С пояса свисало несколько ярко-голубых ящерок, головы их волочились по земле. В остальном ничего незнакомого в фигуре не было.
Отцепив добычу от пояса, Мадж бросил ее на землю около костра и, хмурясь, повернулся к кружку наблюдателей.
– Ну, чего глаза-то повыкатывали, а? – Он согнулся над ящерицами, вытащил нож и пропорол пузо одной из жертв. – Ща, чуток подождите, я их выпотрошу, и пожарим. Пальчики оближешь вот, ежели лимнигона, прыгуна болотного, правильно приготовить.
Клотагорб перестал бормотать и жестикулировать. Он казался слегка разгневанным.
– Отличное утречко для охоты, – доброжелательно сообщил разговорчивый выдр. – Земля влажная, повсюду следы, вота я и встал пораньше, чтоб кладовку нашу наполнить. – Он выпотрошил последнюю ящерицу и начал сдирать с них кожу. Потом остановился, заметив, что все так и не сводят с него глаз, и, недоуменно встопорщив усы, спросил:
– Ну че таращитесь-то, а, че тут случилось?
Джон-Том подошел поближе, хлопнул выдра по плечу.
– А мы было подумали, что ты дал деру. Я знал, Мадж, что ты не сделаешь этого.
– Вот еще придумали, – послышался возбужденный ответ. Мадж ткнул ножом в сторону Клотагорба. – Тока не сомневаюсь, что его мозговитость щас прихватит меня каким-нибудь тухлым волшебным словом… И тока потому, что я решил действовать по собственной воле. Наверняка и розыскным заговором пригладит…
– Ну что ты, не настолько же… – пробормотал Клотагорб. Джон-Том осуждающе поглядел на чародея.
– Ты не пойми меня не так, приятель, – сказал выдр Джон-Тому. – Ты мне нравишься и две дамочки-дорогушечки тоже, хотя, случается, и нос дерут, даже старина Пог может составить недурную компанию, если захочет. – Поглядев с ветки вниз, мыш пренебрежительно фыркнул и продолжил утренний туалет.
– А вот чтоб он меня по суставчику раздернул – не хочется мне этого. Да я же говорил, – выдр блаженно улыбнулся. – Вот эта угроза меня и держит. Я прекрасно понимаю, что и пытаться незачем.
– Но мы же не совсем поверили в это. То есть уверенности…
– Не надо, шеф. Не желаю слушать. – Выдр поставил филейчики на огонь и перебрался на замшелое бревно. Стянул с себя сапоги. Перебирая мохнатыми пальцами, перевернул обувь и ударил лапой по каблуку. Посыпались камешки.
– Вляпался, когда погнался за ними. Но стоило. Они еще достаточно молодые, значит, не жесткие, и мяса хватит. Сказать правду, надоели уже орехи, ягоды и вяленое мясо. – Он натянул сапог.
– Ну, чего – подходите. Неужели и впрямь кто подумал, что я дал деру? Ладно, займемся делом. Пора завтракать. – Он подошел к костру. – Может, я и темнота, и ругатель, и развратник, и подонок. – Он протянул лапу к округлому задку Талеи, немедленно отскочившей в сторону. – Но есть во мне и хорошее. Скажем, я лучший повар по эту сторону Нижесредних болот. – Он подмигнул Джон-Тому. – Привык, знаешь, есть за долгую жизнь.
Больше о дезертирстве речи не было. Ящерицы оказались куда менее привлекательными, чем обыкновенное жаркое, но Флор с явным аппетитом запустила зубы в свою порцию, поэтому Джон-Тому колебаться не приходилось.
– Muy bueno![23] – Облизнув пальцы, Флор обратилась к Маджу: – Может быть, я теперь как-нибудь сумею сделать для тебя мои quesadillas[24].
Мадж паковал вещи.
– Может быть, я теперь сумею сделать одну Кинтеру?
– Нет-нет, quesadillas, Кинтера – это… – Открыв рот, Флор, к изрядному удивлению Джон-Тома, покраснела. Румянец очень шел к ее смуглым щекам. Он хотел что-то сказать, однако указать выдру на недопустимое нахальство как-то не получалось. Он просто не мог видеть в мохнатом спутнике соперника. Это было бы вовсе не по-человечески.
Закинув за плечи мешки, они направились через поляну. Джон-Том болтал с Маджем и Клотагорбом, тем временем Флор занимала ворчливого, однако вовсе не упирающегося Пога. Она хотела выяснить обязанности фамулуса, и тот охотно перечислял самые неприятные из его повседневных дел… Но так, чтобы не слышал волшебник.
Под подошвами то и дело хлюпала вода. Ночной дождь оставил на поляне небольшие лужи. Самые крупные путники обходили, и никто не заметил, что формой они все одинаковы – отпечатки копыт, вдавившиеся в расплавленный камень.
Джон-Том не был готов увидеть такое… Он ожидал, что Вертихвостка окажется тихой и кроткой.
Это был буйный широкий поток, кое-где мерцали белые гребешки – там течение бежало с востока на запад. Глубину определить было трудно, но река казалась достаточно широкой и глубокой для хорошего корабля. Она напомнила ему фотографии Огайо в колониальные времена, конечно, не потому, что Джон-Том надеялся увидеть здесь пароход… даже с колесом.
Наверное, такой большой река показалась ему по контрасту. Здесь ему попадались все ручейки и речушки. И в сравнении с ними Вертихвостка была огромной. Вдоль берегов ее выстроились ивы и кипарисы, кое-где строй нарушали березовые рощи, тянувшие к усеянному облаками небу костистые пальцы веток.
Они повернули на восток и побрели вверх по течению. Берега реки покрывали густые заросли. Перепутанные кусты лунной ягоды часто заставляли их менять направление, шипы цеплялись к одежде и старались добраться до тела.
Наконец они обнаружили то, что разыскивал Клотагорб: плоский язык песка и гравия, вдающийся в реку. На скудной почве прозябали редкие кусты. В разлив полуостров, конечно же, уходил под воду. Ну а сейчас он представлял собой хорошее место для высадки, откуда удобно было посигналить попутному судну.
День шел за днем, однако никаких лодок не появлялось.
– В это время года торговцы плавают редко, – оправдывался Клотагорб. – Другое дело весной, когда вода стоит выше и верхние пороги затоплены. Если в ближайшее время мы ничего не заметим, придется придумывать что-то самим. – В голосе его слышалось раздражение, вызванное отчасти тем, что Талея оказалась права и путешествовать надо было все-таки по суше.
Следующие два дня вселили кое-какие надежды. Мимо прошло несколько лодок, но в обратную сторону – вниз по течению к Глиттергейсту, к далекому Снаркену.
Джон-Том использовал время, чтобы практиковаться на дуаре. Он все старался овладеть двойным набором струн, но играл тихо и не пел – чтобы не накликать невзначай какую беду. В такие моменты гничии всегда роились над ним, и он уже начинал овладевать умением не следить за ними час за часом, напрасно пытаясь углядеть очередного.
Однажды какой-то светящийся червь в фут длиной выполз с мелководья. Существо это плясало и извивалось возле ног Джон-Тома, а потом исчезло в воде, едва юноша прекратил играть.
Инструмент просто заворожил Флор. Невзирая на опасения Джон-Тома, она настояла, чтобы он дал попробовать и ей. Однако девушка сумела взять только несколько основных аккордов, а потом вернула «гитару» Джон-Тому и стала слушать его игру.
Этим и была она занята в то утро, когда у воды раздался крик Талеи.
– Корабль! – Стоя на песчаном мыске, она показывала на запад.
– Большой? – Клотагорб, пыхтя, заторопился к ней. Джон-Том закинул дуару за спину и вместе с Флор подошел к ним.
– Не могу сказать. – Талея щурилась, прикрывая глаза рукой.
На солнце набежало облачко, однако вода блестела так, что глаза слезились.
Вскоре корабль оказался перед ними. Прочный корпус был заострен с обоих концов. На двух мачтах – на носу и корме – располагались большие квадратные паруса. Посреди палубы находилась высокая надстройка, с высокого полуюта кто-то правил длинным рулевым веслом.
Кроме того, вдоль бортов бегали какие-то существа. Они наваливались на длинные шесты, и Джон-Тому показалось, что среди покрытых шерстью фигур мелькают и несколько человеческих.
– Миниатюрная помесь килевого шлюпа и галеона, – задумчиво пробормотал молодой человек. Смочив палец, Джон-Том проверил направление ветра. Тот дул вверх по течению. Сперва под парусами – против течения, наверху паруса спустят, и судно направится по течению вниз. В такой день, как сегодня, подниматься было трудно. Ветер был слабоват, и корабль подталкивали шестами.
