Путешествие, которое он совершил, поражает. Ведь кот нашел свой дом, своих друзей буквально «за тридевять земель» — от волжских берегов до Двуреченска, где живут Олейники, более полутора тысяч километров!
Говорить здесь о каких-то сознательных действиях животного не приходится. Тогда что же?
…Среди мозговых феноменов известны случаи, когда человек не чувствует боли. Совсем. Правда, это очень редкое явление. Медицина знает около ста подобных случаев. Естественно, они привлекают к себе внимание ученых.
Еще в детстве родители маленькой Кристины, жительницы американского городка, не раз отмечали удивительное «терпение» девочки — она не плакала, даже когда сломала ногу, упав с велосипеда. О переломе узнали только после того, как на ноге появилась опухоль. Позднее открылись и совсем поразительные вещи. Кристина могла взять с плиты раскаленную сковороду, спокойно держать ее в руках сколь угодно долго. Она не знала, что такое боль!
Около десяти лет назад такой же сюрприз природа преподнесла девочке Монике из семьи венгра Хайналь. Когда она в пять лет заболела воспалением легких, врачи обнаружили, что ребенок не чувствует боли.
Жизнь без боли! Не думайте, что это благо. С одной стороны, конечно, хорошо никогда не иметь столь неприятных ощущений, но нельзя забывать о другом — боль предупреждает нас: в организме что-то случилось. Иной раз это просто реакция на укол или ожог. Но, с другой стороны, часто боли сигнализируют о начинающейся болезни, о серьезных нарушениях в организме. Так что «безболезненная жизнь» таит в себе много опасностей. Той же Монике родители каждый раз, как она приходит домой с поцарапанной кожей, настойчиво объясняют, что рана может привести к неприятным последствиям, если не позаботиться о чистоте, о лечении.
Причины этого редкого заболевания — если его можно назвать заболеванием — еще не выяснены. Высказываются лишь предположения. Вот одно из них: невосприимчивость к боли связана с нарушением деятельности нервных волокон, передающих болевые импульсы от нервных окончаний к определенным участкам мозга.
Если жизнь без боли совсем не так привлекательна, как может показаться на первый взгляд, то жизнь без памяти без преувеличения ужасна. Только представьте себе: ничего не помнить, забыть обо всем!
Семья англичанина Смита в декабре 1972 года проводила свой отпуск в Греции. В один из дней, проснувшись рано утром, жена Смита с удивлением обнаружила, что находится в незнакомой гостинице, в незнакомой стране.
«У нее началась истерика, — вспоминал муж. — Мне кое-как удалось успокоить ее, убедить в том, что я ее муж, что она в безопасности. Я думал, что ей просто приснился дурной сон. Мы не понимали, что самое страшное только начинается».
«Я никак не могла понять, почему вдруг оказалась в Афинах, — говорит Рита в моменты просветления. — Ничего не могла вспомнить о каком-то отпуске».
Когда в спальню вбежали семилетний Мартин и четырехлетний Марк, мать едва взглянула на детей.
«Она с трудом припоминала их, — рассказывал Смит. — К этому времени она кое-как освоилась с мыслью, что я ее муж, но дети — дети поставили ее в тупик».
Врач ввел женщине сильнодействующее средство. Семья вылетела домой в Англию. Врачи были в недоумении. Им казалось, что наиболее вероятная причина всего происшедшего — перемена климата. В прохладной Англии странное заболевание может пройти само собой.
Рита Смит приехала домой. В полной растерянности она осматривала дом, в котором прожила более пяти лет. В конце концов врачи решили провести обследование странной больной, поместили ее в больницу. Однако установить, что же произошло с человеком и по какой причине, не удалось.
Прошло около двух лет, прежде чем память стала понемногу восстанавливаться. Заболевшая женщина уже могла помнить о событиях, происшедших в последние сутки. Но далее воспоминания тускнели и пропадали.
Случай с амнезией — потерей памяти — у Риты Смит не выделяется чем-либо особенным из ряда подобных. Иначе было у Пола Миллера.
«Мне сказали, — вспоминает он, — что до потери памяти я был заядлым курильщиком. Но у меня не было ровно никакого желания закурить. Я даже не помнил, курил ли когда-нибудь, хотя пальцы пожелтели от никотина. Ужасное ощущение — ничего не помнить о себе! Когда я очнулся в больнице, мне все казалось непонятным. И только постепенно ощущения стали упорядочиваться в какое-то подобие цельной картины, но ясности так и не наступало…»
Как только личность Миллера (у него не было документов) была установлена — после публикации его фотографий, — к нему привели девятилетнюю дочь. Когда девочка подошла к постели отца, на его лице не дрогнул ни один мускул.
«Врачи решили, что я могу навестить дома своих близких. Они рассчитывали, что знакомые лица и знакомая обстановка помогут вернуть память. В Ноттингеме меня встретила мать — я ее не узнал. С ней и в сопровождении врача пошли в город. Совершенно неожиданно я автоматически направился к нужной автобусной остановке. Но по мере того, как память медленно возвращалась, я стал чувствовать себя все хуже, и меня снова уложили в больницу.
Понадобилось еще раз поехать в Ноттингем, прежде чем я вспомнил, кем приходится мне эта немолодая женщина — моя мать. По мере того, как два мира — старый, в котором я жил прежде, и новый, обретенный, — стали сближаться, у меня началась путаница в голове».
Самое удивительное в истории Миллера заключается в том, что, по его словам, после выздоровления «его интеллект стал острее». Еще находясь в больнице, он создал модель парусника, не пользуясь никакими чертежами и рисунками.
Пример с Миллером — лишнее доказательство тому, каким поистине дремучим лесом остаются для нас до сих пор процессы, связанные с запоминанием и воспоминанием. А сколько их еще, удивительных, с трудом объяснимых и необъяснимых проявлений деятельности мозга, которую мы коротко называем одним словом — память.
Скажем, нашумевшие опыты с пересадкой приобретенных навыков. Их проводили с теми же червями-планариями. Американец Д. Мак-Комнелл поместил червей в ванночку и подключил ее к электросети. Над ванночкой висела лампа накаливания. Когда свет загорался, червяк получал слабый удар током и, пронзенный болью, сворачивался.
Вскоре черви усвоили свой урок и сворачивались, как только загоралась лампа, уже без удара током. Обычный условный рефлекс.
Но дальше началось уже неожиданное. Исследователь растолок пару обученных червей и скормил их необученным. Эти последние проглотили сведения и овладели оборонительным рефлексом значительно быстрее, чем другие, не кормленные «ученой пищей». Вывод напрашивается сам собой: память, записанная где-то на молекулярном уровне, можно приобрести вместе с пищей.
Съедобная память! Я чувствую, как при этом расправляет свои крылья фантазия. Знания, полученные вместе с обедом… Курс высшей математики в пилюлях… Студенты высших учебных заведений уже шутили: к чему не один год изучать премудрости теоретической механики или органической химии по учебникам, — достаточно съесть авторов этих учебников!
Шутки шутками, но опыты с пересадкой памяти и впрямь взволновали ученый мир. Во многих лабораториях начались аналогичные эксперименты. От планарий перешли к крысам и козам, птицам и рыбам. Не станем пересказывать эти опыты в подробностях. Скажем лишь, что в мировой печати появились утверждения о существовании в мозгу живых существ особых носителей памяти. Один из них даже был выделен профессором Унгаром и назван скотофобином. Попадает такое вещество в другой организм — и вместе с ним переходят заложенные в нем воспоминания. Скотофобин, например, передает крысам боязнь темноты, хотя известно, что эти животные любят именно темноту.
Нет слов, сенсационное открытие!
Увы, еще не открытие. При более тщательных опытах, при проверке оказалось, что исследователи, увлекшись столь многообещающими выводами, желаемое во многом принимали за действительное. Так тоже бывает в науке.
Однако и зачеркнуть эту страницу в истории науки о мозге мы не можем. Есть в ней все-таки факты, которые заставляют думать о веществе памяти. Ну, хотя бы, вот такие.
