Как только мы вошли, за нами тотчас закрыли дверь, и снаружи лязгнул засов. Я сразу же подошел к одному из окошек. Оно было узким, не больше пятнадцати сантиметров шириной, и из него открывался вид на небольшой участок двора и ворота. Пролезть сквозь него нельзя было и помыслить.

Оставив Юлю рыдать на лавке, я обошел все окна и, в первую очередь то, через которое был виден вход в дом. Нашей коляски там уже не было, как и коней офицеров. Иван тоже исчез: его, видимо, как и нас задержали.

— Что теперь с нами будет? — спросила Юлия, когда немного успокоилась.

— Не бойся, как-нибудь выкрутимся, — уверено ответил я, хотя сильно в этом сомневался. — Нам с тобой пока ничего не грозит.

— Они убьют Аркашу? — спросила Юля и вновь заплакала.

— Думаю, что нет, — соврал я. — Если бы хотели убить, то сделали бы это сразу.

— А кто эти люди, и что им от нас нужно?

— Обычные разбойники с большой дороги. Заманивают под разными предлогами путников и грабят.

— А мы с тобой им зачем?

На такой дурацкий вопрос я отвечать не стал.

— Покажи, что у тебя есть в ридикюле, — попросил я девушку.

Юля отдала мне свою парчовую сумочку в форме торбочки, и я высыпал все ее содержимое на лавку. К сожалению, почти ничего полезного в ней не оказалось. Однако кое-что, в частности шпильки, я отложил.

— А ты что ищешь? — спросила Юлия.

— Пока не знаю, но нам с тобой необходимо добыть оружие.

— Зачем? Мы скажем разбойникам, что едем на богомолье, и они нас отпустят? — сказала она, видимо, пытая так себя успокоить. — Ведь мы женщины и ничего плохого им не сделали!

Такое обобщение заставило меня невольно улыбнуться.

— Ты не против, если я поломаю твой черепаховый гребень? — спросил я товарку.

— А зачем его ломать? Он ведь почти новый!

— Сделаю из него нож, будет хоть какая-то защита.

— Нож, а как?

— Вот так, — ответил я, вставил край гребня в щель лавки и обломил его. Получилась узкая десятисантиметровая черепаховая пластина с острым концом. Если ею нанести сильный удар в шею или глаз, можно было серьезно поранить противника.

Потом в дело пошли шпильки сделанные из толстой проволоки. Я разогнул одну из них и попытался просунуть в дверную щель, чтобы отодвинуть задвижку. Юля, наблюдая за моими действиями, успокоилась и даже отпустила комплимент:

— Какая ты, Лизонька, умная, просто ужасть! — использовав просторечное слово, с восхищением сказала она.

Мне был непонятно, почему девушка называет меня женским именем даже тогда, когда мы бываем наедине.

— Почему ты называешь меня Лизой?

Юля задумалась, потом отвела глаза в сторону и созналась:

— Тогда мне не стыдно делать с тобой это.

— Почему? — продолжил я допрос, одновременно возясь с неподдающимся запором.

— Ведь я же дала обет! А если ты, ну, не мужчина, то это не грех. Потом мне очень нравится Аркаша, и я хочу выйти за него замуж.

— Ладно, с обетом ясно. А почему ты не хочешь делать это с ним?

— Мы ведь с ним мало знакомы, и потом, если он узнает, что я не… ну, ты понимаешь, он обо мне будет плохо думать и не захочет жениться.

— Тогда зачем сегодня ночью ты меня спровоцировала… извини, — поправился я, понимая, что она не может знать этого слова, — соблазнила?

— Потому что мне очень нравится делать это с тобой. Ты такой нежный, как… как, — она задумалась, подбирая слово, — как девушка! Ах, если бы можно было выйти за него замуж, а быть с тобой! Правда, было бы чудесно?! Лизонька, милая, если я выйду замуж, давайте жить все вместе!

— Сначала нужно выбраться отсюда, — прервал я романтические девичьи мечтания. — У меня ничего не получается, шпилька слишком тонкая Нужно придумать что-нибудь другое. Ну-ка, встань с лавки.

Юля послушалась, а я начал примеряться, как отодрать от лежанки доску. Как ни странно, но оказалось, что они прикреплены к остову не гвоздями, а деревянными шпонками. Я стал постукивать снизу по доске, и она начала медленно подниматься Оказывается, и в старину было довольно халтурщиков, использовавших для работы сырой материал. Теперь дерево высохло, и шпонки престали в нем держаться. Постепенно я выступал доску, и она оторвалась от лавки. Была она длиной немногим больше полутора метров, шириной сантиметров двадцать, толстая и тяжелая. Однако сил, чтобы ударить ей кого-нибудь по голове, у меня вполне хватало

— А для чего ты поломал лавку? — спросила Юля. — Как же мы теперь будем спать?

— Нормально, по очереди друг на друге, — совершенно серьезно ответил я.

— Ой, а я так никогда еще не спала, наверное это очень приятно?

— Сегодня ночью попробуем, — пообещал я, подумав: «Если нам представится такая удача».

Приготовив все возможные варианты оружия, я укрепил доску на старом месте и постучал в дверь.

— Чаво надо? — отозвался грубый голос.

— Ничаво! — передразнил я, караульного. — До ветра хочу.

— Не велено, — подумав, ответил сторож.

— Чего не велено, до ветра ходить?

— Не, выпускать не велено.

— А ты и не выпускай, а принеси парашу, мы и здесь как-нибудь управимся.

Караульный задумался, потом сказал:

— Погодите, я чичас.

Похоже, было на то, что для соблюдения нашей девичьей чести к нам приставили самого тупого и послушного разбойника.

— Лизонька, ты что-то задумала? — спросила меня Юля.

— Посмотрим, кто нас охраняет, к тому же мне очень хочется, — я задумался, как бы сказать поделикатнее, — оправится.

— Чего тебе хочется? — не поняла девушка.

— Того же, чего и тебе, — сердито ответил я.

— Я могу еще потерпеть, — поняв, о чем идет речь, — сказала она.

— А я не могу.

— А как ты будешь делать это при караульном, он же сразу догадается, что ты не совсем девушка?

— Я его выгоню из комнаты.

— А если он не захочет уйти? — лукаво спросила ненасытная служительница Венеры и Амура.

— У меня уйдет, как миленький, — пообещал я. — Иначе ему же хуже будет.

Мы стали ждать. Наконец минут через пять запыхавшийся голос сообщил, что сейчас отопрет дверь.

— Тебя только за смертью посылать, — обругал я здоровенного парня, внесшего в наш терем большую деревянную бадью.

Разбойник был одет в крестьянский армяк, подпоясанный мочальной веревкой, за который был заткнут дорогой седельный пистолет с золотой и серебряной насечкой.

— Так я почем знал, где парашу взять, — извиняющимся тоном сказал он.

— А где воду взять знаешь?

— Ну!

— А кувшин?

— У стряпухи?

— Правильно. Сходи к стряпухе, возьми у нее кувшин набери в него побольше теплой воды и принеси сюда, — судя по всем признакам, наш страж принадлежал к тем людям, которые умеют выполнять конкретные, четкие команды.

— Зачем? — вытаращил глаза сторож.

— Мыться будем.

— А вы чего, грязные?

— Грязные.

— А так с виду не скажешь, — удивленно сказал он и отправился за водой.

— Когда он вернется — будешь мыться, — сказал я Юлии.

— Зачем?

— Сама увидишь. Если мы сейчас не вырвемся отсюда, потом может быть поздно.

Девушка недоверчиво посмотрела на меня. Видно было, что ей непонятно, что я задумал.

— А почему, если я умоюсь, мы отсюда выйдем?

— Тебе нужно не умываться, ты разденешься догола и начнешь мыться полностью.

— Зачем? — повторила она, глядя на меня круглыми от удивления глазами

— Чтобы отвлечь внимание нашего сторожа.

— А почему…? — начала она, но я не дал ей договорить.

— Потом сама все увидишь!

— Мне уже начинать раздеваться? — послушно спросила она через минуту.

— Сначала давай перенесем бадью сюда, — указал я на дальнюю от дверей стену. — И веди себя естественно.

— Как вести себя? — переспросила она.

— Как будто тебе каждый день мужики помогают мыться. И сделай так, чтобы сторож не мог оторвать от тебя взгляда.

— А если он на меня набросится?

— Я постараюсь, чтобы не успел.

Выслушать новую порцию вопросов любознательной куртизанки я не успел. Послышались тяжелые шаги, и наш сторож вернулся с большим глиняным кувшином.