— Разве я произвел на вас такое впечатление? — деланно удивился Сайгун. — Тогда извините. Какая черная неблагодарность за столь радушный прием! Уверяю вас, я вовсе не желал этого.

— Что вы, я вас не виню. Вас вполне можно понять: звонит совершенно незнакомый человек, приглашает вас… Может, я хочу впутать вас в свои преступные замыслы. Или вдруг я агент иностранной державы и хочу вас завербовать — в наши дни шпионов в любой столице полным-полно.

— Кому же придет в голову вербовать мелкого канцеляриста в чисто гражданском архиве? — Сайгун хмыкнул. — Если кому из нас двоих грозят неприятности, так это вам. Сами знаете, вам уже пришлось иметь дело с нашей бюрократией, избежать ее внимания никак нельзя, особенно иностранцу. Поверьте слову знающего человека: если мы захотим, то сумеем запутать, умаять и остановить на полном скаку стадо взбесившихся слонов.

— Так или иначе, времена нынче неспокойные. Сайгун помрачнел. Отвернувшись к окну, он устремил взгляд в ночь и негромко сказал:

— Действительно, время зловещее. Герр Гитлер не ограничится захватом Австрии, так ведь? Боюсь, мистер Чемберлен и мсье Даладье позволят ему распространить свои притязания и на Чехословакию. Да и Красная Россия не утратила былых царистских амбиций, а она совсем близко. — Вернувшись взглядом к американцу, он утер свой низкий лоб носовым платком и пригладил черные волосы. — Извините меня. Вы, американцы, предпочитаете оптимистические прогнозы, разве нет? Ну что ж, что бы ни случилось, цивилизация уцелеет. До сих пор ей всегда это удавалось, независимо от того, какой внешний облик она обретала.

— А вы неплохо информированы, господин Сайгун, — растягивая слова, проговорил Маккриди. — Похоже, у вас философский склад ума.

— От газет никуда не денешься, — пожал плечами турок. — И от радио тоже. Нынче что ни кофейня, то вавилонское столпотворение, и все толкуют исключительно о политике. Я лично ищу утешения в чтении старинных книг, они помогают мне отличить вечное от преходящего.

Сайгун залпом осушил бокал. Маккриди вновь наполнил его и предложил:

— Сигару?

— Почему бы и нет, спасибо большое. Вид вашего портсигара сулит нечто необыкновенное.

Маккриди извлек две гаванские сигары, гильотинку для их обрезки, которую тут же предложил гостю, и зажигалку. Когда он уселся обратно, голос американца чуть заметно дрогнул:

— Могу я теперь перейти к делу?

— Несомненно. Вы вольны начать, когда вам заблагорассудится. Я просто полагал, что вы хотите приглядеться ко мне поближе. Или, если можно так выразиться, прощупать меня.

— Пожалуй, вы справились с этой задачей лучше, чем я, — криво усмехнулся Маккриди.

— Разве? Я просто наслаждался интересной беседой с приятным человеком. Ваша удивительная страна у всех на устах, и ваша собственная карьера в бизнесе — не пустяк…

Маккриди дал гостю прикурить, потом занялся собственной сигарой.

— Разговор все время либо перекидывается на меня, либо сворачивает на банальные темы. А в результате о вас не было сказано почти ни слова.

— А что там обо мне говорить? Я самый заурядный и незначительный человек. Даже не представляю, что вас могло заинтересовать в моей ничтожной персоне. — Сайгун глубоко, со смаком затянулся, не торопясь выдохнул, довершил впечатление глотком ликера. — Однако я рад встрече. Подобные удовольствия нечасто выпадают на долю мелкого служащего среди рутины повседневных дел в заштатной конторе. Турция — страна бедная, и взятками не побалуешься — президент Ататюрк искореняет коррупцию беспощадно.

Маккриди никак не удавалось раскурить сигару как следует.

— Друг мой, вас можно считать кем угодно, только не заурядным. Вы уже продемонстрировали изрядное хитроумие и умение уклоняться от нежелательных для вас тем. И ничего удивительного. Люди в нашем с вами положении, не обладающие этими качествами и не умеющие воспитать их в себе, скорее всего обречены.

— В нашем положении? Это в каком же? Сайгун распахнул круглые блестящие глазки.

— Осторожничаете? Вполне понятно. Если вы тот, за кого я вас принимаю, то это давняя-предавняя привычка. Если же нет — вы ломаете голову, самонадеянный ли я дурак или сумасшедший.

— Нет-нет, зачем же так! Ваше прошлогоднее газетное объявление привлекло мое внимание. Загадочное, и все же… подлинное. В самом деле, замечательно сформулировано.

— Спасибо. Хоть это в изрядной мере заслуга не моя, а моего партнера. У него дар слова.

— Насколько я понимаю, вы поместили подобные объявления во многих газетах по всему миру? — Дождавшись утвердительного кивка Маккриди, Сайгун продолжал: — Полагаю, в зависимости от региона варьировался не только язык, но и текст сообщения. Как там было? «Вниманию тех, кто прожил столь долго, что праотцы наши — для них братья и друзья…» Да, пожалуй, таким и должен быть призыв к обитателям Ближнего Востока, гражданам древней земли. А средний человек, на глаза которому попадет это объявление, непременно подумает, что какой-то ученый разыскивает стариков, интересующихся историей и размышлявших над ней, с целью поднабраться у них мудрости. И много было откликов?

— Нет. Большинство откликнувшихся были или слегка не в своем уме, или надеялись выудить у меня денег. Вы были единственным во всей стране, кого мой агент счел достойным того, чтобы я рассмотрел ваш случай собственной персоной.

— Прошло немало времени. Я уж начал было подумывать, что это не серьезное дело, а какой-то розыгрыш.

— Мне пришлось рассмотреть изрядное количество рапортов. По большей части я отправил их в корзину. Потом двинулся в турне по миру. Сегодня — моя третья встреча.

— Зато ваши люди, видимо, встречались с каждым, кто откликнулся на объявление, где бы тот ни находился. Выходит, вы тратите на это порядочные средства, господин Маккриди. Вот только цели свои вы мне пока не раскрыли. Осмелюсь предположить, что и агентам своим тоже.

— Я подсказал им определенные критерии соответствия, но и только, — кивнул американец и сквозь сигарный дым пристально вгляделся в собеседника. — Самое важное, чтобы кандидат выглядел молодым и здоровым, хотя с виду призыв обращен к старикам. Я объяснил агентам, что не хочу афишировать этот факт, но ищу гениев-самородков, обладающих проницательностью и интуицией, развитыми не по возрасту, особенно в области истории. Мол, если свести вместе подобных гениев, представителей различных культур, мы могли бы выработать новые воззрения на предмет, создать новую науку, превосходящую самые смелые надежды самых знаменитых историков вроде Шпенглера и Тойнби. Агенты наверняка считают, что я просто свихнулся на истории. Впрочем, плачу я чистоганом, и довольно щедро.

— Ясно. Ну и как, довольны вы итогами знакомства с первыми двумя?

— Вы же прекрасно понимаете, кого я на самом деле ищу.

— В таком случае, — рассмеялся Сайгун, — вы и сейчас не попали в цель. Никакой я не гений — напротив, абсолютная посредственность. И меня это вполне устраивает, что служит еще одним подтверждением моей серости. — Он помолчал. — Так что там эти двое?

Маккриди стремительно пронзил воздух сигарой и раздраженно воскликнул:

— Проклятье! Неужто мы всю ночь будем ходить вокруг да около?

Сайгун вновь откинулся на спинку стула. Невыразительная улыбка на широком лице могла скрывать что угодно — и опаску, и радость.

— Бог не позволит мне отплатить за вашу щедрость неучтивостью. Наверно, будет лучше, если вы возьмете инициативу в свои руки и скажете все напрямую.

— Хорошо! — Маккриди резко подался вперед. — Если я заблуждаюсь на ваш счет, вы сочтете меня не просто эксцентричным, а буйным безумцем. В таком случае вам будет лучше отправиться домой и никогда никому не рассказывать о нашем разговоре, потому что я буду все отрицать, и в дурацком положении окажетесь вы, а не я. — И тут же торопливо уточнил: — Это не угроза. Я прошу вас о молчании лишь для нашего взаимного блага.

Сайгун приподнял бокал.

— Со своей точки зрения вы идете на риск. Понимаю и обещаю молчать.