки и волокиты. «В лесу» дули свежие ветра, налетая со всех концов света, и словно доносили прелый дух сельвы, сухой жар Сахары, влажную липкость лондонских туманов, приправленных застарелым смогом.

Юрий Владимирович прошелся по рабочему кабинету, уминая новый ковер, и благодарно кивнул Василю, занесшему чай в позвякивавших стаканах. Штампованные подстаканники придавали порученцу сходство с проводником плацкартного вагона.

— Пейте, — гостеприимно велел Ю Вэ, усаживаясь за стол. — Для зачина.

— Слушаюсь, товарищ председатель Комитета государственной безопасности! — отчеканил Борис Иванов, прихватывая пару баранок.

— Поёрничай мне еще, — буркнул Андропов.

Питовранов дипломатично улыбнулся, придвигая к себе чай. Выглядел Е Пэ, как всегда, импозантно — «импортно», как подшучивал Иванов, а вот его собеседники на иконы стиля явно не тянули.

— Начнем с тебя, Женя, — Юрий Владимирович разломал баранку и вдумчиво захрумкал, прихлебывая чаек. — Что там по операции «Сафари»?

— Всё идет по плану, — Питовранов взмахнул кистью. — Кубинские товарищи сделали Вакарчуку ринопластику, наложили на левую щеку аккуратный шов — как бы шрам, и сейчас Степана не отличишь от Брайена Уортхолла, «владельца заводов, газет, пароходов». Нам еще и повезло, как Робинзону Крузое! Помните? Дефо «подарил» своему персонажу сундук с инструментами! А нам досталась записная книжка мистера Уортхолла. Там всё — номера телефонов, счетов, пароли, фамилии, адреса… Все лето Вакарчук входил в роль — выслушивал по телефону доклады своих управляющих и давал ЦэУ — с Ямайки, с Доминиканы, изображая босса на отдыхе. И ни единого сбоя! На следующей неделе они с Чаком, то бишь, с Мануэлем, отправятся на Багамы, а оттуда — в Нью-Йорк. Должно получится — родни у Брайена нет, верный друг один — Мануэль Бака…

— Годится! — председатель КГБ энергично кивнул, блеснув очками в глаза Иванову. — А как там Миха поживает?

— Да неплохо поживает… — генерал-лейтенант громко хлюпнул чаем, отвечая ухмылочкой на укоризненный взгляд Е Пэ. — Дома, в Зеленограде, он под нашим постоянным контролем. Гариным я даже соседа подселил, по лестничной площадке — старого, проверенного кадра. С утра Мишка пересаживается на электричку. Доезжает до Ленинградского вокзала — и в метро. От станции «Университет» пешком до Физфака. Вечером — обратно. Всю дорогу мы его плотно ведем…

— А твои парни не засветятся? — сложил ладони Андропов.

— Не должны, — мотнул головой Иванов. — Даже если их лица примелькаются, то это дело обычное — попутчики ведь одни и те же. У кого-то в Москве работа, у кого-то учеба, да мало ли… В универе тоже наши люди — лаборанты, один преподаватель и даже студент в Мишиной группе.

— Ого! — Питовранов приподнял брови.