Тут его внимание привлекло какое-то движение, и Мэттью повернулся налево всем телом. В сотне ярдах от западной границы его владений был виден окружной тракт, по ту сторону тракта лежала земля Джесса Линдона, но дома соседа отсюда было не разглядеть: дом стоял дальше к северу, позади принадлежащего Джессу леска. Да и проселка, ведущего к дому Эдмондса, тоже не видно за яблоневым садом, где на ветвях среди изумрудной зелени листвы уже проглядывали крохотные яблочки. А по саду бежала женщина.

К ней навстречу с лаем бросился фокстерьер Фрэнки. Женщина испуганно шарахнулась в сторону. Хорошо еще, что десятилетний сынишка Джейкоб, выгоняя коров на пастбище, прихватил с собой Чифа, полукровку колли. Женщина уклонялась от Фрэнки, загораживаясь руками, но не останавливалась. Но вот она оступилась, обессилев, и едва не рухнула на землю. На ней не было ничего, кроме доходящего до середины икр тоненького платьица — как там его называют дамы, сорочка, что ли? Некогда желтая, но теперь выгоревшая, грязная, изодранная, пропитанная потом сорочка липла к телу, подчеркивая невероятную худобу беглянки, еще более заметную из-за кофейного цвета ее кожи.

Спрыгнув с крыльца, Эдмондс сам бросился бегом, по пути прикрикнув:

— Тихо, Фрэнки, молчать!

Собачонка отскочила в сторону, высунув язык и виляя хвостом. Мужчина и женщина встретились у амбара, остановились, испытующе вгляделись друг в друга. Она была молода — на вид лет двадцать — и по-своему красива, хотя жизнь, очевидно, ее не баловала. Ей бы немного отъесться — и она станет просто высокой, а не костлявой, как теперь. Узкое, совсем не негритянское лицо, правильный нос с тонкими ноздрями, большие глаза с длинными ресницами; только вот губы чуть полнее, чем у большинства белых. Коротко подстриженные густые волосы ничуть не курчавились; стоит им немного отрасти, и они, наверное, будут торчать во все стороны. Эдмондсу с болью в душе подумалось: похоже, что ее мать или бабку изнасиловал рабовладелец.

Дышала она с присвистом и все пыталась выпрямиться, но сотрясавшая тело дрожь опять сгибала ее.

— Мир тебе, — сказал Эдмондс. — Ты у друзей. Она подняла глаза на мужчину. Он был светловолос, но носил одежду куда темнее, чем принято, а верх широкополой шляпы был совершенно плоским. Наконец она выдохнула:

— Вы будете масса Эдмондс?

— Я самый, — кивнул он и, не повышая голоса, спросил: — А ты, наверное, беглянка?

— Пжалста, сэр, пжалста, — сжала она руки в мольбе, — меня гонют! Вот-вот нагонют!

— Тогда входи.

Взяв девушку за руку, Эдмондс повел ее через двор к дому. Просторная кухня была залита солнечным светом, воздух наполнен ароматами стряпни. Джейн Эдмондс кормила овсянкой с ложечки годовалую Нэлли, а четырехлетний Уильям тем временем забрался на табуретку, вылил кипяток из чайника в таз Для мытья посуды и теперь деловито наполнял чайник свежей водой. Увидев вошедшую в сопровождении отца негритянку, домочадцы прервали свои занятия.

— Эту девушку надо спрятать, и побыстрее, — сказал жене Эдмондс.

Джейн, молодая женщина с тонкими чертами лица и выбивающейся из-под платка рыжей прядью, выронила ложку я охватила кулак одной руки ладонью другой.

— Но, дорогой, мы ведь не успели подготовить никакого укрытия… — И решительным тоном: — Ну ничего. Обойдемся чердаком. В подвале спрятаться просто негде. Может, подойдет старый сундук? Если будет обыск…

Негритянка тяжело оперлась на длинный кухонный стол. Она уже отдышалась и больше не дрожала, но затравленный огонек в ее глазах не угас.

— Ступай с Джейн, — сказал Эдмондс. — Делай, что она скажет. Ты на нашем попечении.

Рука девушки коричневой молнией метнулась к полке и ухватила большой мясницкий нож.

— Живая я им не дамся!

— Положи! — испуганно вскрикнула Джейн.

— Дитя мое, дитя мое, забудь о насилии, — призвал Эдмондс. — Доверься Господу нашему.

Но негритянка отступила назад, выставив сверкающий клинок перед собой, и прохрипела:

— Я никого не хочу поранить, даже ежели меня сыщут. Только пусть попробуют поволочь меня обратно, я порешу себя, но сперва кого-то из них, ежели Бог мне подсобит.

На глазах Джейн сверкнули слезы.

— Да что ж они с тобой сотворили, чтоб довести до такого? Эдмондс настороженно приподнял голову.

— Фрэнки снова лает. Пусть нож остается у нее, разбираться некогда. Убери ее подальше с глаз, а я с ними поговорю.

Чтоб еще больше не натоптать в доме грязными сапогами Эдмондс вышел через кухонную дверь, обогнул дом и оказался у выходящего на запад парадного крыльца. От развилки за границей сада, где южная дорога сливалась с трактом, доносился топот копыт. Эдмондс утихомирил пса и присел на ступеньку перед дверью, скрестив руки на груди. Завидев его, двое всадников — дородный блондин и тощий брюнет — рысью приблизились к крыльцу и натянули поводья.

Забрызганные грязью лошади выглядели совсем свежими и нисколько не загнанными. У седел были приторочены чехлы с ружьями, а с пояса у каждого всадника свисал револьвер.

— День добрый, друзья, — поприветствовал их Эдмондс. — Чем могу служить?

— Мы ищем беглую негритоску, — сказал блондин. — Не видал?

— Как тебе такое в голову пришло? — ответил вопросом на вопрос Эдмондс. — Впрочем, Огайо — штат свободный. Кто бы тут ни прошел, белый или цветной, он так же свободен, как ты и я.

— И много тут таких, как ты? — Темноволосый сплюнул на землю. — Да негритосы все до единого — беглецы, и черт тебя подери, ты и сам это знаешь, квакер!

— Откуда мне знать? — отвечал Эдмондс с улыбкой. — Могу назвать тебе хотя бы Джорджа из продовольственной лавки, Цезаря из кузницы, Менди, заправляющую хозяйством у Эбширов…

— Хватит дурить нам голову, — оборвал его блондин. — Слушай) нынче утром мы сами ее видали, только поодаль, а она нырнула в лес и ушла от нас. Но бежать ей больше некуда, кроме как сюда, а на тракте следы босых ног.

— И на твоей дороге тоже! — вклинился его спутник.

— Лето не за горами, — пожал плечами Эдмондс. — Чуть позволишь, и детишки сбрасывают обувку где придется.

— Ну ладно, — с прищуром проворчал блондин. — Раз ты тут вовсе ни при чем, ты ж не станешь нам мешать? Мы просто посмотрим, ладно?

— Она могла сюда проскользнуть без твоего ведома, — уточнил второй с вымученной усмешкой. — Держу пари, тебе, да и жене с детишками это будет совсем не по вкусу. Так что мы за тебя же радеем.

— Ага, — подхватил первый. — Ты ведь не станешь нарушать закон, так? Ты наверняка нам поспособствуешь. Валяй, Аллен.

Он уже хотел спешиться, но Эдмондс остановил его жестом широкой загрубелой ладони и кротким, увещевающим голосом сказал:

— Погодите, друзья. Простите, но не могу пригласить к себе никого из вас.

— Чего? — рыкнул блондин.

— Боится, что жена заругается, ежели мы заляпаем ей полы, Гейб, — хихикнул Аллен. — Не волнуйся, хозяин, мы хорошенечко вытрем ноги.

— Сердце мое разрывается от горя, друзья, — покачал головой Эдмондс, — но позволить вам войти я не могу. Прошу вас удалиться.

— А-а, так ты укрываешь негритоску! — взорвался Гейб.

— Не могу этого сказать, друг. Просто не хочу более беседовать с вами. Прошу покинуть мою землю.

— Слушай, ты! Помогать беглым — это федеральное преступление, и обойдется тебе в тыщу долларов или шесть месяцев тюряги. Закон велит, чтоб ты помогал нам.

— Это порочное установление, столь же противное заповедям Господним, как действия президента Пирса на Кубе. Господь повелел нам…

— А теперь я тебе повелю, — зарычал Аллен, выхватывая пистолет. — Отойди!

Эдмондс не шелохнулся. Голос его был все так же спокоен:

— Конституция гарантировала мне и моей семье право на неприкосновенность жилища.

— Клянусь Богом!.. — Зрачок ствола уставился прямо на Эдмондса. — Тебе что, жить надоело?

— Вовсе нет. Но если убьешь — тебя, знаешь ли, повесят.

— Опусти пистолет, — махнул рукой Гейб и выпрямился. — Ладно, мистер Негролюб! До города рукой подать. Я сей же час двину прямиком туда за ордером и помощником шерифа. А ты, Аллен, пригляди, чтоб никто отсюда не убег, покуда я в отлучке. — Он с прищуром оглядел Эдмондса. — А может, ты передумал, парень? Даю тебе последний шанс.