- Очень странно, - сказал я, когда мы покинули мертвецкую. - Могу я поговорить с вашими пациентами?

  - Обычно я не позволяю гостям беседовать с больными, - ответил отец Эммерих, - но дело действительно крайне важное, потому сделаю для вас исключение. Только оружие вам придется снять, это может испугать больных.

   Я согласился. Оставил меч в кабинете Эммериха, надел поверх куртки длинную и очень неудобную сутану из плотного сукна и отправился в палаты лазарета. Посещение сумасшедшего дома - процедура крайне неприятная. Отец Эммерих предупредил меня, что опасности никакой нет, в главном здании "Белых буков" содержатся только тихие больные, несколько буйных помещены в отдельный флигель, где за ними следят специально обученные монахи-санитары. Тем не менее моя экскурсия получилась психологически очень тяжелой.

   На первом этаже размещались шесть палат, четыре большие и две маленькие. Я говорю "палаты" - именно так их назвал добрейший отец Эммерих, - но ничего общего с больничной палатой в современном понимании слова они не имели. Это были тесные и темные комнатки-кельи с неоштукатуренными стенами и земляными полами, больше похожие на тюремные камеры. Из мебели только грубо сколоченные топчаны, на которых эти несчастные спали. Плюс совершенно невыносимое зловоние, которое не выветривалось оттуда годами. В первой палате содержались пациенты с церебральным параличом - не приведи мне Бог еще раз в жизни увидеть такой ужас! Данте Алигьери с его картинами ада нервно курит в уголке. Я пробыл в этой "палате" меньше минуты и вылетел оттуда пулей, мне казалось, что все мое тело покрыто насекомыми, которые жрут меня заживо. Примерно то же самое я увидел и в прочих палатах. Я не хочу описывать, как выглядели сами больные, скажу только, что отец Эммерих сказал правду - большинство из этих людей были пожилыми людьми, многие с последствиями инсульта или старческим слабоумием. Я в смятении подумал, какой же светлой душой, каким мужеством нужно обладать, чтобы, как отец Эммерих и его помощники, посвятить себя заботе и уходу за этими несчастными. Воистину, святые люди! Разговор с больными не получился: едва я заговаривал о Черном Человеке, больные тут же уходили в молчанку или начинали нести какую-то околесицу. Некоторые вообще пребывали в ступоре и не обращали на меня никакого внимания. Так что разговора определенно не получилось. Но одну важную подробность я все же выяснил: ни у кого из пациентов, которых я повидал, не было татуировок с номером. Во всяком случае, я их не заметил.

   К концу обхода я чувствовал себя совершенно измотанным - не физически, морально. Отец Эммерих заметил мое состояние.

  - Вам нехорошо? - спросил он с тревогой.

  - Не то слово. Никогда не думал, что увижу ад еще при жизни.

  - Да, это действительно тяжелое зрелище, сын мой. Мы стараемся сделать все возможное для этих бедняг. Ее светлость лично патронирует наш лазарет, и многие богатые люди делают щедрые пожертвования на "Белые буки". Все знают, что у многих наших пациентов нет близких, или родные отказались от них. - Настоятель вздохнул. - Да воздадут Высшие каждому по делам его!

  - Аминь, - я вытер со лба пот, руки у меня дрожали. - Почему они не хотят говорить со мной?

  - Наверное, они напуганы. Не думаю, что вам удастся что-то от них узнать.

  - Да, это была дурацкая идея, - пробормотал я.

  - Умерший сегодня старик Оттон жил здесь, - заметил отец Эммерих, показывая на последнюю дверь в коридоре. - Не хотите поговорить с его соседями по палате?

  - Наверное, в этом тоже не будет смысла. Но давайте попробуем.

   Соседи Оттона находились в палате - высохший как мумия старичок с белоснежной козлиной бородкой лежал на своем топчане, скрестив тоненькие, почти детские руки на груди, а второй пациент стоял у окошка, покачиваясь на пятках. Он даже не повернулся, когда лязгнул засов и мы вошли в палату.

  - Мир вам, дети мои! - сказал отец Эммерих. Дедушка никак не отреагировал на слова настоятеля, продолжая смотреть умильными слезящимися глазами в черный от копоти и грязи потолок. А вот стоящий к нам спиной широкоплечий мужчина ответил.

  - Да чтоб ты сдох, старая крыса! - отчетливо произнес он.

  - Кто вы? - спросил я, понимая, что сейчас, скорее всего, буду послан этим грубияном куда подальше.

   К моему удивлению, мужчина сразу повернулся. Лицо у него было грубое, одутловатое и покрытое шрамами, сивые волосы торчали пучками на лысеющей голове. Я вздрогнул: левая сторона черепа от виска до макушки была закрыта металлической пластиной.

  - А тебе-то что, чертов молокосос? - гаркнул мужчина. - Ты кто такой?

  - Больше почтения, Элвин, - сказал отец Эммерих. - Молодой господин прибыл узнать о Черном Человеке.

  - Да мне поссать, зачем он прибыл, - ответствовал Элвин. - На деревьях уже листья, так что самое время ему тут гулять. Погода хорошая, тепло. Уже освежевали старого дурака Оттона? Бьюсь об заклад, внутри него не оказалось ничего, кроме дерьма.

  - А вы не любили беднягу, - заметил я.

  - Ненавидел. Как и всю эту хренову лечебницу и всех вас, проклятые крысы. Меня, воина и героя, заперли в этом каменном мешке, держат здесь против моей воли, да-да! Эх, если бы не эта проклятая боль!

  - Элвин был гвардейцем, и в бою получил тяжелейшее ранение в голову, - шепнул мне отец Эммерих. - С тех пор он страдает от ужасных припадков и порой нам даже приходится его связывать, чтобы он не покалечился.

  - Ничего я не знаю про этого Черного Человека, - заявил Элвин, обращаясь будто не к нам, а к некоему невидимому для нас собеседнику. - Только вот готов поспорить, что это он утащил душу засранца Оттона. Я этому рад - никто больше не будет портить воздух в палате и лапать мое сахарное печенье. Еще бы этого забрал, - Элвин показал на расслабленного старика.

  - Нельзя так говорить, сын мой, - с укоризной сказал отец Эммерих.

  - Плевать на приличия. Не во дворце. - Элвин скрестил руки на груди, важно надул губы. - Я бывал во дворце, не то, что вы, чертовы костоправы. Вас туда не пустили бы. Туда только приличных людей пускают. Значит, этот головастик хочет услышать про Черного Человека? Так я скажу - я видел его. Вот как вас сейчас вижу обоих. Он ходит тут по ночам, да-да, ходит. Старый пердун Оттон почувствовал, что он идет, и сразу хрипеть начал. А у меня голова сразу заболела. Остальное вы знаете.

  - Как он выглядит? - спросил я.

  - Никак, - Элвин осклабился, показав редкие коричневые зубы. - У демонов нет облика. А это демон, головой клянусь. Только мимо двери прошел, а Оттон усрался и помер. Еще будут расспросы?

  - Спасибо, что рассказали, - ответил я.

  - Тут про этого Черного Человека все знают, - заявил Элвин. - И все ждут, что он придет и заберет душу. Я ведь тоже в него не верил, а теперь верю. Все говорят, что он вернулся, это еще старая ворона Гиерлинда предсказывала. Теперь вы посмейтесь. За вами он тоже придет, да-да. А мое печенье я ему не отдам.

  - Гиерлинда?

  - Так зовут одну пациентку, - пояснил отец Эммерих. - Она в нашем лазарете как живая легенда.

  - Идите, идите отсюда, - добавил Элвин, глядя на нас без малейшего дружелюбия. - Устал я от вас. Вы у меня силы забираете. И деньги. Да-да, вас мой кошелек интересует. Но только вам его не украсть. Дулю вам, а не деньги Элвина Бонне.

   Отец Эммерих взял меня под руку и вывел в коридор.

  - Элвин не буйный, но лучше оставить его в покое, иначе у него припадок начнется, - пояснил он.

  - Он говорил о матушке Гиерлинде. Могу я с ней поговорить?

  - Конечно, идемте, сын мой.

   ***

   По дороге на второй этаж отец Эммерих сообщил мне, что Гиерлинда самая старая обитательница "Белых буков", ей почти девяносто лет, и все эти годы они прожила в этих стенах, чуть ли не с первых дней основания лазарета. Признаться, мне стало жутко. Вот как раз тот случай, когда долгая жизнь становится не благословением, а проклятием.