Но все сошло вроде бы благополучно... Я понял это по выражению лица Пата и искорке, сверкнувшей в глазах Вельды. Мой друг знал меня как облупленного, как может знать только очень близкий друг. Что же касается Вельды, то она была наделена даром видеть вещи как бы изнутри. И глаза ее говорили о том, что невыносимо долгие месяцы нашей разлуки теперь в прошлом. И ничего более. От меня не требовалось ни оправданий, ни объяснений, ни каких-либо историй на тему этого самого прошлого, если только я, конечно, не захочу рассказать сам. Достаточно было этого взгляда без слов, говорившего: «Я рада, что ты вернулся», вот и все.

Со стороны обмен приветствиями мог бы показаться довольно формальным. Мы с Патом обменялись рукопожатием, не слишком крепким — оба знали, что время для крепкого еще не настало. Потом мы с Вельдой обнялись — тоже не слишком крепко, но нежно. И обменялись одним лишь поцелуем, который мог бы показаться постороннему ничего не значащим, просто приветственным. Но для нас обоих в этом поцелуе тлела и подразумевалась страсть. Да нет, слабо сказано, то был целый взрыв эмоций, по-своему даже пугающий. Вельда скромно отстранилась, потом заглянула мне в глаза и поняла, что я почувствовал то же самое.

Было время, когда я подвергал сомнению наши чувства, толком не мог в них разобраться. Но не теперь. Теперь я точно знал. И еле слышным шепотом, так тихо, чтоб даже Пат не услышал, сказал:

— Я люблю тебя, Вельда.

И она быстро и тоже тихо ответила:

— Знаю.

Я ждал. Она улыбнулась. Потом наконец сказала:

— Ты ведь знаешь, что я чувствую, верно?

Тут уже я выждал секунду, ухмыльнулся и ответил:

— Теперь знаю, котенок.

В квартире моей все изменилось. Там по-другому пахло. Нет, мебель стояла та же, но выглядела как-то ярче. А вот шторы на окнах висели новые, не те, которые однажды повесила одна девушка с Третьей авеню. Вельда проследила за моим взглядом и сказала:

— Их надо было сменить.

Я кивнул, давая знать, что понял, о чем это она.

В кухонной раковине — ни единой тарелки. В ванной — кусок нового мыла и новые чистые полотенца на вешалке.

— Я здесь прибрала, — сказала Вельда. — А потом все время поддерживала чистоту.

— Да, — кивнул я. — Сразу заметно.

— Правда? — На лице ее сияла полная самодовольства улыбка.

— Уходя, я опустил крышку унитаза, — сказал я.

Тут она начала хохотать. А потом, когда наконец успокоилась, глаза ее проделали одну такую штуку, которая всегда меня страшно заводила. Только женщина способна проделывать глазами такие штуки, и Вельда, похоже, владела этим мастерством в совершенстве.

И голос ее звучал низко и хрипловато, а слова, которые она выговаривала, — зазывно и нежно. Она еще немного поиграла глазами, прекрасно осознавая, какое это производит на меня впечатление, а затем спросила тихо:

— И как собираешься благодарить меня за это, а. Майк?

Я тоже не новичок в этих играх. Я знал, чего она от меня добивается, какие хочет услышать слова, но пришло время удивить и ее. Причем удивить не на шутку, а так, чтоб до самых колготок проняло. Меня-то вообще тоже уже проняло, на миг даже мелькнула мысль, что это возможно, но... Но миг прошел, и я понял: всему свое время. И мое время еще не пришло. А потому я притянул Вельду к себе и взял за руки. Я чувствовал, какие они теплые и сильные, и меня так и пронзило, точно током. Тоже на миг.

И вот очень тихо и медленно я произнес:

— Ты знаешь, что со мной случилось, куколка. Изрешетили всего насквозь. И теперь я не стою ни цента. Кроме того, разные люди будут меня искать, чтобы убедиться, что точно убрали. В финансовом плане я тоже особого интереса не представляю. Хотя в целом ситуация не столь уж безнадежна, пока я жив. И поверь, это, второе, дается мне очень нелегко.

Она озабоченно нахмурилась, глаза затуманились. В них читались растерянность и недоумение, точно она пыталась разгадать загадку, ответ на которую будет неприятен.

Я высвободил одну руку и погладил чудесные золотисто-каштановые волосы, которые, изгибаясь такой красивой волной, падали на плечи. Кажется, эта прическа называлась «паж»... И сказал:

— Хочу жениться на тебе, котенок. Кажется, всегда этого и хотел... С того самого момента, как ты вошла в контору наниматься на работу.

Рука, крепко сжавшая в ответ мою руку, сказала, что и Вельда всегда хотела того же. Но глаза ее по-прежнему смотрели недоверчиво и удивленно, будто она услышала нечто совершенно неожиданное. Нет, радость в них тоже была, но она пыталась ее скрыть.

— Что ж, это хорошая новость, — сказала она, явно ожидая продолжения.

Горло у меня перехватило.

— Есть и плохая. Нам придется немного подождать, — сказал я.

— Почему?

— Потому что мне надо закончить одно дельце.

— Маркос Дули?

Я кивнул.

— Пат тебе сказал?

— Да.

— И как считаешь, я должен поступить, а, Вельда?

Ни на секунду не задумываясь, она выпалила:

— Закончить свое дельце, Майк. Потому как если этого не сделать, будешь думать, что ни на что не годен.

Пат несколько облегчил мне задачу. У входа в больницу «Бельвью» меня поджидал полицейский в штатском, которого я знал. Увидел меня и заметил с ухмылкой:

— Нельзя сказать, чтоб ты выглядел как новенький, Майк... Все было тихо, спокойно, и вдруг опять объявился.

— Может, на этот раз удастся обойтись без проблем, — усмехнулся я в ответ. — Как там Дули?

— Совсем плох. Помирает, Майк. Если б не знал, что ты точно приедешь, уже небось бы помер.

Мы вошли в лифт, и полицейский надавил на кнопку нужного нам этажа.

— Кто его охраняет? — спросил я.

— Ну, как обычно, — ответил он, потом пояснил: — Окружная прокуратура интересуется этим делом. Но врач пока что не разрешает его допрашивать.

— Выходит, окружная прокуратура всерьез намерена разобраться с шайкой Понти?

— Ну, ты меня понял.

— Больше он ничего не сказал?

— Нет. Только звал тебя.

— Кто дежурит у двери?

— Никого, кроме ребят из окружного департамента.

Свернув за угол, я увидел, что вход в коридор блокируют двое парней в униформе. Тот, что повыше, переминался с пятки на носок, второй медленно и внимательно оглядывал коридор. Заметив нас, они слегка расступились и пропустили. Сотрудник в штатском остановился у двери и сделал мне знак рукой: входи.

— Ты не идешь? — спросил я его.

— Он не будет говорить, если рядом станет ошиваться кто-то еще.

— Палата прослушивается?

— Нет.

— Как это понимать?

Коп в штатском усмехнулся.

— Капитан Чамберс и доктор спелись. Пляшут под одну дудку.

— И какая же мелодия?

Он снова усмехнулся.

— Да все та же. Как бы вставить ребятам из окружной прокуратуры. Засунуть им по самую глотку.

Я повернул ручку, вошел и притворил за собой дверь.

Да, то была палата для умирающих. В самом воздухе витал запах смерти. Освещалась она лишь какой-то штуковиной в виде панели, укрепленной за изголовьем, тускло-оранжевым светом. Тут прямо-таки воняло смертью. Нет, на самом деле ничего такого, конечно, не было, но человеку понимающему сразу становилось ясно.

Когда глаза немного привыкли к полумраку, я разглядел под простыней холмик и понял, что это и есть Дули. Стараясь ступать как можно тише, я подошел и остановился у постели. И глядел вниз, на некое подобие отверстия, из которого вытекала жизнь. Дыхание было слабым, но довольно ровным, боль, по всей видимости, заглушалась какими-то сильнодействующими препаратами.

Пока я думал, как бы поделикатнее разбудить его, он, видимо, почувствовал, что в палате кто-то есть, и с усилием приоткрыл глаза. Секунду он смотрел в никуда, потом взгляд сконцентрировался на мне.

— Так тебе... удалось?

— Конечно. Чего только ради тебя не сделаешь, Дули. Почему не хотел говорить с Патом?

— Он... не такая змея... как ты.