— А папа где? — преувеличенно радостно спросила Рита, сбрасывая туфли.
— Сражается с новым костюмом! — нервно хихикнула Светлана.
— Я победил! — донесся голос хозяина, и вот он сам, представительный и спортивный. Замерев, он оглядел нас с Ритой. — Какая красивая пара… Да, Светик?
— Очень! — вытолкнула «Светик». Ее и без того влажные глаза набухли слезной влагой.
Пока она не расплакалась, я проговорил, унимая переживания:
— Николай Алексеевич, Светлана Романовна! Я люблю вашу дочь, и прошу ее руки.
Ну, разумеется… Слезы потекли у обеих. Николай Алексеевич приобнял дочь, и подвел ко мне.
Терпеть не мог таких сцен в сериалах, аж пальцы поджимались от неловкости, но вот в жизни… Ритуал словно будил во мне скрытую генную память, связывая через века со всеми родичами.
— Миша, — голос Сулимы дрогнул, — я очень рад, что именно ты стоишь здесь сегодня. Знаю, верю, что Ритке… что Рите будет хорошо с тобой.
Светлана часто закивала, утирая слезы обратной стороной ладони.
— Папочка… — заныла девушка. — Мамочка… Я вас так люблю!
Тут терпение иссякло, и семейство Сулимы зашмыгало трио. А я держался изо всех сил, боясь, что сдамся, и плакать мы станем квартетом…
Пятница, 29 июля. День
Москва, площадь Маяковского
Поражаюсь я нашим мамам! Комсомолки же, атеистки, даже «слава богу!» от них не услышишь, а как пришло время женить любимого «сыночку», да замуж выдавать любимую «дочечку», так сразу целый ворох суеверий на уме.
Вот нельзя жениху невесту видеть до свадьбы! Хоть ты убейся — нельзя и всё. Народные приметы — это вам не наука какая-нибудь, тут вековой опыт, понял? Ага, говорю смиренно. А что еще скажешь?
Зато, когда увидел Ритульку в белом платье… Даже дышать перестал. А она хлопает своими глазищами, и шепчет: «Что, так плохо, да?»
Ну, думаю, всё — отказала мне вторая сигнальная! Мычу только в рептильном восторге, и глаза в потолок. Отдышался, а тут и речь вернулась.
«Риточка, — говорю, — хочу быть только с тобой! Мне просто не удастся встретить другую девушку, настолько же красивую, изящную, желанную, нежную…»
Невеста ответила мне улыбкой ослепительной радости — я даже устыдился того, что в голове прошмыгнули юркие мыслишки о любовницах и прочих фантазиях либидо.
Ночь перед свадьбой я провел один в нашей трешке, а семейства Сулимы и Гариных разместились в родительских апартаментах. Настя под вечер заперлась в ванной, и шептала мне в трубку телефона, выдавая секреты. Правда, до главной родительской тайны она так и не докопалась — ее выставили из кухни вместе с Ритой, и заперли дверь…
А утром по аллее Лесные Пруды катили аж две белых «Чайки» — одна для родителей, а другая для жениха и невесты. Вместе с нами, на откидных сиденьях, ехали еще двое — Машенька Шевелёва в статусе очаровательной свидетельницы, и свидетель — Женька. Парадка на нем сидела, как влитая — справный офицер выйдет.
И не замучают капитана Зенкова «бармалеи», как в прошлой моей жизни, и станет Маша генеральшей — истинно, истинно говорю вам!
Забавно… Помню все-все события того долгого дня, а вот выстроить их в строгой последовательности, связно, с толком и расстановкой, не получается. Сплошной разрывчатый калейдоскоп.
…Во дворце бракосочетаний стояла небольшая очередь. Шелестели и веяли свадебные платья, женихи млели, замерев, как манекены. Из-за высоких дверей гремел Мендельсон, обрекая пары на счастье.
А вот и наша процессия вошла в зал, выстраиваясь полукругом. Музыканты в углу втягивали животы, пялясь на Риту, а скучавший фотограф забегал, щелкая со всех ракурсов. По-моему, жених ему только мешал.
Музыка гремела, высокие окна полыхали, и в их свете темнела статная регистраторша с манерами императрицы. Волнение достигло высшего градуса, даже моя феноменальная память пестрит лакунами.
— …Уважаемый Михаил! Согласны ли вы взять в жены Маргариту?
— Да! — ответил я без колебаний.
— Уважаемая Маргарита, согласны ли выйти замуж за Михаила?
— Да! — прозвенел Ритин голосок.
— Прошу вас подойти к столу и скрепить ваш союз.
Первой расписалась девушка, за нею я.
— В присутствии родителей и свидетелей, — вдохновилась «императрица», — объявляю вас мужем и женой! Поздравьте друг друга поцелуем… — наши сухие губы соприкоснулись. — Можете обменяться кольцами!
Моя жена, путая пальцы, нацепила мне простенькое колечко, я надел на ее пальчик давнишний подарок со сверкнувшим камушком…
Отдышался лишь на крыльце. Николай Алексеевич раскупорил шампанское, а я подхватил на руки Риту, Риту Гарину, и понес ее — легкую, словно бесплотную. Ангелицу, прости, господи…
День, словно вышколенный лакей, выдался покладистым и предупредительным — палящее солнце прикрыл тучками, раздул прохладу ветерком, но и плюс не опускал, чтобы невеста не озябла.
Гаишники, будучи в сговоре с погодой, отдавали нам честь и не задерживали в дороге — обе «Чайки», «Волги», «Жигули» вовремя подкатили к ресторану «София».
Тутошний зал вполне нас устроил. «Советский» уж больно элитен, «Арагви» слишком разгулен, а на кафе я не согласен.
Понятия не имею, откуда взялось столько гостей… Тут жених не властен — обе мамы сами писали пригласительные. Я позвал лишь одноклассников, да Ромуальдыча. Ну, и Марину с Ершовым — Рустам сообщил по большому секрету, что эта парочка сыграла свадьбу в Багдаде. Ну, совет им да любовь…
В гулком зале ресторана я реально успокоился. Пускай добрая сотня народу улыбалась нам с Ритой, но меня взаправду отпустило. Тревоги, страхи, опасения — долой! Не о чем беспокоиться, я это знал точно. Капризничаешь? Желаешь чуток подправить судьбу? Да пожалуйста! Нынче ты способен на многое. Вон, женился на красавице, рядом с которой голливудские звезды — серые мышки…
— Садись, женушка, — я с улыбкой подвинул Ритин стул.
— Присаживайся, муженек! — прощебетала девушка.
— Теперь наша очередь, — прямо, по-военному, объявил Зенков. — Да, Машенька?
Машенька зарделась и кивнула, тупя глазки, а чей-то нетерпеливый столовый прибор застучал по графину с требовательным звоном.
— Товарищи! — встал мой отец. — Родные! Друзья! Все, кто собрался за этим столом! Сегодня у нас праздник — породнились две семьи, чтобы создать третью. Я не говорун, да и зачем слова? Посмотрите на молодоженов, и вы все поймете! Они счастливы, и им уготована долгая жизнь, в любви и согласии, — он демонстративно покачал бокалом, и громко добавил: — Горько!
— Горь-ко! Горь-ко! — с энтузиазмом подхватили гости.
Мы с Ритой встали ради показательного поцелуя.
— Раз! Два! Три! Четыре…
Зал плыл и качался, разноцветный и шумный. Светланка старательно сияет — Юрку не отпустили, служба… Изя… Альбина… Зиночка поднимает фужер… Дюха… Ромуальдыч с Мартой в седых кудряшках… О! Маринка! Загорела-то как… А Ершов возмужал… Смуглый, как араб…
— Чтоб было счастье молодым, давайте все упьемся в дым!
— Ур-ра-а!
И завертелась, закрутилась карусель, набирая обороты…
И правда, как карусель… Я станцевал со всеми — с Ритой, с мамой, с тещей, с обеими близняшками, с Алей и Тимошей, даже с Настей. Голова кружилась, и зал как будто покачивался.
Шепнув жене, что «мне надо», я оставил ее на попечение свидетелей, и выбрался в фойе. Здесь было куда тише и малолюдней. Весьма представительные Старос и Шокин степенно беседовали в уголку, а пальма в кадке назойливо лезла к ним, щекоча стрельчатыми листьями. Стайка девушек, вероятно, Ритиных однокурсниц, хихикала у зеркал, стреляя глазками в мою сторону.
— Миша! — Видов, придержав двери, быстро зашагал ко мне, не реагируя на девичьи шепотки. — Поздравляю! — он крепко пожал мою руку. — Извини, остаться не могу! Инна на сохранении, и…
— С нею все в порядке? — напрягся я, взглядывая на помятое лицо Олега.
— В полном! — заверил меня Инкин супруг. — И она, и он! У нас будет мальчик!