Сколько еще потребуется смертей ради исполнения твоих гнусных планов?.. — Голос Карамона упал до свистящего шепота. — Но теперь все кончено, брат мой. Больше никто не погибнет из-за тебя, никто, кроме одного человека — Карамона. Это будет справедливо, не правда ли, Рейст? Мы вместе пришли в этот мир и теперь вместе умрем.

Гигант сделал еще один шаг вперед. Рейстлин хотел что-то сказать, но Карамон перебил его:

— Ты не посмеешь воспользоваться магией, чтобы остановить меня, братец.

Сейчас ты не можешь этого сделать. Я знаю, заклинание, которое ты готовишься применить, потребует всех твоих сил. Если ты истратишь на меня хоть каплю, то не сможешь перенестись в будущее или куда там ты задумал бежать. В любом случае моя цель будет достигнута: если ты не погибнешь от моей руки, то на тебя обрушится гнев богов.

Некоторое время Рейстлин молча смотрел на Карамона, потом пожал плечами и как ни в чем не бывало вновь углубился в свою книгу. Гигант сделал еще шаг, потом другой. Заслышав лязг золотых доспехов, маг глубоко вздохнул и опять поглядел на близнеца.

— Ты ошибаешься, брат, — тихо сказал Рейстлин, — погибнет еще один человек.

Он бросил взгляд на Крисанию. Карамон тоже посмотрел на жрицу, и она увидела в его глазах искреннюю жалость, однако решительное выражение не исчезло с его лица.

— Боги возьмут ее к себе, — сказал Карамон. — Она принадлежит к истинным жрецам. Никто из них не погиб при Катаклизме, и именно поэтому Пар-Салиан послал ее в прошлое. Взгляни, ее ждут.

Он протянул руку, указывая на что-то позади Крисании, но ей не нужно было оборачиваться — она и без того уже некоторое время чувствовала в лаборатории присутствие Лоралона.

— Ступай с ним, Посвященная, — сказал Карамон. — Твое место там, где свет, а не в этой тьме.

Рейстлин молчал. Он по-прежнему неподвижно стоял у стола, прижимая пальцами страницы колдовской книги.

Крисания боялась пошевелиться. Слова Карамона гремели в ее мозгу, она хорошо их расслышала, но они ничего не значили для нее. Крисания видела только одно: с сияющим медальоном в руке она ведет за собой тысячи людей. Ключ…

Врата… Ей нужен ключ, чтобы открыть эти таинственные Врата! И тут же она увидела перед собой Рейстлина, который Держал заветный ключ в руках. Рейстлин мания ее, звал, и Крисания снова почувствовала не своем челе обжигающее прикосновение его губ.

Белый свет за се плечом замерцал и погас. Лоралон исчез.

«Я не могу…» — хотела сказать Крисания, но голос не повиновался ей.

Впрочем, слова были не нужны — Карамон понял и так. Некоторое время он с жалостью смотрел на жрицу, потом тяжело вздохнул.

— Да будет так, — решительно сказал он и вступил в начерченный на полу круг. — Что для нас еще одна смерть, не так ли, брат?

Крисания с благоговейным ужасом смотрела на сверкающий в свете магического кристалла окровавленный меч. Она живо представила себе, как клинок пронзает ее тело, а заглянув в глаза Карамона, поняла, что и он подумал о том же. Но жрица знала, что теперь ее смерть не остановит Карамона. Она была просто препятствием на его пути, которое не давало ему приблизиться к истинной цели — к брату.

«Какая жуткая ненависть!» — подумала Крисания, но, вглядевшись в глаза Карамона, вдруг поняла, что она не права. «Какая страшная любовь!»

Крисания отступила к Рейсшину и закрыла его своим телом. Карамон придвинулся ближе и занес сверкающий меч. Жрица поняла, что сейчас умрет.

В отчаянии Крисания стиснула в кулаке медальон Паладайна.

— Остановись! — закричала она и зажмурилась от страха.

Тело Крисании непроизвольно напряглось в ожидании страшной боли, но ее вое не было. Потом она услышала звон упавшего на пол меча и мучительный стон. От внезапной слабости ноги Крисании подогнулись, и она почувствовала, что падает.

Но тут сильные руки подхватили ее, обняли за плечи, и мягкий голос торжествующе произнес ее имя. Теплая тьма закружила Крисанию, и она стала медленно тонуть, захлебываясь бархатистым, ласковым мраком. В это время над ухом ее зазвучали странные слова, произносимые на языке магии.

Голос Рейстлина, читающего заклинания, окреп, набрал силу, и заклятие зазвенело под каменными сводами пещеры-лаборатории. Вспыхнул и погас серебристый свет. Руки мага стиснули Крисанию так крепко, что она едва могла вздохнуть, однако возбуждение, овладевшее Рейстлином, передалось и ей. Крисания прильнула всем телом к черной мантии мага, обняла его руками за шею, положила голову ему на грудь, и они закружились в темноте. Слова, которые произносил Рейстлин, слились с шумом крови в ее ушах и с песней камней Истарского Храма…

Единственное, что нарушало гармонию волшебной музыки — это хриплый, мучительный стон.

Тассельхоф Непоседа тоже услышал песню камней и безмятежно улыбнулся. Ему грезилось, что он снова стал маленькой мышкой, притаившейся под шкафом в лаборатории Пар-Салиана. Под эту песню он пересек магический круг, нарисованный на полу серебряной пудрой, и очутился…

Внезапно кендер очнулся. Он лежал в полутемном коридоре, на холодном каменном полу, придавленный кучей мусора и гнилого дерева. Земля под ним снова начинала дрожать, и по быстро нарастающему внутри него, неведомому прежде страху Тас понял, что на этот раз боги не намерены шутить, — это землетрясение не закончится до тех пор, пока не свершится их воля.

— Крисания! Карамон! — крикнул Тас, но услышал в ответ лишь эхо собственного голоса, вернувшееся к нему из дальнего конца коридора.

Тас с трудом поднялся на ноги и, не обращая внимания на боль в голове, подошел к двери, за которой исчезла Крисания. Факел на стене чудом не погас, и кендер вынул его из гнезда, хотя для этого ему понадобилось вскарабкаться на вывалившийся из стены камень.

В комнате было темно и пусто. Казалось, это единственное место на земле, в котором не ходит ходуном пол и не сыплется с потолка мелкий мусор. «Магия!» — понял Тас, узнав магические принадлежности, в беспорядке разбросанные по лаборатории. Высоко подняв над головой факел, он попытался обнаружить следы Крисании, но в огромной комнате-пещере не было ни одной живой души, кроме запертых в клетках кошмарных тварей. Порождения тьмы, предчувствуя свой скорый конец, яростно кидались на прутья решеток и грызли железо, не желая расставаться с жизнью, какой бы мучительной она ни была.

Тас в отчаянии огляделся. Куда они подевались?

— Карамон? — жалобно позвал кендер, но в ответ услышал лишь далекий нарастающий гул. Даже каменный пол лаборатории чуть дрогнул у него под ногами, и на полках тихонько задребезжало стекло.

Тас снова приподнял факел и увидел на полу возле массивного стола холодный блеск металла. Поминутно обо что-то спотыкаясь, кендер опасливо приблизился.

Вскоре его маленькая ладонь сомкнулась на рукояти гладиаторского меча.

Глядя на покрытое засохшей кровью лезвие, Тас пошатнулся и оперся о стол. Затем он увидел на полу кусок белой ткани, который был придавлен широким клинком. В свете факела тускло блеснул вышитый золотыми нитями Дракон — символ Паладайна.

Стол был окружен широким кругом, начерченным магическим порошком, который совсем недавно был серебристым, а теперь на глазах темнел и таял.

— Никого нет, — обращаясь к плененным чудищам в клетках, тихо сказал кендер. — Все ушли… Я совсем один…

Яростное содрогание земли заставило Таса шлепнуться на четвереньки. Факел выпал из его руки и погас. Над головой кендера раздался громовой гул, едва не оглушивший его. Тас посмотрел вверх и обомлел — потолок пещеры треснул и разошелся: это, не выдержав напряжения, раскололось скальное основание и фундамент Храма.

Храм стремительно разрушался. Крошился мрамор, рассыпались стены, лопались перекрытия этажей, и наконец гигантское здание раскрылось, как раскрывается на рассвете бутон розы. Кендер следил за этой величественной картиной до тех пор, пока не раскололась и не рухнула на землю, сокрушая стены и превращая в руины ближайшие городские постройки, последняя из уцелевших башен Храма.