– Ага, помню, – сказал отец Майлза. Он и Аарон учились в одной школе с Джоном Джоном. – Он постоянно к Аарону придирался.

– Верно. Кем он вообще был? Потому что он ведь не был учителем.

– Он был ответственным за дисциплину. Он буквально ходил по коридорам или заглядывал в классы и выбирал учеников, которые, по его мнению, заслуживали наказания. И так случалось, что я, ты, Аарон и еще несколько человек как раз были такими учениками.

– Ага, типа Томми Райса. Помнишь его? Чемберлен вытащил его с урока... не помню имя учительницы... она вела обществознание. Томми уснул на уроке, потому что всю ночь присматривал за младшими братьями и сестрами, пока его пьяная мать валялась в отключке. Однако он все равно успевал делать домашние задания и все такое. Мы все это знали. Думаю, даже многие учителя об этом знали. Но Чемберлен отстранил его от занятий за то, что Райс уснул на уроке. По его словам, это было невербальным проявлением неуважения.

– Да, он и Аарона наказывал за подобную ерунду. Два раза отстранял его от занятий, а на третий выпнул из школы. Но я продолжал ходить, пока Аарон не начал приезжать к школьному двору на крутых тачках.

– Ворованных крутых тачках, – пояснила мама Майлза, поставив миску с конфетами на небольшой столик возле входной двери.

– Точно.

Все на некоторое время замолчали.

– Мораль истории такова: не доверяй человеку по фамилии Чемберлен, если только это не Уилт Чемберлен[22]. Ясно? – угрюмо сказал Карло.

– Ой, ну не надо, – сказала мама Майлза, обняв Ганке и сына за плечи. – Нельзя винить во всем плохом, что случилось в вашей жизни, строгих школьных учителей.

– Разумеется, нет, – сказал Сип. – Я виню во всем только самого себя. Но вот что я тебе скажу. Для некоторых из нас школа – это дерево, на котором можно спрятаться. А под ним тебя поджидает свора собак. Эти собаки – плохие решения. Так что, когда люди без особой причины стряхивают тебя с дерева, собакам намного проще тебя укусить.

– Что правда, то правда, – согласился Джон Джон. – Это происходит не всегда так, но определенно происходит.

– Даже неважно, из какой ты семьи. В мире достаточно людей, которые смогут испортить тебя, несмотря на хорошее воспитание, особенно если ты ничем в жизни не занят и не придумал себе путь к успеху. Да... забудь об этом, – добавил Карло.

– Ладно, ладно, достаточно, – мама Майлза прервала беседу. – Вы, мальчики, идите на вечеринку и дайте старикам спокойно предаться воспоминаниям и пожаловаться на жизнь, – она обняла Ганке. Затем обняла Майлза и прошептала ему на ухо: – Пролей сальсу.

– Насколько странно, что у всех друзей моего отца есть плохие истории про учителей с фамилией Чемберлен? – спросил Майлз Ганке, пока они шли на поезд. Он не мог не думать о том, что на кривую дорожку они ступили потому, что их выгнали из школы. Школа могла стать формулой для создания непрерывной функции, жизни без скачков. Математический анализ. Или для отца Майлза и его друзей всё ограничилось базовой арифметикой.

Стояла необычайно теплая ночь для Хэллоуина. Дети, одетые ведьмами и принцессами, животными и супергероями, гуляли туда-сюда по улице.

– Это странно, но не более странно, как если бы мы спросили, у скольких людей были плохие учителя по фамилии Джонсон, – сказал Ганке. – Наверняка найдутся миллионы таких людей. Вот и здесь так же. К тому же это были разные люди. Было бы куда страшнее, если бы все они говорили об одном Чемберлене, даже парень из Миссисипи. Типа наш мистер Чемберлен провел всю жизнь странствующим придурочным преподавателем.

– Ну да, – согласился Майлз, но мысль продолжала крутиться в его голове, пока они не сели в поезд. В вагоне было полно народу. Одни были одеты в броские костюмы, на других были простые маски, а третьи просто пытались не обращать внимания на безумства Хэллоуина. – А что насчет охранника?

– Кого?

– Охранник в тюрьме. Тот, о котором я говорил. У него тоже фамилия Чемберлен.

– Хм-м-м. Совпадение?

Майлз закусил нижнюю губу. Двери вагона закрылись.

– Сомневаюсь.

Вернувшись в Бруклинскую академию, ребята поднялись в спальню, чтобы сбросить рюкзаки, стереть с лиц пот и снова воспользоваться дезодорантом. Ну, то есть Майлз воспользовался, а Ганке напомнил, что корейцы не потеют.

– Но я чувствую от тебя запах пота, – сказал Майлз, роясь в карманах повседневных джинсов, лежавших в недрах шкафа. Наконец он достал стихотворение, написанное для Алисии. Оно было там же, где он его оставил. От джинсов на бумаге остались синие пятна. Майлз влез в спортивные штаны и посмотрелся в зеркало. Жаль, что новая стрижка будет скрыта под маской зомби, подумал он.

– Это твой, твой запах, любитель сальсы, – запротестовал Ганке. – А теперь можем мы наконец пойти на вечеринку? Мне еще нужно постоять в центре танцпола.

Они слышали музыку еще с улиц; подростки протискивались на вечеринку через двойные двери. В помещении было полно танцующих учеников, одетых в разные костюмы: одни были продуманные, типа С-ЗРО, золотого дроида из «Звездных Войн», другие – куда проще, вроде нарисованных усов. По бокам у стен располагались столы с едой и напитками, на сцене между двумя диджейскими вертушками стоял Джадж, одетый как судья, с парой огромных наушников на голове.

– Давай для начала осмотримся! – крикнул Ганке Майлзу в ухо.

Они стали протискиваться через толпу, пытаясь разглядеть, кто пришел, кто нет. Первой они узнали Уинни, потому что на ней была обычная одежда: платье без рукавов и туфли на каблуках. Майлз спросил, что это за костюм.

– Что?! – крикнула она в ответ.

– Кто ты?! – Майлз наклонился поближе.

– А! Мишель Обама! – сказала она, указывая на маленький американский флаг, приколотый к груди. Тройняшки Сэнди, Мэнди и Брэнди нарядились солнцем, луной и звездным небом. У них были обычные дешевые костюмы, сделанные из фетра не без помощи клеевого пистолета. Конечно же, там был Райан. Майлз ожидал, что он будет одет во что-нибудь стильное типа смокинга, но он был в криво сделанном костюме монстра, что, по сути, делало его симпатичным монстром. Но когда Рэтклифф открыл рот, Майлз увидел клыки. Ну конечно! Не упустит шанса присосаться к какой-нибудь девчонке. Также на вечеринке были учителя, некоторые наряженные, некоторые нет. У миссис Халил были приделаны к рукам искусно сделанные крылья, а к носу – клюв. Этого было достаточно, чтобы клево выглядеть и в то же время следить за учениками, которые постоянно оглядывались, чтобы их не застукали за непристойными танцами. Мисс Блауфусс, напротив, не пожалела сил – она была Эдгаром Алланом По. Угольно-черные волосы, белое, как полотно, лицо, черный костюм и чучело ворона, все время сидевшее на ее плече. Шикарно. Миссис Трипли оделась не Франкенштейном, а Мэри Шелли, женщиной, которая написала Франкенштейна. Будто кто-то понял. Мистер Чемберлен тоже там был, одетый, как и следовало ожидать, солдатом армии конфедератов времен Гражданской войны. Он призраком ходил по залу, периодически втискивался между танцующими парочками и грозил пальцем.

Когда Майлз и Ганке заметили, как он приближается к ним, Ганке остановился, сложил руки вместе и замер в позе Чемберлена.

Майлз, однако, отошел подальше. Он не хотел пересекаться с учителем. По крайней мере, пока. Он пошел к столу, чтобы налить себе чего-нибудь, но там была очередь. У... существа, стоявшего перед ним, был горб и копна спутанных волос. А пахло от него сандаловым деревом.

– Алисия?

Огр обернулся, и, конечно, это оказалась она. Смуглая кожа была покрашена в отвратительный зеленый. Девушка наливала красный сок в красный стакан.

Алисия посмотрела на Майлза, но ничего не сказала.

– Оу, – сказал он, поняв, что на нем была маска, приглушавшая голос. – Это я, – он стянул маску с лица.

– А, привет, – неловко буркнула она, затем бросила черпак обратно в миску и отошла в сторону. Она открыла рот, будто хотела что-то сказать, но промолчала.