«…Служителям удалось накинуть на шею льва цепь и вывести его из клетки. Сначала четверо, а потом шесть человек долго бились над тем, чтобы перевернуть его на спину. Я хотел гипнотизировать зверя в соответствии с обычно применяемым методом. В конце концов, воспользовавшись подходящим моментом, сумел сесть на его хребет, обхватить сзади его голову и в этом положении, пристально всматриваясь в его глаза, вызвать у него гипнотическое оцепенение.

Когда я соскочил с него и отошел в сторону, он еще несколько минут оставался в необычной для него позе…

Самыми опасными, однако, были эксперименты с крокодилами. Дирекция зоопарка предупредила, что снимает с себя всякую ответственность за мою жизнь и здоровье. Я знал, что если ящерицу ограничить в движении, то она впадает в гипнотическое оцепенение. Мне казалось, что таким же способом можно воспользоваться и в случае с крокодилом.

Как известно, это не очень приветливые твари. Уже в возрасте нескольких месяцев крокодильчик не упустит возможности цапнуть человека за руку. Что уж говорить о взрослых экземплярах! Но когда я резко хватал крокодила за шею и сжимал ее, гад, к удивлению служителей зоопарка, сразу же становился неподвижным.

Один за другим крокодилы цепенели, оставаясь в таком состоянии многие часы. Их можно было переворачивать на спину, пинать ногой — они никак не реагировали».

…Расстанемся с гипнозом, но не с животными. В мире «братьев наших меньших» так много интересного, удивительного и неожиданного, что о нем стоит поговорить обстоятельно.

Что они разумеют?

Когда-то Дарвин, имея в виду всех тех, кого оскорбляла и унижала мысль о родстве людей и обезьян, сказал: «Что до меня касается, то я бы скорее желал быть потомком храброй маленькой обезьянки, которая не побоялась броситься на страшного врага, чтобы спасти жизнь сторожа, или старого павиана, который, спустившись с горы, вынес с триумфом молодого товарища из стаи удивленных собак, чем быть потомком дикаря, который наслаждается мучениями своих неприятелей, приносит кровавые жертвы, убивает своих детей без всяких угрызений совести, обращается со своими женами, как с рабынями, предается грубейшим суевериям».

Хорошо сказал великий естествоиспытатель!

Добавим от себя, что, даже став на точку зрения верующего человека, признавая возможность всех библейских чудес, у нас нет оснований к тому, чтобы воспринимать «обезьянье происхождение» человека как поношение религии.

Разве не учит она тому, что всё в мире — творения бога? Значит, всё, что существует в природе, несет в себе «божественное начало». Человек отличается от всех других существ лишь тем, что стоит на самом верху эволюционной лестницы. Наделенный, кроме всего прочего, разумом, он уже по этой причине должен размышлять о себе и окружающем.

И вот, стоит лишь начать размышлять, скажем, о том, что не существует в природе непереходимой границы между человеком и многими другими животными существами, что нельзя в своем величии отказать этим существам и в сообразительности, и в чувстве признательности, и во многих других столь понятных нам качествах, — не превратится ли ваша уверенность в своих убеждениях в сомнение?

Последние десятилетия обогатили нас многочисленными наблюдениями над жизнью обезьян. Ученые, влюбленные в свое дело, отдавали годы, изучая в непосредственной близости повседневное поведение горилл и шимпанзе, павианов и орангутангов.

Интереснейшие наблюдения!

Индийский ученый Иман Глагул много лет наблюдал за жизнью орангутангов в естественных условиях. Подружился с одной из обезьян, назвал ее Бутаном. Дружба началась с того, что он подарил обезьяне металлическое зеркальце на цепочке.

Обезьяна потеряла зеркало, Глагул принес ей другое. Доверие к человеку укрепилось. Ученый решил проделать эксперимент: пускал зеркальцем солнечные «зайчики» и смотрел, как это воспринимает обезьяна. Орангутанг внимательно следил за каждым движением человека. И когда тот направил «зайчика» ему в глаза, Бутан сам попробовал ослепить «зайчиком» своего друга. При этом он даже пританцовывал от удовольствия.

Затем, посмотрев, как это делает человек, обезьяна научилась с помощью того же солнечного «зайчика» выгонять из гнезд диких пчел — направляя луч в отверстие гнезда. Потом их встречи прекратились: ученый долго отсутствовал. Но когда он вернулся обратно, Бутан по-прежнему встретил его как друга. Знаком пригласил подойти к себе, вытащил из потайного места зеркальце, повел к пчелиному гнезду, начал угощать ученого медом.

Шимпанзе учат гасить костер водой из бочонка. Погасив огонь, обезьяна находит за ним лакомство. После нескольких опытов она уже уверенно выполняет задание. Тогда ученый усложняет опыт. Те же самые действия нужно выполнить, находясь на плоту в озере, причем бочонок, из которого обезьяна брала воду, оставлен с водой на берегу.

Как быть? Можно черпать воду прямо из озера (это проще, но это совсем новое!) или же воспользоваться перекидным мостиком, предусмотрительно оставленным на плоту.

Обезьяна выбирает последнее: перекинуть мостик на берег. После нескольких опытов ей это удается. Она бежит, взяв кружку, на берег, набирает из бочки воду, возвращается обратно и заливает водой огонь.

Эти эксперименты проводились несколько десятков лет назад. И сколько тогда ни старались исследователи, шимпанзе так и не догадалась зачерпнуть воду из озера. Значит, у обезьян нет понятия «вода вообще». Есть только вода конкретная — в бочке, в ведре.

Из этого ученые сделали вывод, что человекообразные обезьяны не способны к обобщению, к абстракции.

А может быть, такой вывод был поспешным? Если обезьяна не воспользовалась водой из пруда, из этого еще не следует, что она не способна обобщать. Возможно, обезьяна не сумела использовать имеющиеся в ее голове общие понятия. Обладать такими понятиями и применять их в жизни далеко не одно и то же.

Возможно, было и так — подопытная обезьяна сделала обобщение, но другое: вода из этого бочонка и вообще вода из всех бочонков годится для того, чтобы погасить костер. К тому же вывод о неспособности всех шимпанзе обобщать неправомерен и потому, что умственные способности этих обезьян проверялись только на одном представителе. Что, если он был глупее других?

Позднее эксперимент с обезьяной, тушащей огонь водой, повторили, и все было иначе. Обезьяна гасила огонь сначала из бачка, а затем из тазика. Брала воду и кружкой и миской. Набирала воду тряпкой и выжимала ее над огнем.

Не виден ли здесь разум?

Особенно об этом задумываешься, наблюдая за поведением тех четвероногих, кто постоянно находится рядом с человеком. Уже не одну тысячу лет многие животные живут бок о бок с нами, и такое общение, конечно же, сказывается на их психике.

«У наших домашних животных, — писал Ф. Энгельс, — более высокоразвитых благодаря общению с людьми, можно ежедневно наблюдать акты хитрости, стоящие на одинаковом уровне с такими же актами у детей». И в другом месте: «Собака и лошадь развили в себе, благодаря общению с людьми, такое чуткое ухо по отношению к членораздельной речи, что, в пределах свойственного им круга представлений, они легко научаются понимать всякий язык. Они, кроме того, приобрели способность к таким чувствам, как чувство привязанности к человеку, чувство благодарности и т. д., которые раньше им были чужды. Всякий, кому много приходилось иметь дело с такими животными, едва ли может отказаться от убеждения, что имеется немало случаев, когда они свою неспособность говорить ощущают теперь как недостаток. К сожалению, их голосовые органы настолько специализированы в определенном направлении, что этому их горю уже никак нельзя помочь».

«У меня жил пойнтер Бекас, — рассказывает профессор А. Платонов. — Как-то после долгой отлучки вернулся я домой. Пес, очень скучавший, радостно встретил меня и не отходил ни на шаг. Мы сели обедать, жена стала отсылать собаку на место. Бекас нехотя повиновался, но спустя короткое время вернулся ко мне. Последовало новое приказание, и история повторилась несколько раз. В нашем обиходе команда „на место“ значила: пойти и лечь на коврик, служащий постелью собаке. Коврик обычно лежит в кухне, но нередко и перекладывается с места на место.