Воровато озираясь и вздрагивая, когда ему чудилось движение промеж трупов, Дальвиг добрался до цитадели. Она представляла собой здание со стенами вровень с крепостными, глухими (только на самом верху можно было разглядеть узкие бойницы), сложенными из крупных каменных блоков грубой выделки. В центре выгнутый фасад распухал башней, врощенной в тело цитадели и возвышавшейся над ней еще на несколько человеческих ростов.

Дверной проем в теле башни был достаточно широк и когда-то закрывался солидной деревянной дверью – но от нее сохранились только бронзовые ребра, перекрученные и порванные. Даже щепок не осталось! Изнутри тянуло холодом и затхлостью, как из давно никем не посещаемого подвала. Дальвиг еще раз взглянул на трупы и закусил губу. Он решительно не понимал, как могут соседствовать такие свежие покойники и такие древние разрушения. Разве что обе армии явились сюда, чтобы разграбить сокровищницу, да и полегли в битве за нее? Это объяснение показалось весьма подходящим, и Эт Кобос даже приободрился. Он сам толком не знал, что хочет найти здесь, почему не повернет и не удирает во все лопатки…

Привыкнув к полумраку, царившему внутри башни, Дальвиг увидел лестницу с выщербленными ступенями, покрытую непонятными кучами – не то мусором, не то снова телами и их кусками. Преодолев страх и осторожность, он ступил на первую ступеньку и медленно пошел вверх. Чем дальше, тем легче было идти. Мусора и мертвых становилось меньше, появилось несколько крошечных оконцев, через которые на лестницу проникали красные, как попавшая в воду кровь, лучи солнца. Тишина казалась всеобъемлющей и всепоглощающей. Дальвиг шагал по каменным ступеням совершенно бесшумно: он затаил дыхание и старался не брякнуть ни единой металлической частицей своего снаряжения.

Наверху он вышел в короткий, загибающийся коридор, как и все здесь, наполненный присутствием смерти. Несколько дверных проемов выходили изнутри башни, а снаружи через бойницы виднелся узенький балкончик. Большинство дверей оказались выбитыми, а пол основательно прогнил, местами даже провалившись. Осторожно выбирая место для следующего шага, Дальвиг вдоль стены пробрался из одного конца коридора в другой. По пути он заглядывал в комнаты, но ничего интересного там не обнаружилось. В двух лежали мертвецы в красных одеждах, со стрелами в горле и глазнице, еще в одной – отрубленная голова с высунутым черным языком, а в самой последней у узкого, зарешеченного окна сидел закованный в ржавые латы рыцарь. Мятая, с прогрызенными временем дырами сталь покрывала его с головы до пят – когда-то красивая рельефная кираса с сине-белым цветком, кольчужная рубаха до колен, наручи и кожаные перчатки с металлическими шипами на костяшках пальцев. Только шлем с разрубленным, почерневшим и помятым забралом был снят и небрежно отброшен в сторону. Бледное лицо с остро выступающими скулами склонилось книзу; желтоватые волосы слипшимися прядями свисали вниз, закрывая его почти полностью. Внешне никаких смертельных ран на теле рыцаря Дальвиг не увидал, зато вокруг лидиеносца в самых разнообразных позах громоздились мертвецы. Четверо, явно порубленные тем громадным мечом, что зажат в неподвижной руке рыцаря. Немного поколебавшись, Дальвиг решил, что нужно осмотреть его поближе. Все равно он мертв, и ничего в этой жизни ему уже не понадобится. А ему, Эт Кобосу, пригодится все, даже пара золотых монет в том тощем кошеле, что выглядывает из-за пояса.

Однако стоило ему двинуться внутрь комнаты, под ногой немедленно протяжно и зловеще заскрипела половица. В груди Дальвига все похолодело: он понял, что сейчас произойдет нечто ужасное. В тот же момент желтые пряди вздрогнули и начали медленно подниматься. Развалившись в стороны, они открыли измученное лицо, которое должно было принадлежать только покойнику, но никак не тому, кто способен еще шевелиться. Рыцарь поднял на Дальвига взгляд тусклых водянистых глаз неопределенного цвета и выдохнул через землистые губы:

– Уже?

Это был сиплый, леденящий душу стон человека, подвергнутого мучительным страданиям. Голос существа, забывшего свет солнца, вечно заточенного в глубокий пыточный подвал. Голос мертвеца, которому никак не дадут успокоиться в своей могиле, если уж на то пошло.

Как ужаленный Дальвиг отпрыгнул от двери к противоположной стене и выставил перед собой Вальдевул. Он даже забыл, что следует велеть ему рубить. Едва заметная на серой коже лба бровь рыцаря медленно поползла вверх.

– Ты… не один из нас? – проскрипел он. Кажется, даже звуки причиняли ему боль – каждый в отдельности и все вместе. – Я не узнаю тебя.

– А ты? Кто ты такой – мертвец или живой?

– Если б я знал! – усмехнулся рыцарь, словно ему кто-то всадил кинжал в живот. – Кто ты такой, ответь!

– Я – путешественник, по ошибке попавший в это царство гниющего мяса…

– Тогда позволь на правах хозяина приветствовать тебя в замке Вайберанн, злосчастный путник. Я – Миланор, господин этого проклятого места. – Тяжело опираясь на свой огромный заржавевший меч, рыцарь поднялся сначала на колени, а потом и на ноги.

– Гм… Я тоже тебя приветствую, – пробормотал Даль-виг, совершенно не представляющий, как ему вести себя дальше. Сам он с радостью очутился бы сейчас в седле коня, как можно быстрее скачущего прочь отсюда. Но так просто повернуться и уйти… и невежливо, и страшно. Тем временем Миланор, неуклюже пошевеливая руками, оперся спиной о стену и продолжил разговор.

– Позволишь мне поболтать с тобой? Кажется, еще есть немного времени. И не надо так отчаянно сжимать меч, приятель. Я так пресыщен убийствами, что теперь даже комара, сосущего мою кровь, оставил бы в живых. Ну, так ты согласен поговорить? Понимаешь, с другими нельзя. Их я должен немедленно пронзить мечом, или разрубить, или размозжить голову кулаком, или… Не будешь против, если я расскажу свою историю?

– М-да, – промямлил вконец растерявшийся Дальвиг, но тем не менее Вальдевула не опустил.

Миланор как попало бросил свой меч прямо на пол и, скрипя латами, проковылял мимо вжавшегося в стену Эт Кобоса в одну из пустых комнат. Мучимый любопытством и сдерживаемый страхом, Дальвиг последовал за ним, держась, впрочем, на безопасном расстоянии. В конце концов, ему уже хотелось узнать, какие тайны скрывает это место. Даже если живой мертвец Миланор кинется на него, Вальдевул превратит его в мертвого мертвеца!

– И какова же история вашего замка? – Дальвиг осмелел настолько, что даже задал вопрос. Миланор, словно не слыша, тщательно уселся на пыльный стул лицом к окну, в котором виднелось красно-золотое сияние в небесах и темнеющие росчерки высоких облаков.

– Раньше я никогда не смотрел на небо, – молвил он наконец, указав в окно кривым уродливым пальцем в латной перчатке. – А теперь отдал бы все, чтобы как можно дольше сидеть здесь и созерцать, как ночь сменяет вечер, а за ней следует утро, разгорается день, и все повторяется по новой. Хотя… у меня нет ничего, что я мог бы отдать. Мой рассказ будет историей гнусного порока и его жестокого наказания. Попробуй угадать, сколько мне лет? Нет, не старайся. Сто шестьдесят, это я еще помню. Может быть, подобное долголетие удивит тебя, но прошу, не следует ему завидовать. Я – простой человек, не пивший мифических эликсиров молодости и долголетия. Я раб отвратительного заклятия. Сто тридцать лет назад здесь был цветущий замок, центр сильного и независимого владения. Моего. Но – увы – я был порочным и несдержанным человеком, говорю это без всякого сомнения… век и еще немного заставят все тщательно осмыслить, клянусь тебе самым дорогим для меня – смертью. Итак, среди многочисленных пороков одним из самых безобидных была игра в кости. До поры до времени я держался, но однажды – будь проклят сам тот день! – я жестоко проигрался некоему белораннскому дворянину. Помню как сейчас – это случилось в Ноланн-Анне, ночью, при свете чадящих ламп, под реки вина и визгливую флейту. Остальные музыканты уснули, сморенные тяжким духом кабака и содержимым выпитых кружек. Как жаль, что я оказался не так слаб! Проиграв громадную сумму, я тут же заложил замок ростовщику, грязной пучеглазой жабе, посещавшей злачные заведения именно с такой целью – задешево скупать и брать в залог имущество неудачливых игроков. Судьба так и не повернулась ко мне лицом, так что вслед за замком я заложил земли и крестьян… Но тому сукину сыну везло раз за разом! Я не мог поверить, я все ждал, когда же наконец счастье изменит ему и снова осенит меня, – но нет! Проигравшись в пух и прах, я убежал из кабака в страшной ярости и носился по улицам под дождем, уснув в конце концов, как пес, под каким-то забором. А утром меня нашли и сообщили, что через неделю новый владелец – тот самый везунчик – явится, чтобы прибрать к рукам мою вотчину. Я кинулся драться, ревом и кулаками пытаясь доказать, что проигрыш недействителен, однако они, улюлюкая, вышвырнули меня из города. Со страшной головной болью, вызванной сразу и похмельем, и осознанием глубины бездны, в которую пал, я вернулся домой. Несколько дней слонялся по замку, с ужасом думая, что все это уже не принадлежит мне! Нет, я не мог с этим смириться… глупый, тупой гордец! Если бы я только мог предположить, чем все это закончится, ах, если бы… Взяв воинов, я отправился на северо-запад, во владения соседа, человека, которым владели два чувства: жадность, позволившая скопить несметные богатства, и любовь к единственному сыну, маленькому мальчику, болезненному и смазливому, как девчонка. Я украл этого мальчишку и потребовал большого выкупа, в надежде, что любовь в старом пауке пересилит скупость… Однако огромная сумма затуманила его разум. Он привел сюда целую армию: всю свою дружину, челядь и даже наемников. Я пришел в бешенство, поняв, что денег не видать, и уже в самом начале осады выволок его выкормыша на стену. Приставив нож к горлу, я завопил: «Деньги!!! Деньги, или, клянусь, ты увидишь, какого цвета кровь у твоего красавчика!» Этот дуралей прыгал у самых ворот как сумасшедший, грозил страшными карами и требовал отдать дитя. И тогда… тогда на мои глаза будто пала пелена. Я видел, как сюда приходят войска короля Белоранны, а меня в цепях волокут в тюрьму, будто последнего преступника. Любая кара показалась тогда менее ужасной и позорной. Я яростно рванул ножом наискось, едва не воткнув острие в собственную грудь. До сих пор мне чудится жалобный хруст, с которым сталь рвала нежные детские хрящи. Я помню, какой обжигающей была кровь, брызнувшая на руку, как в последний раз содрогнулось и затихло тельце несчастного мальчишки. Я еще поднял его перед собой за плечи и потряс, как старую тряпичную куклу. Произошедшее не доходило до меня – оно словно бы тонуло в вязком тумане. Только дикий вой, который издал мой противник, вернул меня к реальности. Мне стало страшно. Неужели это сделал я? Лишил жизни это беззащитное существо, ни в чем передо мной не виноватое? Сведенный с ума горем отец тем временем разбросал в разные стороны меч, щит и все свое снаряжение. Он кружил на одном месте, как старая слепая лошадь с мельницы, потом упал наземь и принялся грызть деревянный настил моста. В конце концов на глазах оцепеневших солдат обеих армий он вынул из-за пазухи черную шкатулку. В нарушение всех белораннских законов, запрещавших колдовство, там был заперт с помощью магии могущественный демон по имени Рану. Сила его была велика, и черпал он ее из своего, чуждого мира, поэтому ему было плевать, что здешние места свободны от волшебства и волшебников. Пребывание в нашем мире причиняло демону жестокие муки, а освободиться он мог только тогда, когда исполнил бы желание владельца шкатулки… И он исполнил его! В течение долгих лет две армии должны сражаться под стенами этого проклятого замка, уничтожая друг друга до полной победы какой-либо из сторон. Затем трупы поднимаются и мертвые снова становятся живыми; раны затягиваются, отсеченные члены прирастают на место. Остается только память об испытанной боли и ужас перед будущей. Осознание обреченности, довлеющей над тобой и твоими товарищами. Сражение начинается вновь, потому что злая сила Рану гонит нас в бой, терзая разум и плоть. Так должно повториться двадцать тысяч раз!!! Перед тобой последствия очередной битвы. Я уже сбился со счету, какая это? Сколько еще осталось? Тысяча? Три? Пять? Не важно.