"Доехала хорошо, место просто улетное. Такая красота, что не верится. Жаль, что ты не со мной. Целую".
Сразу как-то душа встала на место, забылись все сегодняшние заморочки и странности. Тепло стало на душе, хорошо. Она обо мне помнит, пишет. Жаль, конечно, две недели мы не увидимся, но потом...
"Рад за тебя, солнышко. Люблю, целую много-много раз!!!" И еще куча смайликов...
Блин, повезло мне. Хотя первое время я сомневался, что она на меня западет. Такая девушка, такая прелесть... И вроде бы все у нас складывается. Как нельзя лучше складывается.
Мою эйфорию прервало щелканье замка входной двери. Ленка пришла. Все, сейчас будет воспитывать.
- Привет! - Ленка изучающе посмотрела на меня. - Как жизнь?
- Нормально, - я демонстративно уставился в дисплей своего смарта. - Просто супер.
- Суп поел? Посуду помыл?
- Поел и помыл. Еще вопросы?
- Чего загадочный такой? - Ленка поставила сумку на пол, стянула курточку. - И кроссовки все в грязи. В прихожей свинарник. Я что, буду за тебя твои кроссовки мыть?
- Да помою, помою, отстань!
- Быстро, - в голосе Ленки появляются начальственные нотки. - Тебе сколько лет? Скоро свои дети появятся, а ты как маленький. Опять в телефоне сидишь.
- Ладно, все, хватит, - я понял, что спокойно пообщаться с Мурлыкой не получится. - Не бесись.
- Олеська тебе пирог передала. С мясом. Хочешь, разогрею.
- Да нет, я не хочу. Еще посижу децл, конспекты поучу и спать лягу. День был колготной.
- Как хочешь. - Ленка пожала плечами, надела на лицо маску обиженной холопом принцессы и прошла в гостиную. А мне вдруг стало легко на душе. Все хорошо, Ленка ведет себя как обычно. И больше ничего странного не происходит. Тревога отпускает, в самом деле, надо принять душ и на боковую.
Тут мой взгляд упал на тетрадь, что я забрал из квартиры Кузнецова. Почитать, что ли? Включу комп, Ленка сразу найдет мне занятие. А так решит, что я занимаюсь и не будет выносить мне мозг.
- "Спокойной ночи, любимая. Не пропадай, жду сообщений и звонков!"
И еще куча смайликов. Как представлю, как улыбается Мурлыка, читая это, так аж сердце замирает от счастья.
Нет, не буду читать. Может быть, завтра. Лучше философию повторю, завтра семинар у Калягина, опять будет со своим Фейербахом доставать. А беллетристику оставим на потом. Еще будет время.
Глава вторая. Младший из рода Стормов.
Полная и рослая женщина-охранник (из серии "коня на скаку и в горящую избу") посмотрела на меня с недоверием. Она сидела за столом, но у меня было чувство, что она смотрит на меня сверху вниз.
- А вы по какому делу к Юрию Александровичу? - спросила она.
- По личному, - ответил я, стараясь сохранить максимум уверенности в себе. - Так можно пройти, или нет?
- Здесь подождите, - ледяным тоном заявила секьюрити-леди и достала мобильник.
Я пожал плечами. В конце концов, правила есть правила. Да и Герчиков не заставил себя ждать, появился буквально через минуту. Сухой, подтянутый, аккуратный, наглаженный, весь из себя безукоризненный - словом, типичный учитель еще той, советской школы.
- Вы ко мне? - осведомился он, разглядывая меня поверх очков.
- Да. Моя фамилия Мезенцев. Я хотел поговорить с вами об Андрее Антоновиче Кузнецове.
- Вот как? - Герчиков был удивлен. - Вы его родственник?
- Нет, я просто студент филфака. Вы, наверное, знаете, что Андрей Антонович недавно умер...
- Да, уже в курсе, - Юрий Александрович вздохнул. - Жаль, уходит легендарное поколение... Последние уходят.
- Да, это очень печально. - Я сделал паузу. - Понимаете, я хочу написать доклад о Кузнецове. Конечно, наши преподаватели могут помочь, но я не хочу им докучать. А вы, насколько я знаю, интересовались его биографией, даже встречались с ним несколько раз. Я видел ваши материалы в сети, на ваш сайт заходил.
- Верно, встречался, - взгляд Герчикова стал дружелюбнее. - Вас как звать-величать, юноша?
- Саша... Александр.
- Давайте поднимемся ко мне в кабинет, Саша. У меня сейчас "окно", так что я смогу вам уделить время.
- Спасибо, Юрий Александрович.
Мы поднялись на второй этаж школы. Второй слева кабинет по коридору оказался кабинетом истории: Герчиков отпер дверь и предложил войти. Кабинет был вполне себе респектабельным - новенькие столы, красивые стенды, шкафы с книгами, интерактивная доска, компьютер, живые цветы, жалюзи на окнах. Нормальная такая школа. Нам бы на филфак такую роскошь.
- Уютно у вас, - сказал я, осмотревшись.
- Да, школа сейчас меняется в лучшую сторону, - согласился Герчиков. - Вы в какой школе учились?
- В двадцать восьмой.
- Историю у вас Андрей Павлович Хомяков преподавал?
- Ага. И еще Анна Дмитриевна.
- Ладушкина? Умница, красавица, - Герчиков совсем растаял. - А в университете кто у вас историю ведет?
- Максим Борисович Юхтин.
- О, матерый человечище! Он и у нас в пединституте лекции читал. С учителями вам повезло, юноша. Да вы присаживайтесь. Значит, Андрей Антонович вас интересует.
- Интересует.
- А про меня откуда узнали? Из Интернета?
- Все верно. Про вас пишут, что вы самый известный в нашем городе краевед.
- Льстите, молодой человек, - Герчиков шутливо погрозил мне пальцем. - Но если серьезно, я рад, что мои труды оказались не напрасными. Я ведь еще со студенческой скамьи краеведением занимаюсь. И с Андреем Антоновичем где-то в вашем возрасте впервые встретился. В гостях у него побывал, так и познакомились. А потом я всерьез его судьбой заинтересовался. Очень интересная и трудная у него судьба.
- Он ведь разведчиком был, верно?
- Верно. Правда, недолго он в разведке прослужил. Круто с ним жизнь обошлась.
- Расскажите, пожалуйста.
- Знаете, Саша, дело в том, что имена удачливых разведчиков, как правило, остаются неизвестными до момента рассекречивания архивов. Специфика работы. А вот если разведчик провалился, или, как говорится, смертью храбрых...
- Вы хотите сказать, что Андрей Антонович...
- Сам он мне ничего не рассказывал. - Герчиков помолчал. - Я из других источников узнавал, были у меня хорошие связи... Словом, в октябре 1941 года попал Андрей Антонович в разведшколу. В военное время умели кадрами распоряжаться - Кузнецов учился в МГУ, был из семьи, где с языками были на "ты". Его отец, Антон Яковлевич, известный в Москве языковед и специалист по старинным книгам, преподавал до революции древние языки в Императорском Московском лицее памяти Цесаревича Николая, мама, Евгения Андреевна, тоже преподавала, свободно говорила по-французски и по-немецки. В числе друзей семьи был сам Анатолий Васильевич Луначарский, представляете? Первые уроки французского Андрей Антонович у матери получил, а к восемнадцати годам знал французский в совершенстве, немецкий чуть хуже, но тоже на уровне. Так что неудивительно, что военная разведка им заинтересовалась.
- Продолжайте, пожалуйста, Юрий Александрович.
- После разведшколы Андрей Антонович служил во фронтовой разведке. Храбро сражался под Сталинградом, за проявленную отвагу получил орден Красной Звезды. Летом сорок третьего при выполнении боевой задачи захватил немецкого офицера, за что был награжден Орденом Славы. Был ранен, пролечился в госпитале, осенью 1943 года снова направлен в разведшколу. Был заброшен во Францию, где входил в состав действовавшей в Страсбурге агентурной группы Константина Баранова... Что с вами?
- Что?
- Вы что-то побледнели сильно.
- Нет-нет, ничего. Просто душно здесь.
- Может, окно открыть?
- Не стоит. И что было потом, Юрий Александрович?
- В ноябре 1944 года группа выполнила очень важное задание центра, но во время эвакуации попала в засаду. Отстреливались до последнего патрона. Баранов и радистка Мария Кассель были убиты в бою, Андрей Антонович пытался застрелиться, но неудачно - пистолет дал осечку. Так что Кузнецов был взят в плен. Сначала тюрьма гестапо, потом концлагерь, был освобожден американцами в марте 1945 года. По возвращении в СССР оказался под следствием - времена были суровые, побывавший в плену разведчик казался подозрительным. Еще и родители из "старорежимной интеллигенции". Пока война шла, все эти классовые огрехи не вспоминали, а тут припомнили. Пять лет лагерей дали. Впрочем, по состоянию здоровья Кузнецов был в начале 1946 года помещен в психиатрическую лечебницу, где провел три месяца. Немецкий плен, сами понимаете - не сахар. Да и попытка самоубийства...
