Она и ее дамы часто лежали так на кровати, особенно когда они были новенькими при дворе и полны надежд на будущее во Франции. Они были девчонками, которые хихикали, представляли свои первые поцелуи, мечтая о сыновьях дворян, которые иногда приходили на пиры во дворце. А теперь они говорили о планируемых убийствах и пророчествах…
– Просто он казался таким уверенным, – пробормотала Мария, думая о выражении лица Нострадамуса. Она слышала перешептывания тех, кто считал его шарлатаном, одной из марионеток Екатерины. Но Мария научилась распознавать лжецов. Тех, кто врал и заявлял об убеждениях, которых не разделял, но в этом человеке ничего подобного она не замечала. Нострадамус знал, о чем говорил, он верил в каждое свое слово.
– Это моя последняя ночь? – спросила она у Грир, ее голос был едва различимым шепотом. – Хотела бы я, чтобы я не…
– Ты этого хочешь? – спросила Грир мягко.
– Ты думаешь, что лучше знать, когда умрешь? Какая разница? Ты ведь не сможешь вернуться и изменить все. Это просто заставляет меня думать о вещах, что я сделала. О тех, которые я хотела бы никогда не совершать.
Грир посмотрела вниз, потирая щеку пальцами. Когда она вошла, Мария заметила, что ее глаза были красными и опухшими, а кожа покрыта пятнами. Грир настаивала, что все хорошо, даже если Мария знала, что это не так.
– Сожаление – это яд, – наконец сказала Грир. – Если ты можешь изменить что-то, чтобы не жить с ними, сделай это. Ты должна.
Мария посмотрела на свои руки:
– Я просто не могу перестать думать о Франциске. Где он этой ночью? В безопасности ли? А если я умру до того, как он вернется, и больше никогда с ним не поговорю?
Грир покачала головой, но Мария почувствовала, как все сильнее расстраивается. Она больше не беспокоилась, что стража или кто-то еще, проходя по коридору, услышат ее. Ей уже было все равно.
– Что если мы никогда не наладим отношения? Хотела бы я еще раз с ним поговорить. Всего лишь раз. Чтобы мы смогли сказать друг другу все, что хотели.
Грир посмотрела на Марию, затем кивнула:
– Ты сможешь, Мария.
– Как? – спросила Мария с горькой усмешкой. – Ты хочешь, чтобы я поехала за мужем в лес? Они не выпустят меня, даже если я буду умолять.
Грир подошла к столу, достала бумагу и перо и положила их на инкрустированную деревянную поверхность. Затем она вернулась к кровати и кивнула на письменные принадлежности:
– Даже если ты не можешь с ним поговорить, еще не значит, что у вас не может быть беседы. Напиши ему все, что хочешь сказать. Мы можем передать ему весточку. За воротами все еще есть всадники, мы найдем стражника и подкупим его, чтобы тот передал письмо. Нам известно, где в Ванне остановилась Лола, и Франциск скоро должен там быть. Еще не поздно.
– Когда ты стала такой мудрой? – спросила Мария, одарив ее легкой улыбкой.
– Обещаю, ты почувствуешь себя лучше, когда напишешь все это в письме, – сказала она. – И я буду рядом, если понадоблюсь.
Мария кивнула, глубоко вздохнула и пошла к столу. Она уставилась на чистый лист, смахнула накатившие слезы, попыталась прогнать мрачные мысли, тот факт, что она, возможно, пишет последний раз. Эти слова могут стать последними, обращенными к Франциску.
Она погрузила перо в чернильницу. Затем прижала его к пергаменту и начала писать.
«Мой дорогой Франциск,
я в наших покоях готовлюсь лечь спать без тебя впервые за несколько месяцев. Последний раз, когда мы спали врознь, ты был на битве при Кале. Меня же не покидает мысль, что мы продолжаем сражаться в иной войне, в которой нет четких границ.
Я не стану обременять тебя рассуждениями, я знаю, что ты неоднократно заявлял, что не веришь в пророчества, но я провела эту долгую бессонную ночь, размышляя о выборе, сожалениях и сказанных и несказанных словах, гадая, будет ли еще шанс сказать их.
Мне жаль, что я держала беременность Лолы в секрете от тебя. Она просила меня хранить ее тайну, но ты мой муж, и я не должна была ставить ее доверие выше твоего. Думаю, я была расстроена из-за тебя, из-за того, что ты был с Лолой, ревную, что она смогла дать тебе ребенка, а я нет. Может, то, что я утаила от тебя информацию, было тебе наказанием. Не важно, по какой причине, но я бы хотела изменить это. Я бы хотела иметь возможность изменить то, что сделала.
Не могу не думать, что все было бы иначе, если бы ты знал. Наверное, Лола рожала бы здесь, под присмотром врачей. Возможно, в детских покоях поселился бы здоровый малыш. И возможно, ты был бы рядом со мной, и меня бы не захлестывало чувство, что все вокруг рушится. Я могла бы прикоснуться к тебе в нашей кровати и не испытывать страх, что никогда не увижу твое лицо снова.
Но, пожалуйста, знай, что я сожалею о своих действиях. Не знаю, смогу ли простить себя, если что-то с тобой случится. Мы король и королева, но еще мы муж и жена, и, если ты вернешься, о чем я молюсь, мы найдем способ быть вместе.
Люблю тебя всем своим сердцем и молюсь о твоем благополучном возвращении ко мне.
Мария подписала свое имя внизу. Слезы наполнили ее глаза. Она отодвинула листок, чтобы они не упали на него и не размазали чернила.
Глава 8
Франциск натянул поводья, замедляя коня, приблизившись к деревне Ванн. Он поправил капюшон, чтобы скрыть свое лицо. Все тело болело. Это был долгий день, полный волнений и опасностей. Он сделал неверный поворот, выезжая из деревни Марселя, и потерял несколько часов, пытаясь найти дорогу назад на верный путь. Не помогало и то, что распространились новости о чуме. Даже в тех деревнях, до которых она еще не добралась, большинство жителей заперлись в домах и отказывались открывать двери из боязни заразиться. Пришлось самостоятельно искать дорогу.
А теперь садилось солнце. Через несколько часов его застигнет ночь. Язычники снова выйдут на охоту за невинной кровью. Ему нужно добраться до Лолы, до маленького домика, который она описала в письме: красный дом с соломенной крышей и сараем за ним. У Франциска было дурное предчувствие, что если он не попадет туда до утра, то будет поздно. Он знал, насколько тяжелым было ее состояние. Он знал, что она могла умереть. Малыш, их ребенок, может быть болен и умирать вместе с ней.
Франциск поторопил коня, въезжая в деревню. Главная улица была пуста. В деревьях завывал ветер, трещал ветвями, от чего пустынная дорога казалась более зловещей. Хотя Франциск видел дым, поднимающийся из труб, и чувствовал успокаивающий запах домашнего очага, каждая дверь была закрыта и заперта. Каждая штора опущена.
Достигнув окраины деревни, он посмотрел на темные здания между деревьями. Мария сказала, что Лола была в доме у мельницы. В отдалении он заметил высокую каменную башню. Она возвышалась над пшеничным полем, гигантский деревянный крест медленно двигался на ветру. Франциск изо всех сил погнал Чемпиона в том направлении. Приближаясь, он смог разглядеть маленький скромный дом, красный, с сараем рядом.
Добравшись до него, Франциск спрыгнул с коня и привязал поводья к ветке ближайшего дерева. Руки у него тряслись. Его беспокоила мысль о том, что найдет он внутри. Лолу, бледную и истекающую кровью, кричащую от боли? Уже мертвую Лолу, с кожей белой, как у призрака? Лолу с красивым новорожденным? Его ребенком.
Франциск подошел к крыльцу, вдохнул и постучал в дверь. Прошло несколько минут. Он постучал снова, но никто не ответил. Это было неудивительно, после того, что он видел в деревне. Но он проехал такой путь не для того, чтобы сейчас молча развернуться.
– Я приехал к Лоле, – прокричал он и стукнул посильнее три раза кулаком. – Пожалуйста, впустите меня. Она посылала за мной.
Ответа по-прежнему не было. Франциск посмотрел на окна передней части дома: закрыты ставни или нет. Он постучал в дверь снова, пытаясь разогнать тишину леса. Он уже приготовился вышибить ее, когда она с треском распахнулась. На пороге стояла женщина средних лет. Ее темные волосы были собраны, лоб обеспокоенно нахмурен.
