Его слова звучали утешительно, но Зенобию они не убедили. В конце концов разве она, да и все члены совета не сказали, что она — это Пальмира? Разве все они не были исключительно на ее ответственности как царицы, правившей за своего сына? И она не оправдала их доверие.

Ваба сопровождал ее носилки до ее апартаментов и затем покинул ее. Зенобия медленно вошла в свои комнаты, глубоко погруженная в размышления. Внезапно она почувствовала себя очень усталой и решила отдохнуть до заката. Ей необходимо присутствовать на казни членов совета. Ведь они всегда поддерживали ее, и она должна оказать им эту последнюю любезность, как бы больно это ни было для нее.

— Почему ты не надела платье огненного цвета, как я хотел? Голос Аврелиана ворвался в ее размышления.

— Красный цвет — цвет радости, — вяло ответила она. — Я подумала, что в такой день мне не следует радоваться. Вот почему я предпочла быть тем, кто я есть — царицей Пальмиры. Тирский пурпур15 — царский цвет.

— Ты уже не царица Пальмиры, богиня. Она обернулась и посмотрела прямо на него, а лотом произнесла тихим голосом:

— Я навсегда останусь царицей Пальмиры, Аврелиан. Твои слова, эдикты твоего сената — все это не может ничего изменить. Быть может, я никогда больше не увижу свою родину, но навсегда останусь царицей Пальмиры!

Глядя на нее, он впервые в своей жизни понял, что означает слово» царственный «. Он знал, у него никогда не будет такой осанки, такой горделивости. Она почти унизила его, и он разозлился. Почему эта прекрасная мятежница заставляет чувствовать себя виноватым, хотя он выполняет свой долг?

— Можно мне отправиться вместе с Вабой и Флавией? — спросила она. — Могу я взять с собой остальных моих детей?

— Ты поедешь со мной в Рим! — ответил он голосом, не допускавшим возражений. — У тебя два сына, но я видел только одного. А где же второй?

— Не знаю, где находится мой сын Деметрий, цезарь. Может быть, он у своего дедушки.

— А может быть, он крадется по городу, словно шакал, вместе с группой своих друзей, разгневанных молодых патрициев, и сеет смуту, — сказал император, и его глаза сузились.

— Что вы узнали?

Она старалась, чтобы голос не выдал ее страха.

— Мне сообщили о том, что они подстрекали народ к бунту и совершали другие мятежные действия. Я предлагаю тебе найти его и предупредить. Если он продолжит подобные безрассудства, то может навлечь на себя мое недовольство.

Она кивнула, слишком усталая, чтобы спорить с ним. Он взглянул на нее и почувствовал прилив желания. Подавив его, он понял, что она не побеждена, а просто потрясена его жестоким приговором.

— Отдохни, богиня, — сказал он более мягким тоном. — Тебе не обязательно присутствовать на этом печальном событии сегодня вечером.

— Я пойду на казнь, цезарь, — сказала она непреклонно. — Кассий Лонгин уверял, что ты должен получить свою кровавую жертву, но я никогда не прощу тебе того, что ты возложил на меня такую вину.

— Никогда — это очень долгое время, богиня. Когда ты окажешься со мной в Риме, ты все забудешь, — ответил он.

— Никогда!

— Иди, отдохни, — повторил он.

Зенобия прошмыгнула мимо него и вошла в свою спальню. Там сидели Баб и Адрия а ожидании ее возвращения. Когда она вошла, они быстро поднялись на ноги, поспешили к ней и, ни слова не говоря, начали снимать с нее драгоценности и одежду.

Хотя она думала, что не сможет заснуть, но все-таки заснула. Усталость взяла свое, и она могла бы с легкостью проспать сутки, но Баб бережно растолкала ее в час перед закатом и снова помогла ей одеться в платье царственного пурпурного цвета. Оцепеневший ум Зенобии снова начал работать.

Она сам жива, ее дети тоже живы и останутся жить, если только Деми не совершит какую-нибудь глупость. Пока они живы, остается надежда — надежда когда-нибудь вернуться в Пальмиру. Как долго проживет Аврелиан? В те времена императоры приходили и уходили с удивительной быстротой. Через несколько лет то, что произошло между Римом и Пальмирой, будет забыто, и если она завоюет благосклонность следующего римского императора, то ей, возможно, удастся вновь подучить то, что полагается Вабе по праву наследства.

— Вот ты и готова, — сказала Баб, которая понимала настроение своей хозяйки и оставалась безмолвной во время одевания.

— Идем со мной, старушка! — сказала Зенобия.

— А ты думала, я не пойду? — быстро ответила Баб. — Ты сильна, дитя мое, но нет человека, достаточно сильного, чтобы в одиночку вынести то, с чем тебе предстоит сейчас столкнуться.

Я всегда буду с тобой, пока эти усталые старые ноги могут двигаться.

— Я тоже пойду, ваше величество! — сказала тихая Адрия. Зенобия обернулась в удивлении и встретила твердый, решительный взгляд карих глаз девушки-рабыни.

— Да, Адрия, можешь пойти, — ответила она. Женщины вышли из комнат царицы и медленно пошли по коридору, который вел в главный внутренний двор дворца. Зенобия отметила, что ее личная охрана заменена римскими легионерами. Хотя она была уверена, что ее людям не причинили вреда, она решила расспросить Аврелиана об их участи.

Римские легионеры, охранявшие вход в центральный внутренний двор, быстро встали по стойке» смирно «, когда Зенобия вместе со своими служанками проходила мимо них. Зрелище, которое ждало ее снаружи, чуть не заставило ее споткнуться, но старая Баб мягко прошептала:

— Мужайся, царица Пальмиры!

Зенобия с царственным видом прошла вперед и вместе со служанками поднялась на помост, воздвигнутый в конце двора. Там уже сидел Аврелиан, развалясь в кресле.

— Я же сказал тебе, чтобы ты не приходила! — произнес он.

— А я сказала тебе, что эти люди, которых ты собираешься казнить, верно служили мне и я должна проводить их в последний путь, — ответила она почти сердито.

Аврелиан подал знак одному из своих людей.

— Принесите кресло для царицы! — сказал он.

— Я буду стоять в знак уважения, — быстро ответила она. Аврелиан не обратил внимания на ее слова.

— Будешь ты стоять или сидеть, богиня, это твое дело, но если тебе понадобится кресло, оно будет здесь.

Зенобия оглядела внутренний двор. День выдался жарким, но сейчас приближался закат, и двор оказался в тени.

Зенобия повернулась к римскому императору.

— Все пройдет быстро?

— Да, — последовал краткий ответ.

Ей хотелось плакать, но она сдержала слезы и проглотила ком в горле. В середине открытого внутреннего двора, выстроившись в длинный ровный ряд, стояли десять корзин. Поняв, для чего они предназначены, она содрогнулась от отвращения, а потом похолодела, когда приговоренные вышли из боковой двери дворца. По бокам каждого из них шли два римских гвардейца, один из которых должен был играть роль палача во время казни. Члены совета предпочли надеть чистые белые туники, доходившие им до лодыжек, и мрачные черные тоги-пуллы, утреннее одеяние. Они шли горделиво, с высоко поднятыми головами. Повернувшись лицом к помосту, на котором, пригвожденная к месту, стояла Зенобия, они подняли правые руки в приветствии и громко выкрикнули:

— Приветствуем тебя, Зенобия! Приветствуем тебя, царица Пальмиры!

Она выпрямилась и воскликнула громким голосом, чтобы все слышали ее:

— Да ускорят боги ваш путь, друзья мои! Вы, несомненно, величайшие патриоты Пальмиры! Привет вам, совет десяти!

— Достаточно! — огрызнулся Аврелиан и подал знак рукой. Каждого из членов совета заставили опуститься на колени перед тростниковой корзиной. Их незащищенные шеи склонились, легко доступные для палача. Палачи подняли свои мечи, и в этот момент Зенобия крикнула:

— Лонгин, друг мой, прощай!

— Прощайте, ваше величество! — послышался дорогой для нее голос, и тут палачи нанесли удар с хорошо натренированной точностью. Десять отрубленных голов с отчетливым глухим стуком упали в ожидавшие их корзины.

Она пошатнулась, Аврелиан встал и потянулся к ней, чтобы обнять ее своей сильной рукой.