Стивен обогнул группу деревьев, за которыми стояли, ожидая его, три молодые женщины.

Стивен не спрашивал себя, почему они ждут его. Он просто знал это и потому остановился.

Одного его взгляда, охватившего их всех, было достаточно, чтобы увидеть, что все они красивы — две блондинки и одна шатенка. Все они были ростом в пять футов шесть дюймов, стройны и одеты в просторные и тонкие белые одежды, которые у Стивена всегда ассоциировались с облачением ангелов. Одежды ниспадали до самой земли и придавали возвышенность облику женщин.

Одна из блондинок на чистом английском языке обратилась к Стивену:

— Меня зовут Эент, Стивен. Я одна из восьмисот восьмидесяти шести женщин, живущих в этом доме за деревьями. Твое нынешнее тело тоже живет там, и все мы вместе есть Мать.

Когда она говорила о доме и количестве его обитателей, она грациозно повела рукой влево, чтобы Стивен обернулся и посмотрел в этом направлении, но он, не отрываясь, смотрел на женщину.

— Значит, я снова на Миттенде, — отозвался Стивен.

— Не совсем так, — промолвила Эент. — Мы не живем на планете в прямом смысле слова, если ты в состоянии это представить.

— Нет, — искренне признался Стивен, — не могу.

— Так и не пытайся, — вступила в разговор шатенка и с улыбкой представилась:

— Мое имя Ганзе. Ты очень быстро сообразил, Стивен, что надо не заниматься простым переносом сознания, а подумать о Матери. Переносы происходили слишком быстро. Мне жаль, но в другой раз они у тебя так легко не получатся. Поэтому я очень прошу тебя никогда в будущем не прибегать к этому. Пребывание в теле Калькун изменило тебя, и ты уже никогда не сможешь перевоплотиться в тело человека, которого ты обидел. Ты стал лучше, но тебе еще через многое нужно пройти, чтобы ты мог спасти нас.

— От чего? — спросил Стивен.

— Наша раса слишком рано достигла совершенства, — начала объяснять третья женщина и добавила:

— Меня зовут Хормер. Слишком рано, по сравнению с другими. Наша внутренняя чистота такова, что мы не можем убивать или причинять вред. Но жизнь без этого невозможна, мы поняли это уже много лет назад и пытались найти другой способ борьбы с жестокостью и обрести защитника, который действовал решительно.

Обычно такие длительные объяснения до Стивена не доходили, и он переставал видеть и слышать собеседника. Сейчас же он воспринял большую часть речи Хормер. Однако сознание его уцепилось в основном за слово «чистота».

Понятие чистоты Стивена не привлекало. В сознании двадцатитрехлетнего Мастерса-младшего чистота ассоциировалась с чем-то скучным, бесполым, мешала успешно обделывать свои дела, предполагала лишь тяжелую работу, ранний отход ко сну, чтение благопристойных книг, наличие праведных мыслей и так далее, и так далее до бесконечности.

У него всегда было наготове одно экспрессивное слово для подобных людей — идиоты.

Но сейчас с этим нужно было примириться. В эти драгоценные мгновения, пока они разрешали ему здесь оставаться (если он правильно понял, то они готовы были отправить его назад в любой момент), он получал важную информацию.

Скорее, скорее, больше сведений — это главная его цель.

Стивен быстро спросил:

— А вот этот дом, вот там, — он показал налево, куда раньше указывала Эент, — этот дом можно защитить?

— Можно, но не всегда, — ответила Хормер. — Впрочем, сейчас здесь, вдали от всей Вселенной, мы в безопасности.

Все, чего Стивен не понял, он просто выбросил из головы.

— Почему бы тогда не остаться здесь? — поинтересовался он.

Они стояли ясным днем посреди зеленого сада, ласковый ветерок развевал их волосы и мягкие складки платьев. Все три одновременно покачали головами.

Эент объяснила:

— Здесь ничего не происходит. Не рождаются дети. Заурядные женщины нашей расы уже давно лишились возможности рожать, поскольку считается, что лишь самые генетически совершенные особи обязаны продолжать род, чтобы обеспечить интеллектуальный уровень. Самые безукоризненные находятся здесь, в этом доме. Опасность в том, что последним, кого мы сюда допустили в роли отца, был джи-инт. Мы полагали, что должны внести в кровь расы некоторую чуждую нам примесь с тем, чтобы раса не выродилась, пока совершенствуется интеллектуальная жизнь. К сожалению, джи-инт, которого мы избрали, по натуре разрушитель. Он уже дважды пытался убить тебя. Сейчас мы пока что оставили его на планете, и он ждет, когда мы вернемся, чтобы захватить нас.

Необычность объяснений не лишила Стивена его ценного качества — умения замечать ошибки людей. Он подумал: «Боже, как можно быть настолько наивным, чтобы не понимать человеческой натуры? Мне это было доступно уже в три года, а свою мать я подчинил себе еще раньше».

— Мы, — сказала Хормер, — можем видеть и чувствовать потоки энергии, сопутствующие мыслям и поступкам, мы страдаем, если такие потоки извращаются. Мы смотрели на человека и видели волны, ощущали свет и темноту и внутри него. Мы спрашивали себя, имеет ли значение то, что человек сказал и подумал, если все линии токов в нем искривляются? Мы обнаружили, что он, к сожалению, воспринимает свои собственные мысли и чувства как реальность даже после того, как мы объяснили ему, что это не так. Долго, слишком долго мы не обращали внимания на его сопротивление, полагая, что он рано или поздно поймет. Он так и не понял.

— Мы рассматриваем человеческое существо, — продолжила Ганзе, — как комбинацию твердой материи и жидкости. Частицы приходят и уходят, жидкость перетекает в организм и вытекает из него, так что через некоторое время в нем не остается ни одного прежнего атома. Для нас эта проблема сводится к физическим процессам. Однако, увы, сколько мы ни указывали людям на это, человеческая индивидуальность осталась неизменной. Земляне отказались признать, что каждый из них может превратиться в любого другого человека. Но ведь это объективный процесс эволюции, он не может быть обращен вспять.

— И вот так, — добавила Хормер, — миллионы подобных искривленных, извращенных потоков энергии обрушились на чистых людей и погубили их всех, за исключением лишь некоторых, которые спаслись на Миттенде, самой близкой из планет земного типа.

Как ни старался Стивен, большую часть объяснений он не сумел осмыслить. И все же, как оказалось позднее, несколько мыслей застряло у него в голове, хотя, как правило, все, что люди говорили Стивену в течение его жизни, казалось ему ненужным.

Однако то, что он уяснил, протрезвило его. А в результате…

В результате Стивен понял суровую реальность того, что в этом уединенном саду, именно здесь, должна свершиться его судьба и решиться его проблемы.

Стивена удивляло, что эти необыкновенные женщины потерпели поражение. Со всеми их знаниями, умением управлять ими, контролем за энергетическими потоками и атомами, молекулами, восприятием микрокосмоса. Они смогли сохранить в чистоте человечество, и сейчас сами нуждаются в помощи.

Его мысли рывком вернулись к тому времени, когда он впервые начал участвовать в программе биологической обратной связи. Он сразу же отметил то, что не приходило в голову ни подопытным, ни специалистам: все они были немного чокнутые. Медиумы были не то, чтобы сумасшедшими, но по крайней мере странными. Наблюдатели за ходом экспериментов сами не замечали, что Стивен оказывает на них воздействие.

Да, Стивен Мастерс заметил это, заметил, несмотря на то, что ему не было дела до того, как ведут себя посторонние. И именно сейчас, в саду, Стивен вспомнил все это.

Его память воскресила тот момент, когда он стал одной из женщин — одной восемьсот восемьдесят шестой частью Матери. Тогда он почувствовал…

Да, он почувствовал какое-то несоответствие, только это ему и удалось припомнить.

Что же это было? Что?

Стивен медлил, думая об этом, а потом поинтересовался:

— Вы упомянули об отце — так вот, вы имеете в виду, что на всех женщин, составляющих Мать, был всего один мужчина?

— На всех восемьсот восемьдесят шесть, — бодро подтвердила Ганзе.