— Эта дорога идет в Митерхоум? — поинтересовался Ручеек.

— Дорога никуда не идет, она лежит на месте, — отозвался охотник. — А вот твои ноги придут в Хеттерферри, там ты найдешь — а может, и не найдешь — способ сесть на паром, который привезет тебя в Нижний Митерхоум, не промочив твоих деревенских лохмотьев.

Ручейка одолело любопытство.

— Почему ты мне помогаешь?

— Я тебе не помогаю. Я от тебя избавляюсь.

— Но я проник в священный лес.

— А я в нем живу. Если бы духи покойников возражали против твоего присутствия, они бы хватали тебя костлявыми руками и пугали своим шепотом, а раз они решили этого не делать, то кто я такой, чтобы выражать недовольство твоими действиями?

— Так что же, ты служишь Йеггату, богу воды, и все же сохраняешь мне жизнь?

— Да какой еще бог воды? — добродушно произнес охотник. — Я работаю на жрецов, которые совершают жертвоприношения, угождая невежественным крестьянам, ведь те думают, что бог воды существует. Но всякий, у кого есть хоть капля ума, знает, что водяные маги выполняют свою работу, не молясь какому-то там богу, они обращаются напрямую к самой воде.

— Но… разве это не делает воду богом?

— Это делает воду водой, а магов — магами, — сказал охотник. — А теперь проваливай. И даже не думай просить у меня еды, иначе я тебя продырявлю и отдам жрецам, уж они-то угостят святого Йеггата выпивкой.

При упоминании о выпивке Ручеек почувствовал жажду, но ни о чем не попросил, а вместо этого пошел, а потом и побежал в глубь леса, подальше от стены.

Ручеек двинулся на запад, держась настолько далеко от следующих ворот, чтобы не видеть ни их, ни домов, о которых говорил охотник. Миновав дома и ворота, Ручеек снова приблизился к разрушенной стене и шел вдоль нее, пока не наткнулся на брешь. Затем он направился на юг и отыскал еще одну брешь — должно быть, ту самую, о которой говорил охотник, хотя разницы между ними особой не было — разве что несколько лишних шагов. Потом Ручеек добрался до угла стены — до места, где она сворачивала на восток, — и там снова обнаружил поддерживаемую в порядке башню со стражниками, глядящими в сторону леса. «Ну и глупость же, — подумал Ручеек. — Стену можно просто обойти, а они все равно охраняют этот кусочек. Неужели ваши враги настолько ленивы, что вы можете оставить большую часть стены в руинах, а они даже не потрудятся пройти через нее?»

Вскоре Ручеек выбрался на дорогу. На ней никого видно не было. Ручеек зашагал на восток вдоль другой реки, более мелкой и широкой — казалось, ее можно перейти вброд. И действительно, вскоре Ручеек приблизился к месту, где повозки, тянущиеся с юга, пересекали реку и въезжали на Ахетову дорогу.

Никто его не окликнул, хотя Ручеек, подойдя к повозкам, поймал на себе несколько подозрительных взглядов. Не желая лишних сложностей, Ручеек обогнул повозки и двинулся дальше, чтобы дать понять, что он не собирается ни воровать, ни попрошайничать и вообще его не стоит опасаться. Он просто идет по своим делам.

Вскоре вокруг дороги выросли дома и лавки. Из некоторых пахло едой, и когда Ручеек увидел, что в одну из них люди свободно входят, то решил, что это придорожный трактир, и тоже туда зашел.

Его тут же остановил какой-то дюжий мужчина, спросив:

— Эй, малый, у тебя деньги есть?

Сбитый с толку Ручеек огляделся по сторонам.

— А что такое деньги? — уточнил он.

Здоровяк неприятно рассмеялся и вытолкал Ручейка на улицу.

— Что такое деньги! — кричал он. — Они с каждой весной становятся все тупее и наглее!

Ручеек понял, что раздобыть еду будет труднее, чем он думал. В Фарзибеке перед путешественником открывались двери любого дома, и никто не просил ничего, кроме новостей или любого дара, если путник захочет его сделать. Придорожный трактир потребовал какое-то особое подношение, да еще и такое, о котором Ручеек впервые слышал! Как он мог принести им это «деньги», если он понятия не имеет, где это найти? И как он мог догадаться, что от него это потребуют?

Бред какой-то. Но из того, как смеялись над ним люди, сидевшие в трактире, Ручеек сделал лишь один вывод: здесь все знали, что такое деньги, и знали, чего хочет трактирщик. Видимо, какая-то городская штука, ему надо все о ней выяснить.

Побродив немного по Хеттерферри, Ручеек пришел к пристани на озере — во всяком случае, он решил, что это озеро, хотя и не такое большое, как Митерлох. Но вскоре по разговорам окружающих Ручеек понял, что это не озеро, а река и называется она Роннирилл. Тремя рукавами она выходит из озера, а потом течет в Ронис, Эбервери и другие незнакомые места со странными названиями. Впрочем, Ручейку с того проку было немного. Для него было важно, что город Митерхоум стоял теперь прямо на виду, не больше чем на расстоянии броска камня, но поток воды, вырывающийся из глубокой расщелины в утесе, являл собою куда более серьезную преграду, чем смехотворные стены.

Ручеек обратился к прохожему и вновь услышал то же самое слово: «деньги».

— Здесь все требуют взамен один и тот же дар?

Прохожий в ответ улыбнулся и вытащил из-за пояса какой-то мешочек. Оттуда он вынул небольшой потемневший бронзовый диск.

— Деньги, — сказал он. — Ты их получаешь за работу, а потом отдаешь за те вещи, которые тебе нужны.

— Экая фитюлька! — изумился Ручеек.

— Совсем как твои мозги, — ответил прохожий и отвернулся.

По крайней мере, теперь Ручеек знал, где взять деньги — надо работать. Это Ручеек умел. Он пошел вдоль пристани и в конце концов наткнулся на толпу людей, переносивших корзины с корабля на большой плот. Какой-то мужчина стоял у корзины и, судя по всему, ждал, когда кто-нибудь из работников подойдет и поможет ему. Потому Ручеек присел, взялся за свободную ручку корзины и скомандовал: «Пошли».

Мужчина посмотрел на него, пожал плечами и взялся за свою ручку. Вместе они отнесли груз на плот, показавшийся Ручейку огромным, размером с его деревню. Ручеек проработал на переноске полчаса, трудясь не хуже взрослого. Но когда с погрузкой было покончено, все работники взошли на плот и отплыли, оставив Ручейка на берегу. Ручейку хотелось крикнуть, что ему надо было лишь переправиться через эту дурацкую реку — что им, жалко, что ли? Но Ручеек понимал: они знали о его желании, но решили воспользоваться его трудом и не заплатить. Ручеек ничего не мог с этим поделать. Его просьбы не заставили бы их передумать, а лишь вызвали бы град насмешек. Кроме того, люди, которым он помогал, сами были наемниками — они не могли вознаградить его и перевезти через реку. Ручеек свалял дурака.

Он успел очень сильно проголодаться к этому времени. И еще ему хотелось пить. Вода в реке выглядела не очень-то чистой, невзирая на то, что вытекала из расщелины неподалеку. Судя по ее виду, город сбрасывал все свои сточные воды в Митерлох, и они плыли по течению. А Ручейку требовалась вода — возместить то, что он потерял с потом.

Дома, если он хотел пить, он опускался на колени у ручья и пил сколько влезет. Вода была чистой повсюду — выше по течению никаких деревень не было. Она и оставалась чистой: это было вопросом веры — не бесчестить Йеггата, загрязняя протекающие мимо потоки. Но им доводилось слышать от путников, что в больших городах вся грязь отправляется прямо в воду, словно бог для них — пустое место. Теперь же, после того, что сказал о боге охотник в священном лесу, Ручеек поверил в подобные истории.

Это означало, что ему, быть может, придется искать воду выше по течению, за городом, то есть снова выйти. Ручейку подумалось, что если он ступит на Ахетову дорогу, то сдастся и зашагает обратно в Фарзибек.

Он пошел прочь от пристани подругой улице и почти сразу же наткнулся на общественный фонтан. Вода лилась из ртов трех каменных рыб в три бассейна, женщины набирали воду в кувшины и ведра и несли в дома и лавки.

Обрадовавшись такой находке, Ручеек опустился на колени рядом с одним из бассейнов и плеснул водой себе в лицо.

Почти сразу же его снова схватили за плечо и снова швырнули наземь, только на этот раз он упал не в грязь и опавшие листья, а на твердый булыжник мостовой. Над ним возвышалась необъятная женщина; рядом с ней на мостовой стоял кувшин.