Риана легко рухнула на спину, и Маркус навис над ней, вглядываясь в серые глаза. Зрачки рабыни переполняли страх и холодная злость.

— Я ничего не приказываю тебе, — Маркус заставил себя успокоиться и коснулся пальцами её щеки. Риана закрыла глаза, так что мыслей её теперь было не понять. — Я просто задал вопрос.

Рука патриция непроизвольно скользнула ниже, вдоль стройной шеи, и замерла у самой ключицы.

— Зачем? — тихо спросила Риана, не открывая глаз.

Маркус сглотнул, не в силах видеть, как трепещет чувственная венка под его рукой.

— Зачем — что? — глухо спросил он.

Риана открыла глаза и не отвечала. Она сама успела забыть смысл вопроса, когда пальцы Маркуса заскользили по её шее.

— Зачем ты разговариваешь со мной? — выдохнула наконец она и тут же поправилась, когда рука Маркуса двинулась ниже и сквозь кожаный корсаж огладила бок: — Зачем касаешься меня… так?

— Потому что хочу, — Маркус, к своему стыду, обнаружил, что его перестаёт интересовать разговор. Мысли вертелись вокруг того, как избавиться от этой твёрдой преграды и ощутить тело Рианы кожа к коже, исследовать рукой.

Он заставил себя отогнать наваждение и сосредоточиться на пристальном взгляде серых глаз. Если и был в них страх, то Маркус уже не мог его разглядеть — слишком помутилось в голове.

— Ты привлекаешь меня. Это странно для тебя?

— Нет.

Маркус поднял бровь, и Риана, постаравшись отвлечься от медленных поглаживаний настырной руки, попыталась пояснить:

— Я знаю, что мой народ будит в твоём народе фантазии. Наша хрупкость вызывает у вас желание сломать.

— Тебя я бы хрупкой не назвал.

— И в этом особая пикантность, так?

Маркус резко убрал руку, потому что слова Рианы слишком удачно попали в цель. Однако уже через секунду снова опустил ладонь на землю около её головы.

— Может, и так, — признал он. — Что с того?

Риана какое-то время молчала.

— Мы с тобой в тупике, — произнесла наконец она. — Ты хочешь использовать меня и как убийцу, и как постельную рабыню. Но знаешь, что вынужден выбирать — потому что если возьмёшь меня силой, я уже не стану тебе служить. И ищешь способ обойти правила, которые не хочешь соблюдать.

Маркус скрипнул зубами. В это мгновение желание перевернуть Риану на живот и «взять силой» действительно было очень велико.

— Если я захочу взять тебя силой, — сухо сказал он. — Я возьму. Моя ловушка состоит в том, что я хочу больше, чем экзотический секс с крылатым существом. Поверь, мне есть из чего выбирать.

— Тогда я не понимаю тебя.

— Я тоже, — признал Маркус нехотя, — не до конца понимаю себя. — Помолчал и добавил: — Но я не причиню тебе вреда. Не хочу видеть в твоих глазах страх.

Риана молчала. Так долго, что Маркус уже собрался отстраниться от неё.

— Ты же понимаешь, — тихо сказала она. — Что мне не нравится та игра, которую ты ведёшь.

— Твои собратья рождались не из чрева матери. Но я видел картины твоего народа и не верю, что вы не знали любви.

Риана повела плечом. Протянула руку и осторожно, будто на пробу, коснулась щеки патриция.

— Мой народ знает любовь, — тихо сказала она. — И мы не связываем её с потребностью заводить детей. Дело не в них… Дело во мне.

Она сделала глубокий вдох.

— Объясни, — мягко, но настойчиво потребовал Маркус. Риана ещё раз вздохнула.

— Я была рождена для войны. Только для войны. Мне не рассказывали легенд о любви. Всё, что я знаю о ней — я знаю из обрывков, которые видела в римских городах до того, как попала в плен. И из того… что рассказывал мне мой первый господин.

Маркус какое-то время пристально глядел на неё.

— Флавий? — уточнил он. Мысль о том, что жирный плебей мог касаться тела, которое лежало под ним, причиняла почти физическую боль. Риана лишь слабо качнула головой.

— Это не важно, — ещё тише произнесла она. — Я не хочу об этом говорить. Важно то, что я не верю в неё. Не верю, что желание господина может принести что-то, кроме боли.

— Я тебе докажу, — Маркус сам едва расслышал собственный голос. Пользуясь тем, что Риана не смотрит на него, он склонился к самому её лицу.

Риана опустила веки, будто отдаваясь на волю его губ. Но Маркус мешкал. Он хотел, чтобы валькирия смотрела на него, а не просто смиренно соглашалась на то, что ей навязывают. Наконец, он легко захватил нижнюю губу девушки и мягко потянул на себя. Губы Рианы приоткрылись, впуская его язык, но Маркус лишь легко очертил их контур и отстранился.

Валькирия ещё некоторое время оставалась неподвижна, а затем открыла глаза.

— Никто не целовал меня… до тебя, — тихо сказала она.

Горькая улыбка коснулась краешка губ патриция.

— Я рад, что стал первым.

Ему захотелось повторить то, что случилось только что. Углубить поцелуй. Почувствовать тело Рианы в своих руках, но он заставил себя оставаться неподвижным.

— Маркус, я не уверена… что когда-нибудь смогу ответить тебе, — сказала Риана, продолжая смотреть на него, и от этого взгляда по позвоночнику патриция пробежал озноб.

— И всё-таки я подожду, — Маркус нехотя отстранился от неё и сел, глядя на слабо тлевший огонёк костра.

Риана тоже села — на расстоянии ярда, не соприкасаясь с патрицием даже плечом.

— Ты был прав, — сказала она. — Я не хочу возвращаться в Рим. Не хочу смотреть в лица тех, кто уничтожил мой народ. Не хочу стоять перед теми, кто насмехается надо мной. Этот город так же мрачен и душен, как тюрьма, в которой я провела последние несколько лет. И я… не хочу снова чувствовать себя рабыней. Читай на Книгоед.нет

Маркус вскинулся и пристально посмотрел на неё.

— Сейчас ты не…

Риана старательно избегала смотреть на него.

— Сейчас — нет, — признала она. — С тобой я почти могу поверить… что я… тоже… человек.

Наступила тишина. Маркус старательно боролся с желанием закрепить результат. Он позволил себе лишь накрыть сжатые в кулак пальцы Рианы рукой и также не глядя на неё сказал:

— Я тоже не хочу домой, Риана. Я бы остался здесь, с тобой… Но я не могу. У меня есть долг.

Риана какое-то время молчала, прежде чем спросить:

— Перед императором, который использует тебя для постельных утех своей жены? — в голосе её сквозила ядовитая злость.

Маркус вздрогнул и невольно сжал пальцы на её руке.

— Это было жестоко, — сказал он.

— Это была правда, — Валькирия вырвала запястье и перехватила его ладонь. — Твой народ не заслуживает того, чтобы ему служить.

Цебитар скрипнул зубами.

— И всё-таки это мой народ, — когда он повернулся к Риане и исподлобья посмотрел на неё, в голосе его тоже клокотала злость.

Риана убрала руку.

— Я не хотела тебя оскорбить.

Она встала и отошла на несколько шагов, вглядываясь вдаль — туда, где за дымкой горизонта растаяла пирамида Храма Времён. Она думала о том, как мало знает о народе, за который должна была умереть. И о том, что не узнает о нём больше уже никогда, потому что народа этого нет. И ни для кого уже не имеет значения, каким он был. Риана чувствовала себя высохшим сухим деревом. От неё требовали, чтобы она отбрасывала тень — но у неё не было листвы, и ветви её не умели давать плодов.

Риана чувствовала себя мёртвой и жалела только о том, что продолжает существовать, когда мира, породившего её, уже нет.

— Я не понимаю, как можно любить Рим, — только и сказала она.

— Можно, — упрямо ответил Маркус, не оборачиваясь к ней. Помолчал и продолжил: — Когда корабли даэвов причалили к италийским берегам, их вели благородные воины, которые не знали другого закона, кроме закона силы и чести. Они доказали, что их воля — сильнее воли тех, кто обитает на материке. Они не боялись отдавать жизнь ради славы своего рода и своего Предка. Ты — воин. Как ты можешь не понимать?

Риана бросила на него быстрый взгляд.

— Сила не решает ничего, — коротко сказала она. — Это лишь инструмент, чтобы защитить тех, ради кого мы живём.

Маркус покачал головой.