Однако у Гарольда не было ни совместимости с «блютус», ни даже плеера для компакт-дисков. А это значило, что в его обществе у меня есть три варианта: ехать в тишине, слушать радио или вторую сторону отличного альбома Мисси Эллиот «So Addictive», хоть я и слышала его уже сто раз, потому что не могла вытащить кассету из магнитолы.

В итоге несовершенство аудиосистемы Гарольда стало последней нотой в мелодии совпадений, изменивших мою жизнь.

Мы с Дейзи переключали радиостанции в поисках песни одного прекрасного и не оцененного по достоинству бой-бенда, и вдруг наткнулись на выпуск новостей.

– Строительная фирма «Пикет инжиниринг», чей штат насчитывает более десяти тысяч работников по всему миру, сегодня…

Я хотела нажать на кнопку, но Дейзи оттолкнула мою руку.

– Вот о чем я тебе говорила!

Голос продолжал:

– …Сто тысяч долларов за информацию о местонахождении директора компании, Рассела Пикета, обвиняемого в мошенничестве и подкупе. Пикет исчез в ночь накануне ареста. Последний раз его видели восьмого сентября в его поместье на берегу реки. Если вы располагаете сведениями о том, где может находиться этот человек, просим сообщить в департамент полиции Индианаполиса.

– Сто тысяч! – воскликнула Дейзи. – А ты знаешь его сына.

– Знала, – поправила я.

Два лета, после пятого и шестого класса, мы с Дэвисом ездили вместе в «Грустный лагерь», как мы называли лагерь «Надежда» в округе Браун. Он для детей, у которых умерли родители.

Кроме лагеря, мы еще виделись в течение учебного года, потому что Дэвис жил совсем рядом, только на другом берегу. Нашу с мамой сторону иногда затапливало, а на его стороне из валунов построили стену, и когда река поднималась, вода шла к нам.

– Он меня, наверное, и не помнит.

– Тебя все помнят, Холмси.

– Не…

– Это не оценочное суждение. Я не говорю, что ты хорошая, или щедрая, или добрая, или какая-то еще. Я просто говорю, что ты запоминаешься.

– Я давно его не встречала.

Но кто же забудет праздники в поместье с полем для гольфа и бассейном, в котором есть остров и водяные горки? Дэвис был для меня почти как кинозвезда.

– Сто тысяч долларов, – повторила Дейзи.

Мы свернули на окружную дорогу.

– Я чиню игровые автоматы за восемь сорок в час, а тут ожидает сотня тысяч!

– Я бы не сказала, что ожидает. Кроме того, мне вечером нужно прочитать, как переносило оспу туземное население, так что дело о пропавшем миллиардере распутать не получится.

Я сбросила скорость до той, что была указана на знаке. Никогда не водила Гарольда быстрее положенного, я очень его берегла.

– Словом, ты знаешь Дэвиса лучше, чем я, поэтому, как поют мальчики из лучшей группы на свете, ты и есть – та самая.

Песенка была для детского сада, однако я все равно ее любила.

– Хочется с тобой поспорить, но уж очень песня хорошая.

– Ты. Та. Самая. И тебя выбрал я. Ты навеки моя, не могу потерять тебя. Ты для меня, как воздух. Твои глаза – в небе звезды.

Мы посмеялись. Я переключила радиостанцию и подумала, что на этом разговор окончен, однако Дейзи вытащила телефон и начала вслух читать статью из газеты «Звезда Индианаполиса».

– Утром в пятницу, когда полиция приехала с ордером, скандально известного директора компании не оказалось дома, и с тех пор его никто не видел. Адвокат Саймон Моррис утверждает, что ему ничего не известно о местонахождении клиента. На сегодняшней пресс-конференции детектив Дуайт Аллен заявил, что в эти дни с кредитными картами и счетами Пикета не осуществлялось никаких операций. Бла-бла-бла… Кроме того, по словам детектива, на территории поместья не установлены средства видеонаблюдения, если не считать камеры на воротах. В копии полицейского рапорта, которую удалось получить нашему сотруднику, говорится, что последними Пикета видели вечером в четверг его сыновья, Дэвис и Ноа. Бла-бла-бла… Дом находится к северу от Тридцать восьмой улицы, множество исков, помогал зоопарку, бла-бла-бла… Если вам что-то известно, позвоните в полицию, бла-бла… Стой, как это нет камер? Какой миллиардер будет жить без них?

– Тот, который скрывает свои темные делишки.

Я прокручивала в голове эту историю. Чего-то здесь не хватало, но я не понимала – чего, пока вдруг не вспомнила о жутких зеленых койотах с горящими белыми глазами.

– Стоп! Там была одна камера, только не обычная. Дэвис и Ноа повесили ее у реки, в лесу. Она снимает в темноте и включается, если кто-то проходит мимо – всякие олени, койоты.

– Холмси, – сказала подруга. – Мы напали на след.

– А если камера есть на воротах, он не мог проехать мимо нее незамеченным, – продолжила я. – Значит, либо перелез через забор, либо отправился к реке и уплыл. Верно?

– Да.

– И он мог пройти мимо той, ночной, камеры. Правда, я там не была четыре года. Может, ее убрали.

– А может, и нет!

– Да. Может, и нет.

– Сверни тут, – вдруг сказала Дейзи.

Я так и сделала. Нам было в другую сторону, но я, уже без подсказки Дейзи, выбрала дорогу, ведущую обратно в город – к моему дому и поместью Дэвиса.

Подруга достала телефон.

– Привет, Эрик! Слушай, я очень извиняюсь, но что-то у меня живот разболелся. Наверное, желудочный грипп.

– …

– Да, без проблем. Извини еще раз.

Она спрятала телефон в рюкзак.

– Стоит лишь намекнуть на диарею, и тебе скажут оставаться дома. Они панически боятся эпидемии. Ладно, пора заняться делом. У тебя еще осталось то каноэ?

Когда-то давно мы с мамой ходили на каноэ вниз по Уайт-Ривер, мимо поместья Пикетов, до парка за музеем искусств. Там мы недолго гуляли, а потом, преодолевая ленивое течение, возвращались домой. Однако я уже много лет не садилась в лодку. Теоретически Уайт-Ривер прекрасна – голубые цапли, гуси, олени и все такое, но вода в ней пахнет, как нечистоты. И вообще-то, не «как нечистоты», а нечистотами, потому что после дождя канализация переполняется и все отходы Центральной Индианы попадают прямо в реку.

Мы подъехали к моему дому. Я вылезла из машины, просунула пальцы под дверь гаража, подняла ее, снова села в машину и припарковалась. А Дейзи все повторяла, что мы скоро разбогатеем.

Открывая дверь гаража, я немного вспотела, поэтому сразу отправилась в свою комнату и включила кондиционер. Села на кровать, скрестив ноги, и подставила спину холодному воздуху. Вокруг царил хаос: повсюду грязная одежда, на столе – ворох бумаг: упражнения, старые тесты, рекламные буклеты колледжей, которые приносила домой мама. Листки валялись даже на полу.

Дейзи остановилась на пороге.

– Можно мне во что-нибудь переодеться? Футболка «Чак-и-Чиз» и рубашка в пятнах не очень подходят для встречи с миллиардером, а ничего другого у меня с собой нет.

Моя подруга примерно одного роста с мамой, и мы совершили набег на гардеробную. Пока выбирали сочетание топа и джинсов, которое не было бы в духе моей мамы, Дейзи продолжала свой монолог. Поболтать она любила.

– У меня есть теория насчет формы. Ее специально делают такой, чтобы ты в ней, типа, переставала быть кем-то. Ты больше не Дейзи Рамирес, личность, а такое существо, которое приносит людям пиццу и раздает пластиковых динозавров в обмен на билетики. Форма сделана, чтобы меня спрятать.

– Да, – согласилась я.

– Вот так нас угнетает проклятая система, – пробурчала Дейзи и вытянула угрожающе фиолетовую блузку. – Твоя мама одевается, как учитель математики!

– Она и есть учитель математики.

– Не оправдание.

– А может, наденешь это?

Я показала ей черное платье длиной чуть ниже колена с орнаментом из розовых листочков. Просто ужасное.

– Думаю, сойдет и форма, – сказала Дейзи.

– Хорошо.

К дому подъехала машина. Я знала, что мама не будет ругать нас за то, что рылись в ее вещах, и все же занервничала. Дейзи заметила и взяла меня за руку. Мама еще не успела войти, а мы уже выскользнули на задний двор и скрылись за кустами жимолости.