– Тебе нравится? – предположила она.

– Нето слово, роднуль…

Ухмыльнувшись, прижался губами к горячей, покрытой испариной коже, а затем провел

языком, чтобы попробовать ее на вкус. Я так неистово вводил в нее свой член, что казалось от трения ее плоть полыхает изнутри. Я чувствовал этот жар членом. Но я не собирался останавливаться, потому что сейчас меня заботило лишь то, чтобы Ася наконец-то высвободилась из своего кокона в который запряталась полгода назад и снова начала ощущать полноценное удовольствие.

Прижимаю Асю еще крепче, и сминаю одной рукой ее аккуратные грудки, после чего шлепнув по заднице вонзился членом в самую глубину. До упора. До криков Аси, которые наполнили комнату. До звезд в глаза. И уже спустя несколько секунд воздух заискрился от сексуального напряжения.

Я крепко прижал к себе сотрясающееся от очередного оргазма тело девушки, бурно кончая в нее.

– Твою мать. Роднуль, ты настоящее совершенство, ты моя неземная Богиня. Ты мой воздух. Мое солнце. Моя душа, – беспорядочные слова срываются с моих губ в тот момент пока член пульсирует в упругом, горячем, влажном лоне:

– Я люблю, люблю тебя, Гер, – срывается на низкие вибрации голос Аси.

– Я знаю, – отвечаю. – Ведь и сам схожу по тебе с ума.

Час спустя, как только наши тела остыли, а мысли немного пришли в норму: иду на балкон покурить, и тащу за собой Асю. Вид с балкона открывается невероятный. Теплый закат над бескрайнем океаном смотрится обалденно.

Усаживаюсь в плетеное кресло, Асю сажаю на колени, кладу одну ладонь на голую задницу, свободной рукой достаю сигарету из пачки прикуриваю.

– Нравится? – киваю в сторону океана.

– Очень, – смущаясь отвечает Ася, ерзая голой попкой у меня на коленях. – Но тут точно никого нет? – оглядывается по сторонам, стыдливо пытается прикрыться длинными волосами.

– Роднуль. Неужели ты думаешь, что я бы позволил кому-то лицезреть то, что принадлежит только мне?

Ухмыляясь пропускаю ее белокурые локоны сквозь пальцы.

Как же в них красиво играет цветами уходящий закат.

– Ты жуткий собственник Гер, – возмущается Ася, но тут же робеет, когда замечает мой повышенный интерес к своим волосам. – Тебе не нравится?

– Ты прекрасна, моя маленькая, нимфа: от кончиков пальчиков до кончиков волос.

Девушка покрывается румянцем, когда тушу недокуренную сигарету в пепельнице и одним махом усаживаю ее голой попкой на обеденный стол, застеленный светлой скатертью.

– Боже! Герман, что ты делаешь? – заливается краской Ася, когда устраиваясь между ее ног, широко раздвигаю их своими плечами и дразня провожу языком по внутренней стороне бедра, член тут же затвердел.

Скользнув рукой между ее бедер, я заботливо обвожу большим пальцем припухшую горошину клитора. А затем окунаю палец в ее мягкую плоть. Теперь не оставалось сомнений, что отдых, который мы запланировали на острове, станет настоящим фестивалем секса.

Поднимаю взгляд на затуманенные глаза девушки:

– Хочу чтобы ты родила мне дочку, роднуль,, – выпалил я, впиваясь в ее нижние распухшие розовые губки ртом. Наполняя языком и пальцем ее влажное лоно одновременно.

Ася самозабвенно выкрикивает мое имя, и мне так нравится, как оно звучит срываясь с пухлых губок, что чуть не лопаюсь от удовольствия.

Пока я трахаю ее своим языком, Ася стонет непрерывно. Возбуждая меня до одури. И

когда она кончает в очередной раз, я поднимаюсь с кресла,но только лишь для того, чтобы поудобнее устроится у нее между ног и погрузиться членов в ее пульсирующую влажность. Вечер перестает быть томным и мы вновь взмываем к небесам.

Вадим

– Сынок, Вадичка, – заламывая пальцы, подвывает мать.

Устало откидываюсь на спинку стула, смотрю опустошенным от бессилия взглядом на нее через стекло, которое нас разделяет в комнате для посещений.

– Вадь, возьми трубку! – тычет мама в стекло телефонной трубкой.

А я так не хочу. Устал. Нет сил больше слушать никчемные оправдания. Я уже понял, что из тюрьмы мне не выбраться. Да и надеялся я на это только первые два месяца, а потом мне адвокат сказал напрямую, что все потуги бесполезны – это распоряжение “сверху”. И как бы мама не билась, куда бы не стучалась. Все было напрасно.

– Привет, мам, – скупо отвечаю родительнице.

– Боже! Вадя, сынок. Почему ты такой бледный? Почему такой худой? Тебя мучают? Что с тобой делают?

Горькая ухмылка появляется на моих губах.

– Нет, мам. Со мной все в относительном порядке. Домой хочу, – вру маме о том, что происходит в камере, знать ей незачем, да и если сказать правду, вряд ли это понравится тем, кто сейчас слушает наш разговор.

– Вадя! Сынок, ну, ты держись, мой милый. Я делаю все. Я тебя вытащу!

С жаром в голосе обещает мама, но по ее потухшему взгляду понятно, что надежды уже нет.

– Конечно, мам. Ты главное сама держись, а то кто теперь о тебе позаботится?!

У родительницы на глаза навернулись слезы. Она негромко всхлипнула, закрыла глаза ладонью. Теперь мы остались с ней вдвоем. Бабушка умерла несколько месяцев назад, так и не оправившись после сердечного приступа. Меня даже на похороны не пустили. Ублюдки.

Все подстроили. От самого начала до того момента, как был вынесен приговор. Семь лет за непреднамеренное убийство. Черт побери. “Поступил приказ”, – да срать я хотел на этот приказ. Но, видимо, любовничек Алисы был вхож туда, куда даже прокурору дорога закрыта.

Я же знал, я видел этого выродка там, возле подъезда, когда меня сажали в спецмашину. Я же кричал ментовским рожам, что не я виноват, а он. А он, облокотившись на “Гелик”, неспешно курил и смотрел на меня с презрением и усмешкой одновременно. Ведь тогда уже все было решено. Уже было все проплачено.

Горячая волна окатила грудную клетку. Ну, что ж, видимо, за все в этой жизни нужно платить. Как бы не прискорбно это было осознавать, но по факту получается, что бумеранг все же долбанул меня так, что мало не показалось. Семь лет. Черт побери!

– Мам, – зову родительницу севшим голосом.

Она тут же поднимает на меня красные от слез глаза.

– Да,Вадя. Что? – затаившись смотрит мне в глаза.

А я вдруг замечаю, как она сильно постарела. Замечаю седые пряди в ее волосах и глубокие морщины. Деньгами горю не поможешь, а на ее плечи свалилась сейчас непомерная ноша.

– Как там Ася?! – задаю вопрос почти шепотом.

В глазах матери сверкнула ненависть. Она напряглась. Вытянулась в струнку. Я знаю, что спрашивать не нужно, что во всем, что происходит с нами мать винит бывшую, но я знаю другую правду, другую сторону этой медали и врать себе нет смысла. Память не сотрешь.

– Зачем ты про нее спрашиваешь? – цедит она сквозь зубы, а слезы на щеках высыхают мгновенно.

Я молча смотрю на нее. Потому что то, что хочу сказать, то, что вертится у меня на языке, она не поймет. Не примет.

– Уехала она. Насовсем. Продала квартиру и умотала в столицу со своим любовничком, тем самым верзилой, который к нам приходил и угрожал. Помнишь? – коротко киваю, а у самого во рту все пересыхает от ревности.

Ревную ее. Как бы парадоксально это не звучало, но что есть, то есть. Аська-зараза, никак не хотела покидать мои мысли. Никак не хотела выветриваться из моей памяти, как бы я не старался забыть, а все равно получалось думать о ней постоянно. Я анализировал нашу с ней прошлую жизнь. И даже пытался просчитать совместное будущее, если бы не пошел на поводу у покойной Алиски. Все это бесило. Бесила сама мысль о том, что бывшая до сих пор отравляет мой мозг. Бесило то, что она живет и радуется жизни в то время как я сижу за решеткой за чужое преступление.

– Ясно… – скупо отзываюсь, а у самого челюсть сводит.

– Что ясно, сынок?! То, что эта змеюка бросила тебя? Подложила специально свою подругу под тебя, а потом? Потом… – она запнулась, а я опустил трубку на рычаг, встал.