– Там уже! Ждет!

Ждал доктор физматнаук Киврин в лаборатории у «межпространственников». То есть, солидно сидел на столе, болтая ногами, и грыз яблоко.

– Здорово, шеф! – невнятно воскликнул он. – Какие проблемки?

– Главная моя проблема – это ты, – ответил я брюзгливо.

– Увы, она неразрешима! – ухмыльнулся Владимир, сочно хрупая.

– Да, легче прибить.

– Ше-еф! – жизнерадостно взвыл Киврин. – Это же не наш метод! Где человек – человеку?

Встав в академическую позу, он вытянул руку и разжал пальцы – огрызок спланировал в урну.

– Всё! Готов к труду и обороне.

– Ром, – кисло сказал я, оборачиваясь к хихикающему Почкину, – где данные лунных детекторов?

– Вот! – засуетился тот, подхватывая ворох регистрограмм. – Я всё свел уже, чтобы с дисплея читать.

– Ага… – не отрываясь от экрана, я нашарил рукою стул, и уселся. – Ага… Короче. У меня, наконец-то, руки дошли до одной… хм… проблемки. За что мы тут орденами увешались, помните? Как «прокол» схлопнулся? А теперь давайте посчитаем реальное энерговыделение при взрыве стандартного 30-килотонного плутониевого боеприпаса в «Дзете».

– Уже, шеф! – картинно ответил Володька. – Больше двухсот килотонн.

Почкин выразительно хмыкнул:

– А не многовато ли?

– Рома! – голос Киврина обрел покровительственный тон. – Во-первых, плутоний распался в дзета-пространстве на все сто процентов, а не на треть, как это происходит здесь, у нас. А, во-вторых, в «Дзете» ядро Pu-239 при делении распадается не на два, а на четыре осколка, что высвобождает значительно больше энергии!

– Не верю! – театрально провозгласил Почкин.

– Ладно вам, актеры из погорелого театра, – забурчал я. – Мне тоже без дела не сиделось. По моим расчетам, спецбоеприпас рванул с тротиловым эквивалентом в двести десять килотонн. Но! Я вас почему сегодня собрал? Вчера дозвонился Ванёк… э-э… контр-адмирал Гирин. Они, с генерал-майором Зенковым на пару, трясли с экрана армейской методичкой Зельдовича-Харитона, по которой и определили, что тротиловый эквивалент взрыва составил всего сто килотонн, но никак не двести десять! Вопрос знатокам: куда делись сто десять килотонн? Пропажа материи, однако, причем недостача существенная – пять грамм!

Я даже зажмурился от удовольствия, наблюдая, как у Володьки вытягивается лицо, а Ромкино плющится будто. Киврин глянул на меня с подозрением, глаза у него блеснули, и он пихнул Почкина локтем в бок:

– Ром… Шеф знает ответ. Но с нами не делится! С верными товарищами, с лучшими друзьями…

– Версии есть? – прищемил я хвост птице-говоруну.

– А как же! – браво хмыкнул Владимир. – Материя ушла в совмещенные пространства.

– Теплее, – мои пальцы перебрали воздух в неопределенном жесте.

– Но не в сопредельные… – медленно выговорил Роман, и заслужил мой одобрительный кивок.

– Горячо!

– Шеф…

Упруго встав, я прошелся к окну, выходившему на стоянку и сквер с памятником погибшим ученым.

– Не уверен, что мои суждения так уж истинны, тут еще пахать и пахать…

– Не прибедняйся! – фыркнул Владимир.

Полюбовавшись чистыми и незамутненными горизонтами, я сунул руки в карманы, и повернулся к коллегам.

– Помните, как мы под новый год спорили о структуре взаимопроникающих пространств?

– Еще бы не помнить! – воскликнул Роман. – Стоим, как дураки, с шампанским, а на часах уже полпервого!

– А я тогда додумался до сингонии миров… – вымолвил я с загадочным видом.

– Это по-каковски? – озадачился Киврин.

– А это я у минералогов нахватался, – хмыкнул я с долей ностальгии. – Сингония – это такая группа симметрии кристаллов. Какая у кристалла система координат… ну, там выбираются его оси симметрии или ребра… к такой сингонии он и принадлежит.

– Ух, ты! – восхитился Почкин. – Великие Кристаллы!

– Стоп! – вскинул руку Володя, заговорив напряженным голосом: – Я, кажется, понял… «Альфа», «Бета» и «Гамма» – это сингония? А «Дельта»?

– Дельта-пространство асинхронное. Совмещенное, но не сопредельное.

– То есть, оно из иной сингонии! Здорово…

– Кстати, хоть наше и зовется «Альфой», эталонным миром следует все же считать «Бету» – все ее константы и размерности максимально близки к идеальным… Ну, это так, для общего развития. Ром, мне нужно, чтобы ты исследовал все данные лунной установки…

– Все?! – не поверил Почкин.

– Все, – хладнокровно подтвердил я. – Подумай сам, как изо всей кучи показателей вычленить те, что прямо или косвенно указывают на связи Сопределья с иными пространствами, и каков характер этих связей.

– Ла-адно… – протянул Роман, потихоньку загораясь. – Надо придумать новые инструменты, новые детекторы… Четырехмерный преобразователь пространства очень неизбирателен! «Эпсилон», «Дзета», «Эта», «Тэта», «Йота», «Каппа»… Мы нащупали уже шесть миров, а что они такое – понятия не имеем. – Его губы повело в кривую усмешку. – Лучше всего изучено дзета-пространство!

– Вот и тебе задание, товарищ Киврин, – хищно улыбнулся я. – Подумай, покумекай над пятимерным ПП. Вопросы есть? Вопросов нет.

Пятница, 18 июля. День

Севастополь, борт ТАВКР «Новороссийск»

«Море хихикало», – подумал Гирин, перефразируя Горького. Севастопольский рейд переливался блеском мелких волн, в ясном небе плыли раздернутые облачка, а легкий бриз сдувал духоту.

– Вира! – Командир «Новороссийска» даже в синей робе выглядел щеголевато. – Помалу, помалу…

Могутный плавучий кран как будто поднатужился, и плавно поднял в воздух боевой хроноинвертор «Перун». Кольчатые кабели свисали с него, будто корневища.

«Выдрали…», – с неудовольствием подумал Иван, вспоминая, как лично «высаживал» эту самую установку на место артиллерийской спарки… Когда это было-то? Так и тянет сказать: «В молодости»! Не дождетесь…

В начале лета американцы подсуетились – зазвали в Нью-Йорк не только русскую делегацию, но и немцев из ГДР, англичан, французов, даже японцев с итальянцами – всех, кто имел или мог создать инверсионное оружие. И все дружно подписали международный договор о его запрещении…

Главком флота тогда успокоил Гирина. Вертя в пальцах бокал с дорогущим шампанским, он сказал, пародируя Сталина: «Ви, товарищ контр-адмирал, не волнуйтесь – свято место пусто нэ будет, нам есть, чем заменить эти дорогие игрушки!»

Хроноинверторы и впрямь стоили немало, да и энергии на них не напасешься, а на флотские склады уже завозили сверхсекретные ракеты «Циркон» – гиперзвуковые…

Иван стянул промасленные верхонки, и протянул руку командиру корабля.

– Дальше уж вы сами! – улыбнулся он.

Лощеный капдва смущенно отзеркалил его улыбку.

– Спасибо, Иван Родионович! А то я боялся, думал, что до выходных прокопаемся…

– Жалко? – Гирин кивнул на развороченную палубу.

– Да как сказать… – затянул командир «Новороссийска». – Нет, тогда, у Гвинеи… у Экваториальной Гвинеи… «Перун» нам здорово помог – мигом смахнул в океан парочку «камикадзе». Слух прошел, что за штурвалы старых «сушек» усадили самых настоящих зомби! Ну, не знаю, зомби там или не зомби, а «Си-4» в фюзеляжах хватало… – Он пожал плечами. – Наверное… Нет, не жалко. Сколько раз бывало – щупаю кабели, а они горячие! Не-е… Без них спокойнее! Знаете, небось, как матросы «Перуна»… того… переиначили?

– Догадываюсь! – рассмеялся контр-адмирал.

Пронзительно закричали чайки, а из Севастопольской бухты, словно видение из детства, выплывал белоснежный барк «Товарищ». Море улыбалось…

Тот же день, позже

Севастополь, проспект Гагарина

Когда Гирины выбирали квартиру, им предлагали любой район города – хошь в Ленинском или в Гагаринском, хошь – в тихом Балаклавском или в старом Нахимовском.

Настя взялась за дело серьезно – объездила за неделю весь город, и остановилась на Стрелецкой бухте, «Стрелке», как местные говаривают. И море рядом, и до центра недалеко. Выйдешь на лоджию – синяя даль за крышами, за парком… Красота!