Маркус ответил не сразу. Он налил бокал вина и выпил залпом — дорогой напиток никак не помогал расслабиться.

— Мне всё равно. Если хочешь, называй меня ангдварским ублюдком, как принято у вас, валькирий. Я не верю словам, и они не стоят для меня ничего, пока за ними не встанут дела. А дело твоё просто — я должен дожить до того момента, когда к моим ногам упадёт голова моего врага. И ещё кое-что. Есть один человек, которому я доверяю как себе. Её имя Клемента Церера. Все остальные для нас — для меня, а теперь и для тебя — просто фишки на игральной доске.

— Просто даэвы, которые заслуживают смерти.

— Если я прикажу — да.

— Что ж, Маркус Цебитар, мне нравятся ваши правила. Думаю, мы сыграемся.

Она проснулась от боли, раскалывавшей виски, и поняла, что находится не на полу. Спать в кресле было, пожалуй, даже менее удобно, но, определённо, более престижно.

Риана подняла здоровую руку, чтобы потереть висок, и натолкнулась на неожиданное препятствие — лоб сжимал раскалённый обруч.

«Пора», — услышала она голос совсем близко, а может быть, даже внутри.

Риана огляделась. Комната была пуста. Даэв, купивший её, спал. Риана поднялась и сделала два бесшумных шага по направлению к постели патриция. Маркус нахмурился во сне.

Его терзали кошмары. Одна рука лежала на поверхности одеяла, другая была спрятана под подушкой. Риана не видела, но была почти уверена, что в этой руке зажат нож.

Можно убить. Если очень быстро. Удушить не удастся: жертва успеет проснуться и поднять тревогу. Риана бросила взгляд на кувшин с вином, стоявший на столике у кровати. Отбить горлышко. И полоснуть осколком по горлу. Да.

Она улыбнулась. Эти мысли успокаивали голос. Боль в висках почти утихла. Утихла настолько, чтобы она смогла почувствовать, откуда идут колебания силы.

Она шагнула мимо столика к двери и схватилась за ручку. Боль тут же усилилась, став почти невыносимой. Длинный тёмный коридор — в три прыжка. Комната прислуги — не заперта. Как глупо.

Она ворвалась в комнатушку и в мгновение оказалась рядом с человеком, ссутулившимся за столом. Человек разглядывал тени, проплывавшие в хрустальном шаре. С этим легче. За горло и подбородок в сторону. Вот так.

Мужчина осел на пол.

— Кто здесь? — Маркус уже сжимал в руках нож.

Риана вскинулась в кресле.

— Я, командор. Вспомнили?

Секунду Маркус смотрел на воительницу с недоумением.

— Да, — сказал он наконец, — всё спокойно?

— Ночь тиха и безмятежна, — Риана непроизвольно потёрла висок, — если все ваши ночи таковы, я умру от скуки.

В доме Цебитара кроме Рианы жило шестеро рабов — весьма немного, по представлениям того сословия, к которому он принадлежал. Помимо тех двух, что Риана видела ночью у дверей, были ещё прислужница Шиана, раб нубиец-садовник — высокий, сухощавый, темнокожий. С чёрными курчавыми волосами. Немолодая женщина с золотистыми волосами, подвязанными тряпицей, следившая за порядком и готовившая еду. Родом она была из Дакии, в которой воевал и сам Маркус Цебитар. Кроме того, были конюхи и личный слуга.

Риана не преминула отметить, что, хотя Цебитар и относился к рабам, как к элементам интерьера, каждый из них всё же имел свою комнату на втором этаже особняка.

Маркус Цебитар ложился поздно. Он часто до середины ночи задерживался в императорском дворце или на виллах своих друзей. Но и вставал всегда с рассветом — чтобы успеть совершить туалет и отправиться на службу.

Раб приносил ему лохань с водой, из которой тот несколько раз плескал себе в лицо. У Цебитара, в отличие от большинства римлян, была и собственная купальня, однако вода в ней нагревалась только по вечерам.

После умывания приходил цирюльник — это удовольствие было Маркусу не по карману, но он терпеть не мог ожидать своей очереди в публичных цирюльнях, а бриться и укладывать волосы раскалёнными щипцами привык каждый день.

Риана всё это время находилась рядом с ним и наблюдала, как господин восседает на высоком стуле, обложенном подушками, а цирюльник трудится над его красотой.

Маркус вообще не отпускал от себя Риану ни на шаг. Риана тем более удивлялась этой странной привычке, что тот практически ничего не требовал от неё. Только когда они выходили в город, оглядывался то и дело, как будто проверял — не сбежала ли она.

Риана знала, что сбежать — её долг. И теперь, когда руки были свободны, а за голенищем даже скрывался нож, возможностей для этого было больше, чем когда-либо ещё в последние пять лет. Но в первый же вечер Цебитар взял с неё слово, что Риана не покинет его, пока вопрос с убийством не будет решён, и Риана не смела это слово нарушать. Ещё более неловко она чувствовала себя от того, что понимала — убийца именно она. Самая главная угроза находилась у патриция под боком, а тот беспечно подпускал её к себе. И хотя одного шпиона в доме Маркуса она уже нашла и убила, магия, которая действовала на неё в ту ночь, пугала её. Она боялась, что в другой раз уже не сможет справиться с ней.

Некоторые из декоративных процедур не обходили стороной и Риану. Маркус настаивал на уходе за волосами, которые, как показалось Риане, вызывали у него нездоровый интерес.

Все первые дни Риана не могла отделаться от чувства, что тот вот-вот решит воспользоваться ей. Хотя Маркус и говорил, что Риана интересует его прежде всего как страж, та ловила на себе неоднозначные взгляды уже не один раз.

Маркус искал каждой возможности, чтобы прикоснуться к ней, а когда как-то вечером приказал зайти к нему в купальню, Риана поняла, что по виску её непроизвольно струится холодный пот. Она была уверена, что сейчас, наконец, произойдёт то, чего ей так хотелось бы избежать, но Маркус лишь указал ей на место около бассейна, где на подносе стоял остывший ужин, и попросил присоединиться к нему.

Маркус почти всегда приказывал есть с ним за столом, хотя остальные рабы и принимали трапезу на кухне. Так было и в тот раз, когда случился этот разговор.

Солнце ещё едва взошло, и на столе стояли лепёшки, хлеб, миски с мёдом и кувшин с молоком. Завтракали в Риме плотно. Риана не помнила, чтобы ела так, даже до того, как попала в плен, а в последние годы ей и вовсе было не до того, чтобы думать о качестве и количестве еды.

Маркус пристально следил, как его рабыня отправляет в рот один кусочек за другим.

Риана не испытывала особого интереса к выбору еды даже до того, как попала в тюрьму. «Плотское — бренно», — так звучала одна из заповедей, которую мастер Инаро любил повторять. Однако Маркус знал толк в еде и не переставал искушать разнообразием фруктов, мяса и сыров.

Даэв крошил в руках свежевыпеченный хлеб, и оба они оказались немало удивлены, когда рука патриция медленно макнула его в вино, а затем поднесла к губам Рианы.

Валькирия замерла, не зная, как реагировать на это внезапное предложение.

Маркус смотрел на валькирию. Он думал о том, как коснётся бледных потрескавшихся губ уже добрую четверть часа, и рука сейчас решила за него, но Маркус не собирался извиняться и отступать.

— Я хочу, чтобы ты это съела, — твёрдо сказал он.

Риана молча глядела на щепоть хлеба. Как ни старалась, она не могла рассмотреть в происходящем оскорбительный подтекст. Она вообще поступок Маркуса никак объяснить не могла. И, будто услышав её мысли, тот продолжил:

— Ты — моя рабыня. Почему я не могу позволить себе подобный каприз?

Риана сверкнула на него глазами. В груди всколыхнулась злость, но патриций был прав — он мог позволить себе куда больше, чем просил.

Риана медленно наклонилась к его руке и подхватила губами сладкий комок. Пальцы Маркуса на несколько долгих секунд задержались у неё во рту. Риана обнаружила, что это неправильное прикосновение отзывается пламенем внизу живота, и мысленно прокляла себя, отодвинулась и принялась молча жевать.

Маркус наблюдал за ней ещё несколько секунд. Теперь, когда он получил то, что хотел, желания, вместо того, чтобы утихнуть, стали только сильней. Он хотел больше, чем мимолётное прикосновение к этим губам. Хотел провести по ним, очерчивая контур. Ненадолго задержаться в уголке и поцеловать.