— Мы центр мироздания, говорил он голосом столь прекрасным, что, вслушиваясь в его музыку, можно было не думать о смысле слов. Истар, возлюбленный град богов, находится в центре мироздания, а наш храм, выстроенный в сердце города, является поэтому средоточием всего сущего. Как кровь, которая расходится из сердца в самые дальние уголки тела, так свет нашего учения и веры, распространяясь из храма, непременно доходит до самого последнего человека на Кринне. Помните об этом, отправляя наши ежедневные службы, ибо вы, кто трудится здесь, любимы богами. Точно так же, как прикосновение к единственной тоненькой нитке сотрясает всю паутину, так и каждое ваше действие, каждый, пусть самый незначительный, поступок будут ведомы всему Кринну.
Подумав об этом, Денубис брезгливо содрогнулся. Он очень не любил, когда Король-Жрец использовал свою излюбленную метафору. Денубис терпеть не мог пауков.
На самом деле он ненавидел не только пауков, но и всех насекомых, в чем, однако, никогда не признавался, — эта тщательно скрываемая слабость изрядно его мучила. Разве не предписывалось ему любить все живые существа, за исключением, естественно, тех, коих во множестве плодила Владычица Тьмы Такхизис? Он мог не любить людоедов, гоблинов, троллей и представителей других изначально враждебных рас, но на пауков это, увы, скорее всего, не распространялось. Одно время он хотел даже спросить об этом умудренных толкователей веры, однако подобный вопрос, несомненно, стал бы темой многочасового философско-этического диспута между праведными сынами, а Денубису почему-то казалось, что вопрос того не стоит. Независимо от результата воображаемого диспута, он был уверен, что вряд ли когда-нибудь сможет возлюбить паучье племя всем сердцем.
Денубис слегка похлопал себя по лысеющей голове. С чего это он вообще задумался о пауках? «Должно быть, это годы, — со вздохом решил он. — Скоро я буду как бедный старый Арабакус, который целыми днями прозябает в безделье — сидит в саду или спит под яблоней, пока не позовут ужинать…» Денубис снова вздохнул, но теперь это был скорее вздох зависти, а не сожаления. Бедняга Арабакус, по крайней мере, был избавлен от…
— Денубис!..
Жрец остановился. Оглядевшись по сторонам, он не заметил в коридоре никого, кто мог бы позвать его по имени. Пожав плечами, Денубис попробовал разобраться, действительно ли он слышал этот зов, или тот ему просто помстился.
— Денубис! — снова донесся тот же голос. На сей раз жрец более пристально вгляделся в тень, залегшую между двумя могучими колоннами, поддерживающими позолоченный свод. Теперь он рассмотрел в этой тени более темное пятно — плотный сгусток мрака. Сдержав раздражение, Денубис снова пожал плечами и направился к неподвижной темной фигуре, так как прекрасно знал, что стоящий в тени человек сам не выйдет к нему навстречу. Дело было вовсе не в том, что свет мог причинить тому вред, как вреден он всем порождениям тьмы, — Денубис не раз задумывался, существует ли вообще в этом мире что-то такое, что могло бы повредить этому человеку, — просто он предпочитал держаться в тени, «Дешевый балаган!» — язвительно подумал жрец.
— Ты звал меня, Выбравший Тьму? — спросил Денубис, изо всех сил стараясь, чтобы голос его звучал приветливо.
По мрачной улыбке на лице мага жрецу сразу стало ясно, что все его мысли известны этому человеку.
«Проклятье! — выругался про себя Денубис. (В окружении Короля-Жреца на подобные привычки смотрели с неодобрением, но Денубис был простым человеком, не принадлежащим к родовой знати, и никак не мог приучиться к сдержанности.)
— Зачем только Король-Жрец оставил его при себе? Почему бы не отослать этого мага прочь, как были изгнаны все остальные?»
Вслух он, однако, ничего такого не сказал, так как в душе давно знал ответ. Этот маг был другим: слишком опасным, слишком могущественным.
Король-Жрец оставил его при дворе с той же целью, с какой люди держат злобных сторожевых псов. С одной стороны, лютый зверь без страха бросится на любого врага по команде хозяина, но и сам хозяин должен постоянно следить за тем, чтобы пес ненароком не сорвался с цепи. Иначе зверь первым делом бросится на своего владельца.
— Мне очень жаль, что приходится тебя беспокоить, Денубис, — вкрадчиво сказал человек, — тем более, ты погружен в серьезные размышления. Однако меня вынудило обратиться к тебе одно чрезвычайное событие. Возьми отряд храмовой стражи и ступай на рынок. Там, у перекрестка улиц, ты найдешь Посвященную Паладайна. Она при смерти. Рядом с ней ты, возможно, увидишь человека, который напал на нее.
Глаза Денубиса широко открылись, но он тут же с подозрением прищурился.
— Откуда ты это знаешь? — требовательно спросил он. Человек в тени сделал нетерпеливое движение, и Денубис заметил, как растянулась на его лице мрачная линия губ. Насколько ему было известно, так Выбравший Тьму смеялся.
— Денубис, — сказал маг насмешливо, — ты знаешь меня уже много лет. Разве ты спрашиваешь у ветра, как он дует? Разве ты спрашиваешь у звезд, как и почему они светят? Так и со мной — я просто знаю. Тебе должно быть этого вполне достаточно.
— Но… — Денубис в растерянности почесал лоб. Ввязавшись в эту историю, он не оберется хлопот и объяснений, в особенности с людьми, облеченными властью. Никто не даст ему отряд храмовой стражи по первому требованию.
— Поторапливайся, Денубис, — посоветовал маг. — Долго она не протянет…
Жрец наконец решился. Праведная дочь Паладайна ранена! Она умирает на базарной площади, быть может, в окружении толпы праздных зевак! Какой скандал!
Король-Жрец будет весьма недоволен…
Денубис открыл было рот, но тут же снова его закрыл. Некоторое время он тупо смотрел на стоящего в тени человека, пока до него не дошло, что с этой стороны никакой помощи он не дождется. Повернувшись и подобрав подол своей рясы, жрец кинулся в обратном направлении, в ту сторону, откуда пришел. Его кожаные сандалии звонко зашлепали по каменным полированным полам.
Добравшись до поста дежурного офицера храмовой стражи, Денубис, задыхаясь и хватая ртом воздух, сумел все же изложить ему суть своей просьбы. Как он и предвидел, поднялся жуткий переполох. Офицер пожелал непременно доложить о случившемся начальству, и Денубис, в ожидании высших чинов, упал в кресло и попытался отдышаться.
При этом он мрачно подумал, что если вопрос о том, кто создал пауков, остается открытым, то в том, кто породил-Выбравшего Тьму, сомневаться не приходилось. Денубис был уверен, что знает, кто стоит в тени между колоннами рядом с этим страшным созданием и смеется, без конца смеется над жрецами и их богом.
— Тассельхоф!
Кендер открыл глаза. Поначалу он никак не мог понять, где он находится и кто он такой. Потревоживший его голос назвал какое-то имя, которое показалось кендеру смутно знакомым. В смущении он огляделся по сторонам, выяснив при этом, что лежит поперек живота огромного человека, распростершегося посередине улицы.
Возможно, именно это обстоятельство послужило причиной того недоумения, с которым гигант его рассматривал.
— Тас? — снова произнес незнакомец, и на его широком лице проступило неподдельное беспокойство. — Разве ты тоже должен был отправиться со мной?
— Я… я не совсем уверен, — отозвался кендер, еще не вполне осознав, кто такой этот загадочный «Тас».
Однако в следующее мгновение голова у него прояснилась, и он сразу вспомнил голос Пар-Салиана, читающего заклинание, вспомнил, как отчаянным усилием он сорвал с пальца магическое кольцо, вспомнил ослепительный серебристый свет, поющие камни и полный ужаса стон верховного мага…
— Конечно, я должен был отправиться вместе с тобой, — беспрекословно заявил Тас, пытаясь убедить в первую очередь самого себя и скорее отогнать прочь воспоминания об ужасе Пар-Салиана. — Не думаешь же ты, что кто-то мог решиться отправить тебя одного?
Кендер попробовал повернуться и оказался нос к носу со своим старым другом.