Макрон между тем продолжал:

— Семья у нее погибла во время мятежа, а вчера за ними откочевал и ее братик — совсем еще малыш, осаду ему было не пережить. Так вот, я тут подумал… — Макрон застенчиво поглядел на Юлию. — Ведь юной римской госпоже наверняка нужны бывают и хорошие слуги, и помощники? При ее-то добром, отзывчивом сердце…

— Вот как? — Юлия возвела брови. — А от кого это вы, интересно, насчет сердца слыхали?

Макрон неловко кашлянул.

— Ну, это… Я тут подумал, может, вы ее себе возьмете кем-нибудь. А то у нее в Пальмире нет никого. Ни семьи, ни друзей. Дом у нее сгорел, живет с самого окончания осады на улице. Я-то сам, — Макрон прокашлялся, — я-то сам приглядывать за ней не могу. Так что, может быть, вы, моя госпожа?

Юлия смешливо посмотрела на него, затем оглядела бедную замарашку.

— Ладно, возьму. Что-нибудь придумаем.

Лицо Макрона просветлело.

— Спасибо вам. Э-э… от ее имени. Ну а теперь, — он кивнул на свиток, который сейчас держал Катон, — тебе надо это прочесть. Давай-давай, действуй.

Катон поглядел на сломленную печать.

— Давай лучше, для сбережения времени, ты мне содержание передашь на словах.

— Ну ты и лентяй, — расплылся в улыбке Макрон и хлопнул друга по плечу. — Ладно, так и быть. Нарцисс ознакомился с нашим донесением и отзывает нас в Рим. Работа сделана, и нам здесь больше торчать нечего. А кроме того, он пишет, что нас ждет новое назначение в легион. Так что сирийские части мы покидаем сразу же, как только возвращаемся в Антиохию, а оттуда направляемся к побережью, где первым же кораблем отплываем в Остию, ну и… Да что это я, попугай, что ли? Сам читай!

— Новости просто-таки отменные, — улыбнулся в ответ Катон, постучав по пергаменту пальцем. — Не знаю, можно ли что-то добавить к тому, что ты мне сейчас сообщил.

— Да ты читай, читай.

— Прочту чуть погодя. Но и у меня есть для тебя кое-какие новости. И тоже хорошие.

— Вот как? — удивился Макрон. — Так что ж ты, забодай тебя комар, тихушничаешь! А ну давай выкладывай!

— Изволь. — Катон, взяв Юлию под руку, поднял ее и поставил рядом с собой. — Похоже, мы с Юлией все-таки женимся.

— Женитесь? — брови Макрона поползли вверх. — Луций Семпроний, сенатор, дал-таки свое согласие?

— Представь себе. И в самых изысканных выражениях. Я уж, признаюсь, одно время начал волноваться, не приберегает ли он мою суженую для Балта. Но вышло так, что…

По лицу Макрона пробежала тень.

— Н-да. Несправедливо с ним.

— Уж как обернулось. — Катон, приобняв Юлию за плечо, притронулся губами к ее лбу. — Как только прибудем в Рим, займемся приготовлениями.

— Надо же, драть меня некому, — в замешательстве проговорил Макрон, но тут же галантно исправился: — То есть я хотел сказать, самые мои сердечные поздравления. Вам обоим.

— Спасибо на благом пожелании, солдафон Макрон, — рассмеялась Юлия.

— Да-да, спасибо, — торопливо присоединился Катон. — Честно сказать, согласие Семпрония меня и самого изрядно удивило. До сих пор не могу опомниться.

— Давай уже, приходи в чувство, — делая вид, что щиплет, сказала ему Юлия. — Это ведь я сама решила за тебя выйти. Надо быть на редкость отважным отцом, чтобы препятствовать такой, как я.

Макрон, поедая Юлию взглядом, театральным жестом поднес к губам руку и громко прошептал:

— Катон, друг мой, надо быть осторожным с эдакой амазонкой. Особенно с ее скалкой.

Юлия шлепнула Макрона по ладони, и не успел он опомниться, как она продела ему под мышку руку, захомутав таким образом сразу двоих мужчин.

— Ну что, дело сделано. А теперь все идем на праздник. Уж надеюсь, в вине нам нынче не откажут. И ты давай с нами, — приостановившись, улыбнулась она Джесмии. — Пора бы тебе поесть чего повкуснее.

Девчушка, моргнув, кивнула так пылко, что вызвала у всей троицы смех.

— Ну а нам, кто повзрослее, — глаза Юлии задорно блеснули, — можно и чего-нибудь выпить. Как там говорится: чарка хороша за рожденье малыша?

Макрон оторопело поймал взгляд Катона.

— Она еще не?..

— Да вроде нет, — озадаченно ответил тот.

Юлия рассмеялась. Надо же, два воина, прошли огонь и воду, а тут растерялись, как дети.

— Что, поговорки испугались? Не бойтесь. Хотя в каждой шутке… Ну давайте уже, шевелитесь!

Руины Пальмиры и поныне стоят в пустыне на востоке Сирии, маня к себе сегодняшних туристов. Многое из того, что осталось, дает представление о том, как строился и жил этот город всю долгую череду веков от своего основания. Своеобразная кульминация истории Пальмиры, ее водораздел, наступает примерно через двести лет после описываемых здесь событий, когда воительница Зенобия пусть ненадолго, но все же грозила взять под свою власть всю восточную половину Римской империи. Эта история сама по себе наидраматична (возможно, я когда-нибудь к ней подступлюсь). Описывая Пальмиру такой, какой она была в середине I века н. э., я допустил некоторые вольности. Так, в книге, где у меня значится цитадель, на самом деле возвышался огромный храм; вместе с тем я достаточно правдив в описании более поздних контуров городских стен.

Пальмирское царство роковым образом располагалось меж двух мощнейших империй, разделенных пустыней. Империи эти, Рим и Парфия, долгое время пребывали меж собой в состоянии затянувшейся холодной войны, которая порою разрасталась и в открытые боевые столкновения, отнюдь не всегда завершавшиеся в пользу Рима. Так, в I веке до н. э. в битве при Каррах оказалась наголову разгромлена могучая армия под началом Красса; неудачно сложился и поход Марка Антония, которого через несколько лет после этого сокрушил его политический оппонент Октавиан (позднее ставший Августом).

Действие романа приходится на то время, когда Пальмира медленно, но верно втягивалась в состав Сирии, в ту пору римской провинции. Осуществлялось такое втягивание, как правило, через договоры, придававшие статус протекторатов небольшим царствам, окружавшим Римскую империю. В обмен на заступничество Рима автономия властителей, подписывавших эти коварные соглашения, постепенно размывалась, а их земли в конечном итоге присоединялись к империи.

Главной трудностью для римских армий была высокая мобильность парфянского войска, состоявшего по большей части из конных лучников и небольшого контингента тяжелой ударной кавалерии. Римлянам было очень непросто изыскать способ пригвоздить неприятеля к месту на время, достаточное для того, чтобы к нему придвинулись легионы — можно сказать, прообраз тактики асимметричной войны.[30] Единственным способом втянуть парфян в полномасштабное сражение было навязать им для боя стесненный, замкнутый рельеф местности. Хитрость состояла в том, чтобы заманить в ловушку парфян, которые, если успех боя не предрешен, крайне осторожно шли на сближение с неприятелем. Иными словами, эта тактика — нечто весьма созвучное плану, задуманному в романе действующим префектом Второй Иллирийской.