Торопова утром от игры в карты отказалась. Поэтому мы играли «два на два»: я и Лена против Кирилла и Артурчика. «Красота» и «опыт» без особого труда раз за разом обыгрывали «честность» и «болтливость». Торопова всё это время за игрой не следила, читала рассказ Брайана Олдиса «Кто заменит человека?» в прошлогоднем журнале «Техника молодёжи». Открыто она ни за кого из нас не болела. Словно не решила, кто именно заслужил её поддержку (Лена или Кирилл). Но я видел на Наташином лице улыбку всякий раз, когда Прохоров всердцах бросал на стол игральные карты и уходил на перекур. Карточные игры сменились игрой в «балду». Бессменным балдой зарекомендовал себя мой младший брат. Поиграли мы и в «города», и в «морской бой».

За окнами вагона уже стемнело, когда наш поезд подобно гигантской полудохлой гусенице неторопливо вполз в столицу СССР. Свои вещи мы к тому времени уложили в сумки и чемоданы, притихли «на низком старте». Посматривали в окно на городские огни. Мне Москва вновь показалась блеклой и слабо освещённой. Моим спутника столица Советского Союза виделась яркой и светлой. Они то и дело замечали в окно броские светящиеся надписи на медленно проплывавших мимо нас зданиях, указывали на них руками, восторженно восклицали и ахали. До перрона вокзала мы пробирались через город больше получаса. Словно Москва занимала едва ли не десятую часть того пространства, что отделяло Павелецкий вокзал от Новосоветска. Поезд в очередной раз вздрогнул и замер.

— Приехали, — хором выдохнули Кирилл и Артурчик.

Настю Бурцеву мы увидели на том же месте (в начале перрона), где она встречала меня в сентябре. Анастасия поочерёдно поцеловала нас в щёки (первой в очереди оказалась Котова, а Прохоров удостоился скромного поцелуя последним). Бурцева повела нас уже известным мне маршрутом к стоянке автомобилей. Вот только привела нас Настя не к чёрной «Чайке», а к двум салатовой окраски автомобилям ГАЗ-21 «Волга» с «шашечками» и буквой «Т» на передних дверях.

Курившие на улице водители такси при виде нас неохотно бросили под бордюр недокуренные сигареты, рассовали по багажникам наши сумки и чемоданы. Я оперативно разделил нашу группу: усадил в первую машину Торопову, Прохорова и Кирилла. Сам уселся в другое такси. Позади меня на диване разместились радостно улыбавшиеся Лена и Настя. Девчонки поспешно обменивались информацией, будто вот-вот расстанутся на годы, если не навсегда.

Я улавливал лишь обрывки их разговоров.

— … Куда мы поедем? — спросила Котова.

— В гостиницу «Россия»… — ответила Анастасия.

— … Красивая?

— … Самый большой гостиничный комплекс в мире…

— … Просто?

— … Дедушку попросила. Два номера…

Я краем уха слушал болтовню девчонок и просматривал за окно на московские улицы. Сообразил, что мы ехали в «Зарядье», где сейчас пока ещё возвышалась над стенами Московского Кремля гостиница «Россия». В прошлый раз я останавливался в этой гостинице дважды. И оба раза в жил в западном корпусе с видом на Кремль, который считался самым престижным. Хотя идти от него до метро «Китай-город» было дольше всего: сперва обогнуть западный вестибюль, а потом ещё топать вдоль всего северного до Варварки.

Мои прошлые попутчики (с которыми я ехал в Москву в сентябре) рассказывали, что «так просто» в гостиницу «Россия» сейчас не попасть. А уж тем более в номер с видом на кремлёвские стены (в номер «повышенной комфортности» — «стандартных», по их словам, в том корпусе не было). Но Бурцева в разговоре с Леной упомянула своего дедушку — поэтому я всё же предположил, что номера в гостинице нам предоставят не с видом на внутренний двор. Не удивился, когда машина в итоге подъехала именно западному корпусу.

— … Красиво!..

— … Вам понравится…

— … Концертный зал?

— … Папа пообещал, что нас тут встретят…

К стойке регистрации мы не пошли. Ещё у входа нас встретил невысокий гладковыбритый мужчина. Он поздоровался с Настей, прощупал нас строгим цепким взглядом. Указал нам место у стены — мы поставили там сумки и чемоданы и приготовились к долгому ожиданию. Наше участие в регистрации не понадобилось (мы лишь вручили Бурцевой свои документы и четверть часа рассматривали вестибюль). Настя вернулась к нам уже без спутника, вернула нам паспорта и скомандовала, чтобы мы следовали за ней к лифтам.

В лифте я узнал, что разместили нас в двух комнатах на шестом этаже. Порылся в памяти, поискал там информацию о трёхместных номерах в «России» (ещё и «повышенной комфортности»). Допустил, что такие существовали (раз нам их предоставили). Слушал восторженные возгласы Кирилла и Артурчика, которые будто малые дети радовались любой необычной мелочи. Видел, что и Лена с Наташей не скрывали свой восторг от пребывания в «самом большом гостиничном комплексе мира» (но они вели себя скромно и тихо).

— Вот наши номера, — сообщила Настя.

Она показала на две ничем не примечательные деревянные двери.

— А кто где будет жить? — спросил Кирилл.

— Мальчики налево, девочки направо, — скомандовал я.

Со мной не спорили. Лена и Настя улыбнулись. Торопова пожала плечами. Прохоров ломанулся «обживать» «левую» комнату — Кирилл поспешил за ним. Я тоже переступил порог, вдохнул спёртый воздух. Окинул взглядом тесную прихожую (слева стенной шкаф, а справа дверь в санузел). Снял обувь, прошёл в комнату. Увидел три кровати, стол со стулом, зеркало и светильники на стенах, непонятного назначения маленький столик с круглой столешницей около зашторенного окна. «Повышенной комфортности» не почувствовал.

Странная расстановка кроватей в комнате меня поначалу озадачила. Я заподозрил, что третью кровать сюда принесли недавно: она не вписывалась в интерьер, выглядела в этом номере чужеродным элементом. Запоздало сообразил, что стоявшая ближе других к окну кровать — это обычная советская раскладушка. Она выглядела ниже других кроватей, да и стояла явно не на своём месте. Рядом с ней и остановились гости из Новосоветска: комсомольцы Кирилл и Артур. Будто лишь эта раскладушка стоила их пристального внимания.

— Кто здесь ляжет? — спросил Кир.

Он посмотрел на меня.

— Разыграем кровати на спичках, — предложил Артурчик. — Кто вытянет короткую, тот и ляжет на раскладушке.

Он вынул из кармана спичечный коробок.

Я кивнул и сообщил:

— Согласен. Разыгрывайте. Моя кровать — та, что ближе к входу.

Я подошёл к приглянувшемуся мне спальному месту и поставил рядом с ним сумку. Мой младший брат и Прохоров переглянулись, вздохнули. Но промолчали.

Раскладушку «выиграл» Артурчик.

Через час после заселения в гостиничный номер мы (чистые и пахнущие мылом) отправились в гости к девчонкам. Те нас встретили громким весёлым щебетом. Бурцева сидела на стуле (единственном в комнате), наряженная в короткий халат. Лена и Наташа восседали на кроватях, будто восточные мудрецы: скрестив ноги, с тюрбанами из полотенец на головах. При нашем появлении девчонки прервали беседу, поспешно поправили свои наряды. Я скользнул взглядом по комнате — около раскладушки увидел сумку Тороповой. Подумал: «Она проиграла, как Прохоров? Или получила своё спальное место в приказном порядке?»

— Когда мы пойдём на концерт Высоцкого? — с порога спросил Артурчик.

Я увидел, как Настя печально вздохнула и покачала головой.

— На концерт Высоцкого мы в этот раз не пойдём, — сказала она.

Посмотрела при этом не на Прохорова, а на Котову — будто бы взглядом просила у Лены прощения.

— У Владимира Семёновича сейчас тяжёлый период в жизни, — сообщила Бурцева. — Как сказал Аристипп: «Не позорно предаваться удовольствиям, позорно не найти сил отойти от них». Папа говорит, что Высоцкий сейчас не участвует даже в спектаклях. А в конце этой недели он так и вообще улетит во Францию.

Прохоров всплеснул руками и произнёс:

— Я так и знал!

Настя пожала плечами.

— Простите, — сказала она. — Но папа раздобыл для нас билеты на спектакль «Ревизор», что идёт сейчас в Театре сатиры. Это постановка Валентина Плучека по пьесе Николая Васильевича Гоголя. Я смотрела её уже трижды. С удовольствием схожу на неё снова вместе с вами. У нас билеты на пятницу. Хорошие места…