— Префект? — удивился царедворец. — Что случилось?

Катон молча кивнул на стражника, проводившего его к входу в царские покои.

— Хотелось бы наедине…

Термон услал стражника, а когда они остались одни, вопросительно склонил голову:

— Ну, так в чем дело?

— Князь Амет найден мертвым. Убит.

— Убит?! — Термон стиснул перед собой сведенные ладони. — Как?!

— Кто-то перерезал ему горло. Тело нашел я. — Чтобы не возникло подозрений, обстоятельства Катон изложил чуть подробней: — Вернее, мы вдвоем, с дочерью посланника. Случайно, у лестницы сторожевой башни. Видимо, за князем кто-то крался после того, как он ушел с пира. Убийца оглушил его сзади и заволок в лестничный колодец, где и завершил свое дело.

— Откуда вы можете это знать?

— Находиться в башне у Амета не было причины. А кровь натекла вокруг лужей. Отметин, что его волокли по земле, не обнаружено.

Термон, удовольствовавшись объяснением, кивнул.

— Правителю никто еще не докладывал?

— Нет. Потому я и здесь. Посланник Семпроний рассудил, что лучше будет послать меня к вам.

— Вероятно, он прав. Я сам обо всем доложу. Где тело?

— В караульне возле ворот.

— Кто там находится в данный момент?

— Центурион Макрон и посланник с дочерью.

— Значит, так. Найдите начальника дворцовой стражи и князя Балта. Пусть присоединятся к нам там.

Князь Балт подошел последним. Он был уже в простой ночной рубахе и прибыл в сопровождении своего верного Карпекса. Причину вызова Катон князю не сообщил; сказал лишь, что его срочно просил прийти дворцовый распорядитель. В караульную князь ввалился донельзя раздраженный.

— Кто-нибудь потрудится мне объяснить, что здесь, Сотис[23] вас пожги, происходит?

Вокруг стола стояла небольшая группа людей, и когда они обернулись к вновь прибывшему, Балту стало видно тело, а также склонившийся над ним отец, который не сводил глаз с лица своего мертвого сына. Балт устремился через комнату и, узнав своего брата, резко замедлил ход.

— Амет? Мертвый?

— Да, князь, — скорбно кивнул Термон.

С минуту Балт расширенными глазами смотрел на своего бездыханного брата.

— Когда это случилось?

— Вскоре после завершения пира.

Катон осторожно кашлянул:

— Этого мы пока точно не знаем. Князь Амет ушел до его окончания. Вероятно, убийца поджидал его снаружи, или же это был кто-то из гостей, ушедших вскоре после него.

— Ах вот как. Понятно…

Балт перевел взгляд на отца. Вабат сидел возле тела на лавке, неотрывно глядя на застывшее лицо, которое, казалось, смотрит на него встречно своими окаменевшими немигающими глазами. Вот старик приподнял руку и нежно погладил покойника по волосам, смахивая их со лба. Одна из прядок, стоило Вабату убрать с нее ладонь, тут же пружинисто скользнула на место.

— У него всегда были упрямые вихры, — с кроткой и печальной улыбкой заметил старик, — с самого детства… Сынок мой. Мой мальчик.

Он подался вперед и поцеловал мертвеца в лоб, вслед за чем припал к голове Амета щекой. По морщинистому, дряблому лицу Вабата скатывались слезы.

Все в безмолвном оцепенении смотрели, как правитель горюет по сыну. Наконец и Балт опустился напротив отца на колени и, неловко протянув руку, положил ее Вабату на плечо.

— Отец. Мне так жаль.

Вабат продолжал плакать; грудь его судорожно вздымалась, и он вряд ли замечал тех, кто стоял вокруг него. Даже такая августейшая особа, как монарх, перед телом умершего сына ужалась до размеров обыкновенного человека, убитого горем отца. Катону хотелось предложить хоть какое-то утешение, какую-то помощь, но он понимал, что даже сейчас, в этот сокровеннейший из моментов, существует неодолимый барьер царских знаков отличия, переступить который нельзя. В руку Катону скользнула чья-то жаркая небольшая ладонь, и он, глянув мельком, увидел, что на него снизу вверх смотрит Юлия; видно было, что она разделяет его чувства, это бессильное желание помочь.

Наконец, деликатно кашлянув, тихо подал голос Термон:

— О венценосец… Могу ли я чем-то поспособствовать?

— Кто это сделал?

— Мы не знаем, о венценосный. Тело только что обнаружено.

— Кто его нашел?

— Я, — нервно сглотнув, выговорил Катон.

— И я, — поспешила добавить Юлия. — Здесь, в сторожевой башне, венценосец.

Вабат поочередно поглядел на них заплаканными глазами.

— Он был еще жив, когда вы его нашли?

Катон мрачно покачал головой:

— Уже мертв. Спасти его мы не могли.

Вабат покосился вниз на тело, затем на Термона.

— Мне нужно, чтобы нашли убийцу. Неважно, как ты это осуществишь, скольких подозреваемых запытаешь. Но сыщи убийцу.

— Слушаю, о венценосец. Приложу все силы.

— Еще б ты не приложил. Ох, кто-то за это у меня поплатится. — Вабат с полубезумной улыбкой повел головой из стороны в сторону. — Смертью, лютой! А если убийца найден не будет, то вместо него смерти будешь предан ты.

— Мой повелитель?.. — опешил управляющий, отпрянув под зловещим взглядом своего хозяина.

— Не вполне справедливо, о венценосец, — попробовал встрять Семпроний. — Этот человек невиновен. Я вынужден возразить против такой угрозы.

— Возражай, римлянин, возражай, — апатично усмехнулся Вабат. — Хоть завозражайся. Это мое царство. И правит здесь моя воля. Термон сделает так, как я велю, или же заплатит цену. Как заплатил ее мой сын. Мой мальчик, — голос Вабата дрогнул вместе с тем, как он снова поглядел вниз. — Я ведь с ним так и не простился. Мы расстались по-плохому, и он никогда теперь не узнает, что я любил его. Как может отец вынести такое? Я утратил его. Потерял навсегда. — Вабат понурил голову, и грудь его снова сотрясли глухие рыдания.

С глубоким вздохом заговорил Балт:

— Отец. Но у тебя по-прежнему есть я. Вот он я, здесь, подле тебя.

Вабат резко вскинул голову:

— Ты? Тебя я не ставлю ни в грош. Единственный сын остался мне: тот, который неспособен править моим царством хоть с малой долей ответственности. О боги, за что караете?

Балт застыл. Губы его сжались тонкой полоской, лицо окаменело в горькой ярости.

— Я в ответе, отец. В ответе за многое, и шел сюда, пробиваясь через кольцо врагов, чтобы быть и сражаться рядом с тобой. Неужто я недостоин никакого уважения, неужто не заслужил от тебя никакой любви?

Вабат впился в него взглядом, а спустя секунду-другую вяло качнул головой:

— Ты хочешь лишь моего трона, когда меня не станет. Амет мог бы стать правителем до… этого. — Он указал на тело, болезненно сморщившись от вида безобразного шрама на горле убитого. — Теперь его нет. Как тебя, должно быть, радует такое положение, Балт. Ты ведь дождаться не можешь, когда в руки тебе упадет мой венец. Я это вижу по твоим глазам.

— Отец. Ты потерял сына, а я — брата. Неужто ты не дашь мне хотя бы разделить твое горе? — Балт скорбно простер к правителю руки. — Отец!

Секунду Вабат взирал на своего единственного теперь сына с болью, после чего, сузив глаза, смахнул его руку у себя с плеча.

— Змий, да как ты смеешь! Ведь ты, ты за всем этим стоишь! Ты и эти твои римские друзья!

— Римские друзья? — Балт, словно не веря своим ушам, покачал головой. — Отец, ты обвиняешь меня в этом убийстве? Убийстве моего родного, единоутробного брата? Да как бы я мог!..

— Я знаю тебя. Знаю твое властолюбие. Ты желаешь лишь одного: моего престола. — Взгляд правителя загнанно мелькнул по посланнику и прочим находящимся в комнате римлянам. В нем читался страх. — Враги. Меня окружают враги, — заключил он.

Семпроний покачал головой:

— Венценосец, уверяю тебя, мы твои верные союзники. И непричастны к гибели твоего сына.

Вабат оцепенело на него смотрел, и Семпроний указал на Макрона с Катоном:

— Разве само присутствие здесь этих двоих офицеров и их людей не доказательство нашей доброй воли к твоему царству? Мы не враги тебе. Жизнью своей дочери, которая мне дороже всего на свете, клянусь в этом.