Паломники и прихожане умиленно плакали от этой неземной красоты, слезы застилали им глаза, отчего белые и голубые платья праведных дочерей Паладайна и Мишакаль виделись им расплывчатыми. Многие из молящихся потом клялись, будто бы видели, как волшебный хор перед их взорами поднялся ввысь в бело-голубых облаках.

Когда певицы достигали самой высокой, сладостно звенящей ноты, вступали глубокие тенора певцов-мужчин. Их голоса словно удерживали на земле молитвы, исторгнутые устами женщин, которые иначе могли бы затеряться в небесной дали, словно стайка выпущенных на свободу птиц. «Иными словами, мужские голоса как бы подрезают крылья уносящейся прочь песне женского хора» — хмуро подумал Денубис.

Лично его эта вечерняя молитва уже давно не трогала. В молодости, бывало, и он очищал свою душу слезами, внимая Вечернему Гимну, однако с годами этот волшебный ритуал превратился в досужую, рутинную обязанность. Денубис все еще хорошо помнил потрясение, которое испытал, когда впервые понял, что, стоя на вечернем молебне, на самом деле он думает о каких-то других неотложных делах Братства.

Постепенно его мысли и вовсе сделались мрачнее мрачного. Вечерняя молитва уже раздражала его, вызывая подчас настоящее отвращение. Денубис начал бояться этого времени суток, всякий раз выискивая благовидный предлог для того, чтобы увильнуть от опостылевшей обязанности.

Почему же это произошло? Сам Денубис считал, что виноваты в этом эльфийские женщины. Иногда он с раскаянием думал, что в нем говорит всего лишь расовый предрассудок, но тем не менее он никак не мог совладать с собой.

Ежегодно целая когорта эльфиек, Посвященных и тех, кто только готовился стать таковыми, отправлялась в Истар из славных земель Сильванести, чтобы провести при Храме двенадцать месяцев, отдав это время служению Братству. Причем служение их заключалось в том, что по вечерам они исполняли Гимн, а днем всем и каждому давали понять: именно народ эльфов любим богами больше других, ибо именно их боги создали первыми, отмерив им несколько сотен лет земной жизни.

Похоже, правда, что никого, кроме Денубиса, это не волновало.

Сегодня безмятежно и слаженно звучащий хор особенно раздражал Денубиса, так как все его мысли были об одном — о молодой женщине, которую он еще днем доставил в Храм Всех Богов. Под этим предлогом ему едва не удалось пропустить вечерний молебен, однако в последний момент Денубиса перехватил Джеральд — престарелый жрец, дни которого были сочтены и единственным утешением которого было посещение Закатных Песнопений. «Возможно, старику это по душе потому, что он глух как пробка», — подумал Денубис желчно. И он был совершенно прав, так как объяснить Джеральду, что его, Денубиса, ждут другие дела, оказалось невозможно. В конце концов он сдался и даже предложил старику опереться на свою руку. И вот теперь Джеральд стоял рядом с ним и, закатив от восторга глаза, вне всякого сомнения, в подробностях воображал себе то чудесное место, в котором скоро окажется.

Денубис как раз вновь задумался о женщине, которую доставил в Храм, когда кто-то тронул его за руку. От неожиданности жрец вздрогнул и виновато огляделся кругом, желая знать, заметил ли кто-нибудь его рассеянность. Ему очень не хотелось, чтобы иерархам донесли, будто на вечер-нем молебне жрец Денубис считает ворон. Сначала он не понял, кто побеспокоил его: оба его соседа, казалось, были целиком поглощены Гимном. Затем прикосновение повторилось, и до Денубиса дошло, что человек этот находится сзади. Обернувшись, он увидел руку, которая манила его за занавеску, отделявшую балкон галереи, на которой собрались Посвященные, от коридора и лестниц.

Повинуясь настойчивому жесту, Денубис покинул свое место и, неловко путаясь в занавеске, попытался покинуть балкон так, чтобы не привлечь к себе ненужного внимания. Рука тем временем скрылась, и он никак не мог найти то место в складках тяжелой ткани, где находился выход. Наконец, после долгих поисков, когда Денубис уже был уверен, что заслужил осуждение всех паломников и Посвященных, он нашел заветный лаз и, отдуваясь, вывалился в коридор.

В коридоре его ждал молодой послушник, который поклонился раскрасневшемуся и взмокшему от усилий жрецу с таким видом, будто ничего не случилось.

— Прошу простить меня за то, что я вынужден был помешать твоим молениям, Посвященный, — сказал послушник. — Король-Жрец просит тебя уделить ему немного времени, если ты сочтешь это возможным.

Послушник произнес эту тираду с такой безукоризненной, нарочито небрежной вежливостью, словно речь действительно шла о чем-то малозначительном. Любому постороннему наблюдателю отнюдь не показалось бы странным, если бы Денубис ответил примерно так: «Сейчас меня ожидает одно неотложное дело. Не будет ли угодно Королю-Жрецу встретиться со мной немного позже?»

Между тем Денубис никогда бы не осмелился на подобное. Заметно побледнев, он пробормотал что-то вроде:

«Буду весьма польщен…» — после чего растерянно умолк. Послушник, разумеется, ничего другого и не ожидал. Кивнув, он повернулся к Денубису спиной и, быстро ведя его за собой по просторным и светлым, но довольно извилистым и путаным коридорам Храма, направился к покоям Короля-Жреца Истара.

С трудом поспевая за молодым послушником, Денубис подумал, что нет нужды гадать о причине столь срочного вызова. Конечно, речь пойдет о женщине, подобранной в вонючем и грязном переулке. В покои Короля-Жреца Денубиса не приглашали уже более двух лет, так что вряд ли сегодняшний срочный вызов совпал с дневным происшествием у рынка случайно.

«Возможно, женщина умерла, — печально подумал жрец. — Когда ее нашли, она была при смерти, и теперь Король-Жрец желает лично известить меня о ее кончине.

С его стороны это было бы в высшей степени любезно, однако вряд ли столь занятой человек станет отвлекаться от своих важных дел ради такой мелочи. Ведь он заботится о судьбе целых народов, что ему жизнь и смерть отдельных подданных…»

И все же он надеялся, что женщина не умерла, ибо с ней были связаны судьбы еще двоих — человека и кендера. Денубис много думал о них, в особенности о последнем. Как и прочие жители Кринна, Денубис старался не иметь дела с этой расой, принципиально не признававшей никаких прав собственности, независимо от того, шла ли речь об их личном имуществе или о чужом. Этот кендер, однако, показался Денубису исключением из правил и произвел на него самое благоприятное впечатление. Большинство кендеров, с которыми жрецу приходилось встречаться, задали бы стрекача при первых признаках надвигающейся опасности. Этот же остался со своим другом до конца, с подкупающей искренностью настаивая на его невиновности.

Денубис печально покачал головой. Если молодая жрица скончалась, то кендеру и человеку предстоит… Нет, даже думать об этом он не мог. Произнеся мысленно молитву, в которой он просил Паладайна спасти всех, кого коснулось это дело (разумеется, всех невиновных), Денубис с трудом отвлекся от тревожных мыслей и заставил себя любоваться пышным великолепием той части Храма, в которой он оказался.

Он успел позабыть здешнюю красоту, — скажем, эти стены из мелочно-белого мрамора, который словно излучал изнутри сияние. Легенда утверждала, что камень действительно светится. Природа его свечения была неясна Денубису, — возможно, это и в самом деле был божественный свет, однако жрец почта не задумывался об этом. Стены походили на волшебный зимний сад, где изящные стебли с резными листьями и огромные цветы, напоминающие розы, вырастали прямо из мозаичного гранитного пола, отполированного до нестерпимого блеска. Кое-где в мраморе виднелись тончайшие прожилки лазурита, подчеркивающие безупречную белизну каменного цветника.

Коридор вел в обширную приемную, которая нисколько не уступала ему в красоте. Ряды тонких колонн вдоль стен поддерживали купол потолка, устремляясь вверх, словно вознесенные к богу молитвы верующих. Разноцветные фрески, выдержанные в мягких тонах, украшали проемы стен между колоннами и потолок. Они тоже светились собственным светом, и на них были изображены Паладайн — Платиновый Дракон, бог добра, Гилеан-Книжник, бог равновесия, а также Владычица Тьмы. Воистину, Король-Жрец не хотел пренебрегать никем из богов. Между тем Такхизис, изображенная в обличье пятиглавого дракона, выглядела столь слабой и безобидной, что Денубису показалось, будто она вот-вот примется лизать ступни Паладайна.