– O Господи! – воскликнула миссис Абендсен.

– Я вам прочту. – Джулиана захватила Оракул в кабину. Положив том на полочку под аппаратом, она торопливо стала искать нужную страницу. – Секундочку. – Отыскав нужное место, она зачитала текст сорок второй гексаграммы. Дойдя до «девятки» наверху, там, где говорилось о несчастье, услышала на другом конце провода сдавленный возглас. – Простите? – спросила Джулиана.

– Продолжайте, – произнесла миссис Абендсен. Голос ее, как заметила Джулиана, зазвучал напряженнее, в нем появилась тревога. Казалось, собеседница поняла серьезность ситуации.

Джулиана прочитала текст гексаграммы сорок три, где говорилось об опасности, и умолкла. В трубке тоже молчали.

– Ну что ж, – наконец сказала миссис Абендсен, – в таком случае завтра увидимся. Не могли бы вы представиться?

– Джулиана Фринк, – сказала Джулиана. – Большое спасибо, миссис Абендсен.

Тут вмешалась телефонистка, возмущаясь, что время разговора давно истекло. Джулиана повесила трубку и, забрав кошелек и два тома Оракула, направилась к буфетной стойке.

Заказав сандвич с кока-колой и закурив сигарету, она с ужасом осознала, что ничего не сказала миссис Абендсен об этом гестаповце, или эсэсовце, или кто он там – словом, о Джо Чиннаделла, которого она бросила в гостиничном номере.

«Забыла! – упрекнула она себя. – Напрочь вылетело из головы. Как это могло случиться? Должно быть, я спятила. Чокнутая дурища. Она бы мне просто не поверила», – попыталась успокоить себя Джулиана, но безуспешно. Она порылась в сумочке, ища мелочь для повторного звонка.

«Нет, – решила она, вставая из-за стола. – Сегодня больше не буду звонить. Сейчас чертовски поздно. Я устала, да и они, наверное, уже спят. Будь что будет». Она съела сандвич, выпила кока-колу и отправилась в ближайший мотель, где взяла номер и заснула, едва добравшись до постели.

«Ответа нет, – размышлял Тагоми. – Даже в Оракуле все непонятно. И все же мне предстоит жить дальше. День за днем. Надо снова обрести цель в жизни, хотя бы крошечную…»

Как обычно, он попрощался с женой и вышел из дому. Но на сей раз Тагоми направился не в «Ниппон Таймс Билдинг».

«Может, отдохнуть, развлечься? Съездить в парк Золотые Ворота, поглазеть на зверей и рыб? Побывать среди живых тварей, не умеющих думать, но способных радоваться? Да будет так.

Путь туда не близок и мне хватит времени для постижения внутренней правды. Если можно так выразиться. Но деревья и твари земные – безлики, а мне нужно ухватиться за человеческую жизнь. Или стать ребенком? Возможно, это и неплохой выход. Мне бы не повредило вернуться в детство».

Рикша бодро крутил педали, веломобиль ехал по Керни-стрит к деловому центру Сан-Франциско. «Прокатиться по канатной дороге? – подумал вдруг Тагоми. – Детское удовольствие в чистом виде – восхитительное путешествие на транспортном средстве, которому полагалось бы исчезнуть еще в начале века, но которое, как ни странно, дотянуло до наших дней».

Он отпустил велотакси и направился к ближайшей вышке.

«Быть может, – думал он, – я никогда не вернусь в „Ниппон Таймс Билдинг“, где пахнет смертью. Карьера окончена, но это пустяки. Мне найдут замену. Но человек по имени Тагоми все еще ходит, дышит, помнит каждую мелочь. Значит, еще не все закончено.

Впрочем, война – операция «Одуванчик» – всех нас сотрет с лица Земли. Что бы мы ни предпринимали. Те, на чьей стороне мы сражались в минувшую войну, стали нашими врагами. И какой нам от той бойни прок? Наверное, надо было драться не за, а против них. Или хотя бы помогать их врагам, Соединенным Штатам, Британии, России. Но что бы это изменило? Безнадежность, как ни крути. Мудрецы уходят из мира, и, возможно, это единственный выход. Увы, мы одиноки, нам неоткуда ждать помощи. Возможно, это и к лучшему, – решил Тагоми. – Человек должен найти свой путь».

Он сел в вагончик канатной дороги на Калифорния-стрит, проехал до конца и помог развернуть вагончик на деревянном поворотном круге.

Вагончик, поскрипывая, повез его назад, Тагоми в задумчивости смотрел вниз. Из всех впечатлений от города это было для него самым ярким, но теперь опустошенность ощущалась еще резче.

Возле Стоктона он встал и двинулся к выходу. Его остановил возглас кондуктора:

– Ваш портфель, сэр!

– Спасибо. – Тагоми взял портфель и вышел. Вагончик лязгнул и двинулся дальше.

В портфеле лежал бесценный коллекционный кольт сорок четвертого калибра. Теперь Тагоми не расставался с оружием, на случай, если мстительные бандиты из СД захотят расквитаться с ним за смерть своих приятелей… всякое в жизни бывает. И все-таки Тагоми чувствовал, что это нарушение привычного течения жизни – какой бы ни была его подоплека – признак неврастении. «Не надо ей поддаваться, – убеждал он себя, шагая по тротуару с портфелем в руке. – Это не более чем навязчивая идея, мания преследования». Но избавиться от смутной тревоги не удавалось.

«Не я владею оружием – оружие владеет мной, – думал он. – Значит, я уже не испытываю перед ним восторга? Все мое существо восстает против того, что я сделал. Исчезло не только преклонение перед этим кольтом – исчезла сама страсть к коллекционированию. Увы! Опора моей жизни, тихая гавань…»

Он остановил велотакси и велел рикше везти его на Монтгомери-стрит, к магазину Роберта Чилдэна.

«Утеряна ниточка, связывавшая меня с любимым занятием. Надо разобраться. Понять, что со мной случилось.

Возможно, удастся преодолеть страхи с помощью хитрости: обменять пистолет на другую старинную вещь. Для меня история этого револьвера слишком конкретна. В самом худшем смысле. Это воспоминание останется со мной, в моей психике, но для кого-нибудь другого револьвер будет самым обыкновенным предметом старины. Как только я избавлюсь от кольта, все мои проблемы уйдут в прошлое, – решил Тагоми, чувствуя прилив сил. – Ибо дело не только в моей психике, но и – что полностью соответствует теории историчности – в самом револьвере. Мы с ним связаны».

Веломобиль подъехал к магазину.

«Я здесь столько всего приобрел, – подумал Тагоми, расплачиваясь с рикшей. – И для себя, и для деловых подарков».

Он быстро вошел в магазин. У кассы стоял Чилдэн и протирал тряпкой какую-то вещицу.

– Мистер Тагоми, – поклонился Чилдэн.

– Мистер Чилдэн, – поклонился в ответ Тагоми.

– Какой сюрприз! Я весьма польщен. – Чилдэн вышел из-за прилавка.

Тагоми заметил перемену в хозяине магазина. «Какой-то он не такой, как всегда. Менее разговорчивый, что ли. Вот и хорошо, а то вечно болтает, суетится. А вдруг это дурной знак? Все может быть».

– Мистер Чилдэн, – заговорил Тагоми, ставя портфель на прилавок и расстегивая замок. – Мне бы хотелось обменять на что-нибудь другое вещь, купленную у вас несколько лет назад. Помнится, вы совершали подобные сделки.

– Да, – кивнул Чилдэн. – Но все зависит от ряда факторов. Например, от состояния вещи. – Он встревоженно посмотрел на посетителя.

Тагоми молча выложил тиковый футляр.

Некоторое время они разглядывали револьвер и жестяную коробочку, в которой недоставало боеприпасов. По лицу Чилдэна пробежала тень. «Не хочет, – догадался Тагоми. – Ну что ж, делать нечего».

– Вы не заинтересовались? – спросил он.

– Нет, сэр, – твердо ответил Чилдэн.

– Не буду настаивать. – Тагоми почувствовал, как его покидают силы. «Сдаюсь, – с грустью решил он. – Увы, во мне силен уступчивый, слабовольный инь».

– Простите, мистер Чилдэн.

Тагоми поклонился и уложил револьвер в портфель. «Судьба. Придется жить с этой вещью».

– Вы огорчены, сэр? – спросил Чилдэн.

– Вы заметили? – досадуя на себя, произнес Тагоми.

– У вас есть какая-то особая причина продать эту вещь?

– Нет, – ответил Тагоми, пряча от чужих глаз частицу своего внутреннего мира, что надо было делать с самого начала.

Помедлив, Чилдэн произнес:

– Я… сомневаюсь, что этот револьвер куплен в моем магазине. Не могу его припомнить.