Одетые во все белое, сами Хан'кобаны были не видны, но в холодном лунном свете они отбрасывали отчетливые тени, качавшиеся и прыгавшие, повторяя движения своих хозяев, грациозно описывавших на своих салазках широкие дуги.

Изабо приникла к земле, охваченная тревогой. Не было никаких сомнений в том, что Хан'кобаны заметили ее бешено мечущийся ведьмин огонь и решили выяснить, в чем дело. Изабо знала, что в ее белых мехах ее будет очень трудно найти. Все, что ей нужно было сделать, это лишь свернуться клубочком в снегу, и искатели прошли бы в двух шагах от нее, ничего не заметив. Но она находилась на территории прайда Боевых Кошек, и если бы она спряталась, это могло бы быть истолковано как знак ее враждебных или коварных намерений. После минутного размышления она встала и принялась рыться в снегу, пока не нашла упавший сук. Она зажгла его и воткнула в расселину между двумя камнями, а потом села, поджав ноги, на свои салазки и стала ждать.

Хан'кобаны заметили ее огонь и стремительно повернули, нацелившись на нее, точно стайка птиц, которым бросили хлебных крошек. Их было больше двадцати, и Изабо пришлось заставить себя дышать медленно и спокойно, чтобы не терять спокойствия.

Они молча стояли, разглядывая ее. Несмотря на то, что была ночь, луна высоко стояла на темном небе, заливая снег искрящимся светом. Они должны были разглядеть перья, украшавшие ее посох, пусть даже и не могли различить их цвет. Изабо ждала, не поднимая глаз, хотя каждый нерв в ее теле находился в страшном напряжении, каждый миг ожидая какого-нибудь враждебного движения.

Потом один из них выступил вперед, откинув капюшон, и она разглядела его толстые спиральные рога и резкие угловатые черты его лица. Один рог у него был сломан, а на оливковой коже поблескивали тоненькие ниточки шести шрамов. Он поднес два пальца к высокому лбу, потом к сердцу, потом плавно провел ими от себя. Изабо подняла руку, прикрыв глаза, а другую протянула вперед в мольбе.

Судя по всему, ее ответ удовлетворил ее, поскольку воин сказал коротко:

— Идем.

Изабо кивнула и подобрала свой мешок и салазки. Она пошла за ними через рощицу, пока они не добрались до голого пологого склона. Хан'кобаны привязали салазки к ногам и устремились вниз, и Изабо последовала за ними так быстро, как только могла.

Хан'кобаны не дали ей никакой передышки, подождав ее ровно столько, сколько ей понадобилось, чтобы догнать их, и тут же начав подъем по крутому склону ущелья широкими шагами, так что она, тяжело дыша, осталась далеко позади. Наконец ущелье закончилось, упершись в отвесный утес. По обеим его сторонам были разбросаны расселины и пещеры, большей частью совсем мелкие. Изабо уловила запах дыма, а вход в самую большую пещеру освещали неверные отблески огня. Близился рассвет, и Изабо падала с ног от усталости. Она пошла вслед за ними по крутой скалистой тропке, ведущей ко входу в пещеру, с интересом оглядываясь по сторонам. Предводитель Шрамолицых Воинов указал ей на площадку перед входом.

— Стой, — велел он.

Изабо кивнула, хотя ее и переполняло разочарование. Она замерзла, устала и проголодалась и надеялась на более удобное место для отдыха, чем обледенелый каменистый уступ. Хан'кобаны исчезли в пещере, и она поплотнее закуталась в свои отсыревшие меха и уселась на корточках, прислонившись к валуну. Буба тихо, словно снежинка, спорхнула вниз, усевшись на ее колено. Ее золотистые глаза были непроницаемы. Изабо пальцем пригладила кисточки на ее ушках, пустила сову к себе в рукав, а потом положила голову на руки.

Она впала в тревожную дрему, от которой ее пробудили чьи-то шаги. Изабо вскинула голову и увидела подошедшую к ней высокую женщину. Небо над долиной было бледным, почти бесцветным, а свет казался странно прозрачным, как бывает только на рассвете. Изабо взглянула на Хан'кобанку и слегка вздрогнула, когда женщина нагнулась, чтобы что-то сказать ей.

— Изолт? — ахнула она, глядя в такие же ярко-голубые, как и у нее самой, глаза.

Женщина нахмурилась, и в глазах смерзлись серые льдинки.

— Идем, — приказала она. — Старая Мать позволила тебе предстать перед ней.

На миг Изабо застыла, глядя на нее, и в голове у нее лихорадочно проносились мысли одна другой невероятнее. У Хан'кобанов не было голубых глаз. Их радужки были прозрачными и чистыми, как вода. У Хан'кобанов не было бледной кожи, обильно усыпанной веснушками. Их кожа была смуглой, с косматыми белыми бровями. У этой женщины брови были рыжими и прекрасной формы. Хотя ее волосы скрывались под меховой шапкой, Изабо не сомневалась, что они были такими же огненными, как и ее собственные. И все же ее черты безошибочно выдавали в ней Хан'кобанку — резкие угловатые скулы, нос с горбинкой, тяжелые веки.

Изабо пошла за голубоглазой Хан'кобанкой в пещеру, задумчиво покусывая кончик перчатки. Должно быть, она была потомком сестры Зажигающей Пламя, которую много лет назад спас от замерзания в снегу, где ее оставили в жертву Белым Богам, Прайд Боевых Кошек. Это делало ее чем-то вроде кузины Изабо и Изолт. Молодая ведьма так долго жила без семьи, что мысль о встрече с родственницей вызывала у нее одно лишь удовольствие, но Хан'кобанка явно смотрела на нее с возмущением и подозрением. Ее спина была напряженной, руки сжаты по бокам, глаза смотрели в сторону. Изабо вспомнила запутанную историю семьи Зажигающей Пламя и ничего не сказала.

Пещера была низкой и пропахшей сыростью, освещенная лишь разведенным в самом ее конце костром. В воздухе весела тяжелая завеса дыма, от которой у Изабо мгновенно защипало глаза — Вокруг костра в такой знакомой позе с поджатыми ногами сидела Старая Мать и совет Шрамолицых Воинов. Чуть дальше от огня сидели сказители, кузнецы, ткачи и Хранительница Огня. Все бросили на нее один быстрый взгляд, потом опустили глаза на руки, вернувшись к своим занятиям.

Изабо встала на колени перед Старой Матерью, не осмеливаясь поднять глаза на ее лицо, хотя ей очень хотелось обнаружить на нем какое-нибудь сходство со своей прабабкой, Зажигающей Пламя. Через некоторое время Первый Шрамолицый Воин требовательно спросил:

— Ты осмелилась пересечь наши границы. Что тебе здесь нужно?

Изабо подняла посох, чтобы все могли видеть красные перья и кисточки.

— Я в поиске своего имени, — почтительно ответила она, — и прошу разрешения пройти по вашим землям на своем пути к Черепу Мира.

Первый Воин сказал отрывисто:

— Те, кто находятся в поиске имени, связаны гисом перед Белыми Богами и, следовательно, находятся под их покровительством. Ты можешь свободно идти через наши земли.

Изабо сделала жест благодарности и подняла глаза. Она увидела женщину средних лет со скуластым лицом, которое прочерчивали глубокие морщины гордости и вспыльчивого нрава, а глубоко запавшие глаза в свете костра поблескивали солнечной голубизной. Пламенеющее золото ее длинных волос, туго стянутых на затылке, уже разбавила тусклая седина. Изабо смотрела на более молодое лицо своей прабабки, если не считать того, что эта женщина носила рыжеватый пятнистый мех местной рыси, тотема прайда. Широкая голова с оскаленной мордой и увенчанными кисточками черными ушами была отброшена за спину.

Голубоглазая женщина, приведшая Изабо, резко запротестовала.

— Но она же из рода Зажигающей Пламя! — воскликнула она. — Взгляните только на ее глаза, голубые, как небо, и ее волосы, рыжие, словно языки пламени. Она одна из Рыжих, посланная, чтобы обмануть нас и шпионить за нами. Зажигающая Пламя уже жалеет о том, что предложила нам мир, и пытается снова лишить нас наследства!

Лицо Старой Матери вспыхнуло гневом и подозрением. Она наклонилась вперед и больно схватила Изабо за подбородок, повернув его к костру. С Изабо сорвали меховую шапку, и ее непослушные рыжие кудри рассыпались по плечам. Из круга зрителей донесся сердитый ропот.

— Никогда не доверяй дракону, — мрачно сказал Первый Сказитель.

Старая Мать кивнула. Ее рот был сжат в тонкую линию.

— Мы всегда знали, что Прайд Огненного Дракона — наши враги, — сказала она. — Я часто задумывалась последние несколько лет, что же значил этот жест дружбы Зажигающей Пламя. Она всегда ревниво оберегала свою власть, и хотя мы надеялись, что она говорила правду, признавая меня своей законной преемницей, меня часто одолевали сомнения. Теперь кажется, что у этих сомнений есть все основания.