Что касается женитьбы Эдипа на Иокасте, то этот брак становится естественным следствием спасения Фив: освободив город от Сфинкс, Эдип вполне закономерно получает в награду трон и руку овдовевшей царицы. Именно такого рода версия и существовала на этот счет в древности и сохранилась в схолиях к ст. 53 и 1760 «Финикиянок» Еврипида. Звучала она следующим образом. Когда Фивы попали под гнет хищной Сфинкс, а их царь Лаий погиб, пришедший к власти его шурин Креонт объявил по всей Греции, что фиванский трон и рука царицы будут наградой тому, кто освободит город от опасности. На этот призыв откликнулся Эдип, считавший себя сыном коринфского царя и успевший до этого в богатырском испытании встретиться с Лаием и убить его. Изгнав Сфинкс и став мужем Иокасты, Эдип однажды проезжал с ней на колеснице мимо того места, где он столкнулся с Лаием, и показал ей снятый с убитого царя меч и пояс. Тут Иокаста узнала в своей новом муже убийцу прежнего, но промолчала, не подозревая, что это ее сын. (Эта версия получила отражение, скорее всего, в «Эдипе» Еврипида, поставленном ок. 420—410 г. и до нас не дошедшем). Вероятно, если бы Иокаста знала, что ее сыну суждено не только убить отца, но и жениться на матери, она постаралась бы сопоставить свой брак с гибелью Лаия и вполне могла бы установить личность своего нового супруга.

Наконец, остается вопрос об избавлении от рожденного Иокастой младенца и его последующем опознании. По традиционной версии, прислужники Лаия бросили ребенка с проколотыми сухожилиями ног в диком ущелье, и только случайно его нашли пастухи Полиба или какой-то путник {Ср.: ЦЭ. 717—719; Евр. Финик. 22-30 и схол.; 802—805; 1604 сл.; Аполлод. II 5, 7; сх. к Од. XI, 27.}. Никто из них, естественно, не мог знать, откуда родом бессловесное дитя. Есть также вариант, по которому младенец был брошен в ковчежке в море и прибит к берегу в чужой земле {Сх. к Евр. Финик. 26 и 28; Гигин. 66. Местом, где был подобран Эдип, называвают побережье близ Сикиона (там издревле определяли место царства Полиба), либо близ Коринфа. Жена Полиба часто носит в источниках имя Перибеи, что, конечно, ничего не меняет в существе дела.}, — здесь вообще исключаются всякие посредники между подбросившим ребенка и принявшим его. Таким образом, совмещение в трагедии Софокла в одном персонаже — старом пастухе — свидетеля убийства Лаия и домочадца, передавшего ребенка из рук в руки коринфскому пастуху, который в свою очередь приходит вестником в Фивы, — нововведение поэта, позволившее ему построить трагическое узнавание Эдипа.

Структура трагедии достаточно традиционна: пролог (1-150), парод (151—215) четыре эписодия (216—462, 513—862, 911—1085, 1110—1185) и примыкающие к ню четыре стасима (463—512, 863—910, 1086—1109, 1186—1222), из которых третий выполняет функцию гипорхемы; завершает трагедию эксод (1223—1530) со включенным него коммосом Эдипа с хором (1313—1368) и заключительным диалогом Эдипа с Креонтом в анапестах (1515—1523). О ст. 1524—1530 см. ниже в примечаниях.

Для исполнения трагедии требовались три актера, между которыми роли распре делялись следующим образом: протагонист — Эдип; девтерагонист — жрец Зевса Иокаста, Пастух, Домочадец; тритагонист — Креонт, Тиресий, Коринфский вестник. Не считая упомянутых выше драм Эсхила и Еврипида, название трагедии "Эдип засвидетельствовано еще более, чем для десятка афинских трагиков, от произведет которых на эту тему ничего не дошло. В Риме к образу Эдипа обращались Юлий Цезарь (его трагедия не сохранилась) и Сенека — единственный автор, кроме Софокла, чья трагедия уцелела до наших дней.

Для настоящего издания заново переведены следующие стихи {Звездочкой отмечены здесь и далее стихи, перевод которых обсуждается в статье «Ф. Ф. Зелинский — переводчик Софокла». Дополнение «сл.» указывает на один стих сверх названного.}: 10,17, 19, 40-44, 81, 95. 111, *126—128, 130 сл., *136, 142—146, 216—219, 244—248, 252, 266, 273—275, 293, 301, *305, 324, 328 сл., *336, 339, 341, 422—427, 441 сл., 445 сл., 484, 481 501—503, 520—522, 533, 539, 570 сл., 592, 624 сл., 639—641, 644—649, 673—675, 677—679, 685 сл., 688, 695—698, 701 сл., 706, 726—728, *736, 746, 753, 756, 783, 802—806, 879 сл., 890, 903, 921, *930, *934, 961, 971, 976, *990, 1000, 1030 сл., 1034, 1048, 1054 сл., 1060 сл., 1066, 1068, 1078, 1086 сл., 1094 сл., 1107—1109, 1120, 1129 сл… 1168—1172, 1175, 1180—1182, 1197 сл., *1204 сл., 1215, 1219—1222, 1231 сл., 1244 сл., 1273 сл., *1280 сл., 1327, 1376, 1397, 1401 сл., 1405, *1408, 1410, 1420, *1430—1433, 1436 сл., 1445 сл., 1510, 1526 сл.

Место действия Ф. Зелинский в своем издании переводов Софокла изображал следующим образом: «Сцена представляет фасад дворца; по обе стороны главных дверей стоят изображения и жертвенники богов-покровителей царя и общины:

• Зевса [ср. 904], Аполлона [ср. 80, 149, 919], Паллады [ср. 159—197], Гермеса.

• Направо — спуск в Фивы [ср. 297, 512, 1110], откуда доносятся жалобные звуки молебственных гимнов, прерываемые рыданьями и стонами [ср. 19, 182—186].

• Налево — спуск к дороге, ведущей в Фокиду [ср. 82, 924]».

Софокл

Царь Эдип

Трагедия

 Перевод С. В. Шервинского

Действующие лица

Эдип.

Жрец.

Креонт.

Хор фиванских старейшин.

Тиресий.

Иокаста.

Вестник.

Пастух Лая.

Домочадец Эдипа.

Пролог

Эдип
О деда Кадма юные потомки!
Зачем сидите здесь у алтарей,
Держа в руках молитвенные ветви,
В то время как весь город фимиамом
Наполнен, и моленьями, и стоном?
И потому, желая самолично
О всем узнать, я к вам сюда пришел, —
Я, названный у вас Эдипом славным.
Скажи мне, старец, — ибо речь вести
10 Тебе за этих юных подобает, —
Что привело вас? Просьба или страх?
С охотой все исполню: бессердечно
Не пожалеть явившихся с мольбой.
Жрец
Властитель края нашего, Эдип!
Ты видишь — мы сидим здесь, стар и млад:
Одни из нас еще не оперились,
Другие годами отягчены —
Жрецы, я — Зевсов жрец, и с нами вместе
Цвет молодежи. А народ, в венках,
20 На торге ждет, у двух святынь Паллады
И у пророческой золы Исмена.[1]
Наш город, сам ты видишь, потрясен
Ужасной бурей и главы не в силах
Из бездны волн кровавых приподнять.
Зачахли в почве молодые всходы,
Зачах и скот; и дети умирают
В утробах матерей. Бог-огненосец —
Смертельный мор — постиг и мучит город.
Пустеет Кадмов дом, Аид же мрачный
30 Опять тоской и воплями богат.
С бессмертными тебя я не равняю, —
Как и они, прибегшие к тебе, —
Но первым человеком в бедах жизни
Считаю и в общении с богами.
Явившись в Фивы, ты избавил нас
От дани той безжалостной вещунье,[2]
Хоть ничего о нас не знал и не был
Никем наставлен; но, ведомый богом,
Вернул нам жизнь, — таков всеобщий глас.
40 О наилучший из мужей, Эдип,
К тебе с мольбой мы ныне прибегаем:
Найди нам оборону, вняв глагол
Божественный иль вопросив людей.
Всем ведомо, что опытных советы
Благой исход способны указать.
О лучший между смертными! Воздвигни
Вновь город свой! И о себе подумай:
За прошлое «спасителем» ты назван.
Да не помянем впредь твое правленье
50 Тем, что, поднявшись, рухнули мы вновь.
Восстанови свой город, — да стоит он
Неколебим! По знаменью благому
Ты раньше дал нам счастье — дай и ныне!
Коль ты и впредь желаешь краем править,
Так лучше людным, не пустынным правь.
Ведь крепостная башня иль корабль —
Ничто, когда защитники бежали.