Есть некий порог, за который мы не хотим или не способны шагнуть. Есть некая масса темной инертности, которая прикрепляет нас к избранной однажды модели мира, разрешая интеллектуальную игру и самую неистовую фантазию. Иначе как объяснить, что специалисты в области семантики, психологии восприятия, строители феноменологических теорий, эти отрешенные и бесстрастные агностики, потратившие полжизни на рассмотрение "вещи-в-себе" и на прочие трансцендентальные словеса, те самые, что со всей глубиной своей интеллектуальной проницательности знают — мир не такой, каким он дан в нашем ограниченном восприятии, — продолжают воспринимать Реальность так и только так? Почему мы остаемся здесь и не устремляемся, подобно молнии, в темную непостижимость, наличие которой в уме и картине мира мыслителя, после многолетних копаний в теореме Бытия, кажется ему неоспоримым?

Это давление, препятствующее изменениям, последователи Кастанеды чаще всего называют нехваткой энергии или личной силы. Однако этого объяснения часто не хватает, и новые толтеки говорят о "приказе Орла" ("намерении человечества", силе "тоналя времен"). Профессиональный мыслитель пренебрежительно назовет это метафизической затычкой. Ему легко так говорить просто потому, что чистая мысль — единственное приложение его сил. Он существует, генерируя модели и удовлетворяясь игрой своего изощренного ума. Мыслитель не ведет битву воина, но лишь созерцает ее как еще одну условность. Принимает в свою систему исчислений еще одну переменную и вполне доволен тем, что может получить еще один результат. Он может назвать и определить целую систему ценностей, и в мире своих и чужих мыслей выбрать ее как симпатичную, истинную, вещать о ней с университетской кафедры, пускаться в академические споры, время от времени возвышаясь до пророческих откровений и праведного гнева.

Система представлений и умственных конструктов в голове такого мыслителя может быть радикальной и впечатляющей. Он следит за непротиворечивостью и последовательностью суждений, с ним могут случаться озарения, в которых природа вещей предстает в истинном свете. Именно в запале озарений, когда он радикален и наиболее строг, всякое чувство, не получившее в его системе интерпретаций "правильного" названия, становится метафизической затычкой. Ибо его тональ знает лучше.

Когда мир опыта вдруг становится шире (что для практика, в отличие от мыслителя, — естественный процесс), а понятийный аппарат за опытом не поспевает, возрождаются мифологические структуры, символы и архетипы (которые в нашем случае — всего лишь результат истощения мысли). Мощное давление, противостоящее нашим усилиям воспринять больше, расширить свои возможности, обретает лицо. Давление персонифицируется и превращается в колонию существ, чья функция — ослабить наше осознание. В мифологии Кастанеды это — воладорес, или флаеры (летуны).

Все эти слова и концепции — от самых утонченных до мифологических и примитивных — ничего не решают. Они не влияют на силу мира восприятия, взявшего нас в плен, более того — они даже ничего не объясняют, вызывая лишь иллюзорное впечатление какого-то объяснения.

В данной книге я, следуя введенным в наше описание кастанедовским понятиям и словам, буду называть эту темную инерцию осознания силой тоналя. Потому что, хотя неподвижность и неизменность нашего восприятия (в конечном итоге — нашей человеческой формы) тесно связана со слабостью, немощью (нехваткой энергии или отсутствием личной силы, как сказано выше), она, по сути, — определенным образом структурированная и замкнутая на себе энергия. Описывая конституцию человеческого существа, Хуан Матус в книгах Карлоса так и назвал эту торжествующую в повседневном мире систему — "первое кольцо Силы'".

Это словосочетание не только метафорически ярко называет то, с чем мы вынуждены иметь дело наяву и практически непрерывно, но и указывает на важные аспекты системы — на нашу зависимость от совокупности энергетических каналов, на замкнутость энергообмена и — самое важное — нашу захваченность им.

Кольцо бесконечно повторяет само себя, затягивает и замыкает, но при этом пользуется той же Силой, что дает нам доступ к осознанию областей второго внимания, в сущности являясь ее же воплощением. Первое и второе кольца Силы подобны. Они пользуются разными инструментами и порой далекими друг от друга областями осознания, благодаря чему оставляют совершенно разные ряды впечатлений и дают доступ к принципиально отличным друг от друга способностям, но они "делают нашу форму" (для второго кольца это форма, выходящая за рамки человеческого) и черпают из одного Источника.

Имя этому Источнику — нагуаль, и Сила его поистине бесконечна.

Возможно, теперь нам станет яснее, почему победить первое кольцо Силы невозможно, а поставить под контроль — очень сложно. Сознательное управление первым кольцом — по-настоящему магическое достижение: владея им, мы получаем весь набор "ключей" для того, чтобы пробудить и заставить полноценно работать второе кольцо. И что важно помнить — наоборот выходит намного хуже.

Вряд ли человек способен осваивать сновидение и второе внимание, используя в должной мере их магические эффекты, чтобы лишь потом, получив специфический опыт, с новых потусторонних высот обратиться к трансформации обыденного — к контролю над первым кольцом Силы. Тому много причин — некоторые из них лежат на поверхности, связаны с особенностями нашей психологии, иные же глубинны и в большей мере касаются энергетических процессов; и есть, наконец, причины сущностные, заключенные в самой конституции нашего единого организма, для которого биология — лишь часть природы, выражение осознания, энергии, информации.

Рассуждая трезво, трудно не согласиться с тем обстоятельством, что человек как существо, обладающее упорядоченным осознанием, сформировался в мире первого внимания. (Оставим в покое ничем не оправданные спекуляции из области антропософии по поводу древних дочеловеческих рас, чье существование протекало в более тонких и "духовных" пространствах.) Доступ в иные области восприятия, очевидно, для человеческого вида всегда открывался ненадолго и лишь демонстрировал существование более широкого Мира, принципиально отличного от мира описания, где все имело значение и смысл для простого физического выживания организма.

Десятки тысяч лет мир первого внимания служил для нас той средой, которая привлекая основные силы и, соответственно, формировала наиболее устойчивые и плотные потоки энергообмена между субъектом и внешним полем. "Земля — Его опора", как сказано в древней Упанишаде. Здесь мы привлекаем весь объем своего психоэнергетического аппарата для решения самых разнообразных задач, здесь наше внимание работает самым стабильным образом. Почти все наши навыки и потенциальные возможности поддерживаются средой привычного функционирования.

Поэтому, если мы хотим сохранить целостность и воспользоваться возможностями измененных режимов восприятия, первые и решающие шаги Трансформации должны осуществляться здесь, в мире первого внимания. Недаром дон Хуан говорил Кастанеде, что человек, победивший в нашем тональном мире "мелкого тирана", наверняка справится с атаками Непостижимого в иных мирах. Но не наоборот.

Но вот что любопытно. Стоит практику приступить к работе над трансформацией своего энергетического тела прямо здесь, в привычной среде, он оказывается в двусмысленном положении. Его "опора" начинает бунтовать, психосоциальная паутина колеблется и вызывает к жизни условия и обстоятельства, затрудняющие работу. В этом нет ничего мистического — хотя, конечно, приятно думать, будто ты настолько важен, что привлекаешь к себе специальное внимание масштабных систем.

Изменение характера и интенсивности энергетических связей, процессов энергообмена с "социальными" людьми не могут не привести к возмущениям разного рода. Прежние друзья оставляют вас, близкие люди становятся чужими, бессознательное раздражение тех, кто пребывает в эмоциональном контакте с вами (а порой даже совсем посторонних лиц), довольно долго формируют стихийный вызов воина для того, чтобы жизнь начинающего трансформанта не казалась простой и безмятежной.