— Потому что не отказался от социалистической стратегии? — предположил Денис.

— Да, конечно. Пусть и взяв пока на вооружение в массе своей капиталистические механизмы. В перспективе при спокойном развитии все антисоциалистические государства при таких раскладах, как я уже сказал, обречены на угасание, на поражение в соперничестве с теми, кто использует социалистические начала как преимущества. Те, кто стимулирует падение доли труда и повышение доли владельца в расходах на продукт, идут против объективных основ развития хозяйства и потому обречены на деградацию производительных сил и инфраструктуры. Налицо невозможность роста производительности труда, невозможность получения отдачи от вложений в высокотехнологический сектор.

— И как хозяева мира могут решить эту проблему? — поинтересовался Игнатенко.

— Двояко. Военным захватом ядра протосоциалистической новой цивилизации в лице Китая. Ведь глобальной олигархии нужно, чтобы на планете не оставалось островков свободы для тех, кому уготована участь скота. А также путем ограниченного взращивания интегрированного самообучающегося сектора высокотехнологических средств производства, призванного в конечном итоге заменить массовый человеческий труд. И одновременно обеспечить тотальный контроль над низами. Хозяева планеты рассчитывают, что это у них получится. По крайней мере, именно такой выход они видят. Любой прогресс производительных сил, особенно на нынешней стадии, органично встраивается в социализм, однако буржуазия использует технологии для насильственного и противоестественного удержания нынешнего социального устройства. Уже даже не манипуляцией, как недавно, а открытой и грубой силой. Идеалом для нее был бы тот самый Торманс с его олигархическим государственным капитализмом, но это всё же слишком противоестественно. Хотя вероятность ненулевая, ибо законам природы не противоречит. Вообще, затягивать ошейник — это в любом случае тупик, трясина, самопожирание. Это олицетворяет инферно классового общества в целом, вне зависимости от его стадии. В нем большинство людей, способных к творчеству, совершенствованию, всегда вынуждены прозябать только потому, что у них нет стартовых условий только лишь по причине «неправильного» происхождения. И насильственное, искусственное удержание уже перезрелого в плане развития производительных сил общества в классовых тисках, что мы сейчас и наблюдаем, порождает именно инферно — вплоть до геноцида.

— Ясно, — сказал Дашкевич. — Логично.

— Вообще, система сверхцентрализации контроля над капиталом, если в его рамках господствует частный интерес, в принципе не обеспечивает устойчивого экономического развития. Она создает растущий дисбаланс между глобальным предложением и глобальным спросом. Снижение цены рабочей силы в пределе до нуля, к чему стремится правящий класс, во-первых, ведет к заведомому фатальному падению ее качества, а, во-вторых, намертво блокирует рост производительности труда. Идет ускоряющаяся деградация производительных сил. Стало быть, наблюдаемые нами поползновения глобального капитала консолидироваться, усилить свое могущество за счет тотального обнуления возможностей низов, за счет утилизации важнейших несущих структурных элементов социума — заведомо тупиковый путь. С большой долей вероятности он приведет к коллапсу на той или иной стадии. Думается, когда Китай обеспечит всем гражданам, независимо от места проживания, будь то на побережье или в глубине страны, сравнимый с советским уровень жизни и социальной защищенности, а это экономически возможно уже в наступившее десятилетие, над миром установится китайская тень по аналогии с исчезнувшей советской. Это грозит глобальному капитализму фатальным срывом его планов. Вопрос в том, кто окажется сильнее и быстрее. Но, но, но... Владельцы глобального капитала могут и мобилизоваться, и просто смахнуть фигуры с шахматной доски, то есть разгромить Китай с помощью России, и тем самым захлопнуть крышку тормансианского гроба над Землей.

— Поэтому ставки сейчас, в эти годы, и поднялись? — предположил Гена.

— Да. Ощущение предвоенного времени. Если глобальная фашистская империя во главе с США не нападет в это десятилетие на Китай и не принудит его к капитуляции на ее условиях, то она проиграла навсегда. И социализм будет расти, пока не опрокинет капитализм окончательно. Без содействия России разгромить китайцев уже невозможно, страна, где мы живем, стала критически определяющим фактором. Значит, ставки высоки как никогда. Ситуация в ближайшие годы будет стремительно обостряться.

— Мда... — протянул Дашкевич. — Но ведь у Китая нет достаточной воли к навязыванию миру своей модели, он и не пытался обрести технологии, позволяющие управлять в глобальном масштабе. Да и воевать китайцы, как известно, не умеют...

— Пока они тянут время — делают всё, чтобы продержаться в мирном формате как можно дольше и отсрочить схватку. Мы не знаем многого, что они там подготовили. И узнаем только в последний момент. Остается надеяться, что миллиард с лишним человек, спаянные волей компартии, не теряли времени зря и свой потенциал сумели использовать в максимальной степени.

— И нас будут толкать на войну с Китаем? — предположил Гена.

— Это неизбежно. Владельцы России будут выторговывать себе у глобальных владельцев как можно более выгодный статус, но лишь до поры до времени. Когда настанет пора, они обратят народ в пушечное мясо уже безо всяких условий. А до того момента будут ввергать простых граждан в нищету и закручивать в отношении них гайки. Параноидально, свирепо, иррационально. Будут запрещать людям высказывать свое мнение и критиковать власть, будут блокировать информацию, карать за распространение знаний, за просвещение. Вот что нас ждет в ближайшие годы. А потом этот карательный аппарат, этот гайкозакручиватель достанется по наследству Увалову. И будут россияне в угоду владельцам России и планеты гибнуть на Амуре. Такие вот дела...

— Эх... — сказал Игнатенко. — Неужели народ этого не видит?

— Народ, похоже, хочет этого. Иначе давно поддержал бы коммунистов, а не уваловцев, — вздохнув, сказал Смирнов.

Над архипелагом вставало яркое, солнечное и жаркое утро. Вдали, на горизонте, виднелись укутанные легкими облачками вулканические горы. Лазурный океан, посреди которого дрейфовала семипалубная яхта «Затмение», был спокоен и безмятежен.

Послышался шум приближающегося вертолета, и через несколько минут винтокрылая машина села на посадочную площадку. Из нее вылез Билл Бутчер, а следом за ним — молодой человек, на вид лет под тридцать. И, наконец, на палубу ступили две симпатичных девочки — лет двенадцати-тринадцати.

Беляков с сыном подошли ближе, чтобы поприветствовать американских партнеров.

— Хеллоу! Ну, сына моего Ронни ты уже знаешь, хоть последний раз виделся с ним восемь лет назад, когда он учился в Вест-Пойнте. Сейчас со мной в аппарате директора национальной разведки. Влад с ним общался, когда работал в посольстве, они закадычные друзья, а еще совсем недавно встречались, в берлинской клинике, по поводу Увалова...

— Да... Время летит, — произнес Беляков-старший. — Помню, конечно. Был он тогда еще юношей. А сейчас окреп, возмужал...

— Это Анхелита, — Бутчер махнул рукой в сторону одной из девочек, яркой латиноамериканской внешности. — Нынешняя пассия Ронни. А это Анастейша, моя... — показал на другую.

— Хеллоу, Анхелита, хеллоу, Анастейша, — в один голос с улыбкой сказали отец и сын Беляковы.

— Как долетели, Билл? — спросил Беляков-старший.

— Отлично. Вечером в Вашингтоне, утром уже в Кона. Выспались в джете превосходно. Эх... райское место, как здорово, что вырвались все сюда.

— Да... С зимы не виделись, с Женевы... — произнес Беляков-старший. — Многое произошло за это время...

Хозяева провели американцев в гостевой блок с двумя апартаментами и общим салоном, где возвышался эксклюзивный рояль, инкрустированный слоновой костью.