— Мне предлагали три миллиона в поезде.

— Я удваиваю эту сумму.

— Нет. Извини.

Бонд поднялся. Левая рука, которую он держал за спиной, была крепко сжата в кулак, он испытывал ужас перед тем, что ему предстояло сделать. Он заставил себя вспомнить, как, должно быть, выглядело изуродованное тело Маргессона или тела других людей, которых убил этот человек; он подумал о тех, кого снова стал бы убивать Скараманга, если он, Бонд, проявит слабость. Возможно, перед ним самый отъявленный убийца-одиночка в мире. Сейчас он в руках Джеймса Бонда. Ему приказали покончить с ним. И он должен уничтожить его — лежачего, раненого, какого угодно. Бонд старался говорить безразличным тоном, старался не уступать своему противнику в хладнокровии.

— Хочешь что-нибудь передать кому-то, а, Скараманга? Какие-нибудь пожелания? Есть у тебя кто-нибудь, за кем надо присмотреть? Я это сделаю, если это что-то личное. Я сделаю это сам.

Скараманга засмеялся своим резким неприятным смехом, но смеялся он очень осторожно. На этот раз смех не перешел в кашель с кровью.

— Ну прямо настоящий англичашка, джентльмен. Я был прав. Но вряд ли ты бы захотел отдать мне свой пистолет и оставить одного минут на пять, как об этом пишут в книгах? Ну что ж, ты прав, приятель, я пополз бы за тобой и размозжил бы тебе голову.

Глаза Скараманги все еще впивались в глаза Бонда с тем же самоуверенным превосходством, с холодностью, типичной чертой супермена. Именно эти качества сделали его самым искусным профессиональным убийцей в мире — никакого пьянства, никаких наркотиков — бесчувственный человек, нажимающий на курок, убивающий ради денег и, что тоже довольно часто случалось, ради удовольствия.

Бонд внимательно посмотрел на Скарамангу. Как ему удается держаться, ведь через несколько минут все будет кончено. Может, у него в запасе есть все-таки последний трюк, который собирается показать? Какое-то спрятанное оружие? Но он просто лежал, совершенно явно расслабившись, голову подпирали мангровые корни, грудь тяжело вздымалась, каменное выражение лица ничуть не изменилось, как будто он не потерпел сокрушительное поражение. Даже на лбу его от напряжения не выступило столько испарины, сколько у Бонда. Скараманга лежал в пятнистой тени. А Джеймс Бонд в течение десяти минут стоял посредине поляны под ослепительно ярким солнцем. И вдруг он почувствовал, как жизненные силы медленно стали покидать его, словно утекали через ноги в черную грязь. И с ними исчезала его решимость. Он заговорил и услышал, как резко звенел его голос.

— Ну все, Скараманга, это все. — Он поднял пистолет, держа его обеими руками, навел дуло на Скарамангу. — Все произойдет очень быстро.

Скараманга поднял руку. Впервые на его лице отразились какие-то эмоции.

— О'кей, приятель. — Голос стал просительным. — Я католик, понимаешь? Дай мне произнести свою последнюю молитву. Хорошо? Это недолго, потом можешь стрелять. Каждому предстоит когда-то умереть. Между нами, ты отличный парень. Ну что ж, значит, судьба. Если бы моя пуля пролетела на дюйм или два правее, тогда бы ты, а не я, был мертв. Правильно? Так можно ли помолиться, а?

Бонд опустил пистолет. Он даст ему несколько минут. Он знал, что больше дать не может. Боль и жара, изнеможение и жажда. Очень скоро он сам свалится прямо здесь, на твердую потрескавшуюся грязь, чтобы отдохнуть. Если кому-то захочется убить его, это можно будет сделать. Слова он словно цедил из себя, произнося их медленно, устало.

— Хорошо, Скараманга. Я даю тебе одну минуту.

— Спасибо, друг. — Скараманга поднял руку к лицу и закрыл ею глаза. Послышалось бормотание, фразы на латыни сменяли одна другую бесконечно. Бонд стоял под солнцем, опустив пистолет, наблюдая за Скарамангой, но он уже не видел его, все плыло у него перед глазами из-за боли, жары и гипнотической литании, которая исходила от прикрытого рукой лица, и от ужаса перед тем, что предстояло сделать через минуту, может быть, через две.

Пальцы правой руки Скараманги едва заметно, дюйм за дюймом, двигались по лицу к уху. Коснувшись уха, они остановились. Скараманга продолжал так же монотонно произносить молитву на латыни, не меняя медленного, убаюкивающего ритма.

И вдруг рука взметнулась за голову и тут же громыхнул крошечный золоченый «Дерринджер», короткоствольный пистолетик. Джеймс Бонд повернулся вокруг своей оси, как будто ему нанесли удар справа по челюсти, и рухнул на землю.

Скараманга мгновенно вскочил на ноги и стал продвигаться вперед гибкой кошкой. Он поднял выброшенный нож и держал его лезвием вперед; лезвие было похоже на язык серебряного пламени.

Но Джеймс Бонд, извивавшийся на земле, как умирающее животное, яростно нажимал на курок не выпавшего из его рук и пистолета: один выстрел, еще и еще, он выстрелил пять раз, потом пистолет выпал из руки на черную землю; свободной теперь рукой Бонд зажал свой правый бок и замер, его пронзила страшная боль.

Огромное тело Скараманги какое-то мгновение возвышалось над Бондом, глаза уставились в высокое голубое небо. Пальцы, дернувшись, разжались, и нож выпал. Его простреленное сердце сделало еще один удар, дрогнуло и остановилось. Он упал навзничь и лежал, широко раскинув руки, будто кто-то отшвырнул его в сторону.

Через некоторое время земляные крабы вылезли из своих норок и начали обнюхивать остатки змеи. Более крупная падаль может подождать до ночи.

Полицейский из железнодорожной аварийной команды, как обычно, совершал обход, направляясь в сторону реки. Он шел не торопясь, с чувством собственного достоинства, как настоящий ямайский констебль. На Ямайке ни один полицейский никогда не станет суетиться, никогда не побежит. Его учили, что иначе можно потерять весь авторитет. Феликс Лейтер, который в этот момент находился в беспамятстве после укола врача, введшего ему морфий, до того сообщил, что один хороший человек преследует плохого человека там, в топи, он сообщил, что там может вспыхнуть перестрелка. О деталях Феликс Лейтер умолчал, но когда он сказал, что сам из ФБР — есть такая организация в Вашингтоне, — полицейский попытался убедить кого-нибудь из своих коллег пойти вместе с ним, но это ему не удалось, а потому не спеша отправился в указанном направлении — один. Он шел, и его полицейская дубинка раскачивалась из стороны в сторону с напускной беспечностью.

Услышанные им пистолетные выстрелы и крики потревоженных болотных птиц позволили ему приблизительно определить место происшествия. Полицейский родился неподалеку отсюда, в Негриле, и еще мальчиком часто охотился в этих болотах с силками и рогаткой. Топи он не боялся. Когда добрался до нужного места на берегу реки, свернул влево, в мангровые заросли, и, сознавая, что черно-синяя униформа делает его прекрасной мишенью, осторожно стал переходить от одной группы деревьев к другой, с кочки на кочку, все дальше и дальше. У него не было никакого оружия, кроме дубинки полицейского, но он понимал, как много значит его официальный статус; за убийство полицейского при исполнении служебных обязанностей — смертный приговор. И ему оставалось только надеяться, что те двое — и хороший и плохой — тоже об этом знают.

Все птицы разлетелись, стояла мертвая тишина. Констебль заметил, что кустарниковые крысы и другие мелкие животные, все направлялись мимо него в том направлении, в каком двигался и он. Потом он услышал перестук быстро двигавшихся крабов, и через мгновение сквозь густые мангровые заросли увидел рубашку Скараманги. Он внимательно осмотрелся, прислушался. Никто не двигался, не было слышно ни звука. С достоинством он вышел на середину поляны, посмотрел на два лежащих тела, на пистолеты, вытащил свой никелевый полицейский свисток и свистнул в него три раза. После этого он сел в тень, достал свой служебный блокнот, послюнявил карандаш и начал писать, старательно выводя слова.

Через неделю Джеймс Бонд пришел в себя. Он находился в комнате, освещенной лампой под зеленым абажуром. Он был под водой. Медленно вращающийся на потолке вентилятор представлялся ему винтом корабля, который вот-вот должен был настичь его. Он плыл изо всех сил, стараясь спастись, но все было бесполезно. Словно посаженный на якорь, он не мог оторваться от дна моря. Бонд закричал во всю силу своих легких. Медсестра, сидевшая в ногах у кровати, услышала тихий стон. Она склонилась к нему. Положила свою прохладную руку ему на лоб. Пока она считала его пульс, Джеймс Бонд поднял на нее свои незрячие глаза. Так вот как выглядит русалка! «А ты хорошенькая», — про шептал он и благодушно вплыл в ее объятия.