Ягис тут же схватил пригоршню фиолетовых клубней и убежал на берег к ближайшему костру. По картошке, по аппетитным варёным, жареным и запечённым клубням друзья соскучились не меньше, чем по хлебу. И последним в ряду самых ценных находок стал чеснок.

В плетёной корзинке нашлась связка душистого чеснока. Белые луковицы вплетены в тонкую верёвочку. Наверно, их прямо так сняли с гвоздика в кладовке и положили в корзинку.

К превеликой радости Ансива, под пологом палатки нашёлся наполовину початый бочонок с вином. Наполнив кружку до половины, Ансив долго и с наслаждением смаковал перебродивший сок винограда. Никакое вино из лесных ягод не может тягаться в богатстве вкуса и запаха с виноградным.

С убитых менгов поснимали медь. Вооружение отряда существенно пополнилось топорами, ножами и круглыми щитам с медными бляхами. Охотники никогда не видели шерстяных или льняных тканей. Мягкая и приятная на ощупь одежда понравилась молодым воинам. Трупы раздели буквально догола. И, конечно же, собрали самые ценные трофеи – кисти рук.

Но что на самом деле является самым ценным приобретением охотники не понимают. Саян лично донёс до стойбища невзрачный с виду мешок. Отрубленные кисти рано или поздно улетят в жертвенный огонь. Медь штука хорошая, но те же медные топоры, с подачи Саяна, охотники научились делать сами, благо после последней войны медный рудник целиком и полностью находится в распоряжении племени Звёздной Птицы. Нет… Картошка и чеснок – вот самые ценные приобретения. Все прочие трофеи меркнут по сравнению с ними.

С маленького огорода в четыре грядки с картошкой и одной с чесноком в племени охотников и собирателей зародилось сельское хозяйство. Даже пара мешков с фиолетовыми клубнями ослабят зависимость семьи от дикой природы. А чеснок, чей резкий запах сразу не понравился охотникам, ближайшей зимой прогонит старуху-цингу, страшную болезнь нехватки витаминов, далеко от дома. Люди, не умея производить продукты питания, постоянно балансируют на грани голода. В первобытном обществе ожирение не болезнь, а самый яркий признак здоровья и благоденствия. Женщины, а особенно девушки, специально подшивают под платья небольшие вставки, чтобы казаться полнее.

В некотором смысле даже к лучшему, что менги не завезли зерно. О том, как выращивать хлеб, Саян имеет весьма смутное представление. В голове крутятся цветные картинки из школьного букваря: большой комбайн с торчащей в строну трубой, который не спеша ползёт по огромному полю с золотыми колосьями. Другое дело картошка.

После развала СССР, в самые голодные перестроечные годы, родной комбинат предоставил отцу Сергея небольшой участок земли. Подшефный колхоз выделил оголодавшим пролетария большой луг. Именно на том лугу, в десяти километрах от города, Сергей в деталях и подробностях освоил науку выращивания картофеля.

Поднимать целину пришлось по старинке, штыковой лопатой. Сергей до волдырей натёр руки, тогда как спина обгорела под жаркими лучами майского солнца. Потом была бесконечная борьба с живучими сорняками, окучивание два раза за лето. Как апофеоз, сбор урожая и перетаскивание тяжёлых пыльных мешков с поля до машины, а потом из машины на пятый этаж до балкона. От работы на плантации не спасла даже летняя сессия на первом курсе.

Так что, закапывая фиолетовые клубни под свежевскопанный дёрн, Саян отлично знал, что делать дальше. К счастью, срок посадки, начало лета, не самый поздний. Хоть какой-то урожай обязательно вырастет. На всякий случай треть клубней Саян решил сохранить до следующей весны. Если получится, конечно.

Глава 16. «Пленник».

Сизое облачно дыма неторопливо поднимается к светлой дыре. Под сводом высокого шалаша её ждёт свобода. Вот облачко вытянулось в полупрозрачную полоску, выгнулось и выскользнуло наружу. Гдё-то за краем ямы трещит костёр. Несколько крошечных искорок, сгорая на лету, мелькнуло в жидком полумраке. Надсмотрщики, тихо переговариваясь на своём диком языке, подбросили в огонь сырых дров.

Старые потёртые шкуры далеко не лучшая в мире подстилка. Но они всё же лучше голого песка. Дрир, лёжа на крошечной террасе, отрешённо наблюдает, как дым от невидимого очага уходит в яркое пятно синего неба.

На душе тихо и пусто, как в пересохшем колодце. Былой страх, словно исполинский лесной пожар, испепелил душу и ушёл. От величественного домика надежды остались закопчённые развалины. Прошлого нет, ибо оно потеряно навсегда. Будущего нет, ибо он пленник в далёком чуждом краю. Есть только настоящее, краткий миг между прошлым и будущим.

Дрир тяжело вздохнул и оторвал взгляд от яркой дыры под сводом высокого шалаша. Он словно молодой зелёный листок, одинокий и заброшенный, который злая буря оторвала от родного дерева и унесла далеко, далеко, за тысячи километров. Вопреки ожиданиям, люди не убили его. Хотя… За четыре дня такого насмотрелся…, такого натерпелся… На душе тихо и пусто, как в жаркой степи в разгар лета.

Надежды на удачное возвращение домой и щедрое вознаграждение от витуса Девиго разом рухнули под топорами дикарей. Никакие они не трусы, как болтали старики и старухи. Наоборот: подлая, но очень умная атака на спящий лагерь доказала обратное. Витус Девиго всё время твердил: побегут, побегут, только лови. Побежали, только не в ту сторону и не те. Не ловить, а отбиваться пришлось.

Там, на поляне, где валили огромные деревья, дикари привязали его к высокому пню. Дрир поёжился. До сих пор противно вспоминать, как люди разделались с павшими товарищами. Никакого понятия о приличии. С трупов сняли всё, буквально всё. Дикари не побрезговали даже набёдренными повязками. И, окончательно поправ всё святое, что только есть на этом свете, отрубили погибшим руки. А их страшный вожак большим синим топором отрубил ладье нос.

Великолепный речной корабль дикарям совершенно ни к чему. Они разломали ладью на куски и сложили из них огромный погребальный костёр. Обнажённые тела товарищей полетели в ревущее пламя. Последним… Живот судорожно дёрнулся и попытался выплеснуть содержимое наружу. Но выплёскивать нечего, Дрир только зашёлся глубоким кашлем. Во рту остался горький привкус. Последним в огонь закинули благородного Девиго. По великолепным золотым волосам только и удалось узнать атамана. Дикари с невероятной жестокостью искромсали тело благородного вдоль и поперёк.

Словно дохлых овец, без молитв и подношений Великому Создателю, тела павших товарищей сожгли в исполинском костре. Пепел, головёшки и обломки костей сгребли и бросили в реку. Вода подхватила обугленные останки и понесла их далеко, далеко на юг, домой, куда, Дрир тяжело вздохнул, ему самому никогда не вернуться.

Того самого парня, что грубо выдернул из спального мешка, вожак назначил презренным надсмотрщиком. Дикарь, хоть и позволил подобрать сапоги и шерстяную рубаху с длинными рукавами и штаны, забрал себе великолепный спальный мешок дяди Зепана. Не отходя ни на шаг, буквально наступая на пятки, молодой дикарь постоянно ругался, плевался и всё норовил разбить нос. Издеваться издевался, но не убил. Вожак невероятным образом умудряется держать этот дикий сброд в узде. До поляны с примитивным идолом из камня Дрир дошёл вконец разбитый, оплёванный, но по-прежнему живой.

На этот раз его привязали к сосне. Надсмотрщик грубо прижал к дереву и туго стянул руки. Шершавый ствол пах свежей смолой. Мелкие кусочки коры сыпались за воротник рубахи. Обломок веточки больно упёрся в спину чуть ниже левой лопатки. При малейшем движении мелкий пенёк впивался в кожу. Но на этом мучения только начались. Желудок вновь противно дёрнулся, Дрир сплюнул горькую слюну. То, что он увидел на поляне с каменным идолом… Уж лучше бы он потерял сознание раз и навсегда.

Стало ясно, зачем вожак дикарей отрубил ладье нос и упорно волок его несколько километров. Дикари развели перед каменным идолом большой костёр. Под восторженные вопли приспешников, вожак водрузил деревянный обрубок на пылающую кучу. Размахивая топорами и копьями, вопя что-то несусветное, дикари пустились в сумасшедший пляс.