– Да понял я все, товарищ подполковник. Встречусь, переговорю, посмотрю; возникнет тема, обсудим для доклада вам. При необходимости свяжусь с вами.

– Обязательно! Если почувствуешь угрозу, сразу же проси связь со мной. Дух не откажет. Ему, по большому счету, твоя жизнь не нужна, ему надо приказ выполнить. А переговоры могут помочь в этом деле для того, чтобы подкинуть нам дезинформацию.

– Ясно! Так я пошел?

– Оружие оставь! Выходи к торцу. Предварительный разговор со встречающими духами на виду у разведчиков. Если что, они прикроют тебя.

Старший лейтенант положил на стол автомат, пистолет, магазины к ним, гранаты, нож. Кувшинин тем временем проинструктировал и командира разведроты, и командира 9-й роты.

Голубятников проводил замкомандира 7-й роты и, вернувшись на КНП, сказал:

– Если с Илюхиным что-нибудь случится, я себе этого никогда не прощу.

– Все будет нормально, командир, – подбодрил Святослава Жураев.

– Мне бы твою уверенность…

Голубятников, отойдя к окну, нервно закурил. Для него, да и для всех офицеров, находившихся на командно-наблюдательном пункте батальона, время потянулось медленно. Очень медленно.

Но через полчаса Илюхин вернулся, живой, здоровый.

Голубятников, облегченно вздохнув, обнял офицера:

– Ну, слава богу! Я места себе здесь не находил. Давай докладывай, как прошла встреча.

– Знаете, впечатления противоречивые. Встретили холодно. Старший встречающей группы спросил, кто я. Представился. Он спросил, почему не комбат. Объяснил по инструкции. Старший связался с полевым командиром. Тот что-то ответил, и меня провели во двор. Там уже находилась толпа рыл в пятьдесят боевиков. Вышли то ли на меня посмотреть, то ли себя показать. Экипировка у них, товарищ подполковник, – мама не горюй. Одеты в новую форму, у каждого по два вида вооружения, через одного РПГ-7 и автомат, у других автомат и снайперская винтовка СВД. «Мухи». Короче, их прикид производит впечатление.

– Это скорее демонстрация, – улыбнулся Голубятников. – Мол, смотри, русский, как мы вооружены, куда вам до нас… Да ты продолжай, продолжай!

– Подошел полевой командир, задал тот же вопрос, что и старший. Ответ воспринял спокойно, с пониманием. Вообще он мужик внешне нормальный, не отморозок, да и боевики тоже на беспредельщиков не похожи. Командира слушают и подчиняются беспрекословно, дисциплина у них неплохая, на уровне.

– Командир не представился? – спросил комбат.

– Фамилию и имя не назвал; сказал только, что бывший подполковник, служил в Афгане и на Дальнем Востоке командиром мотострелкового полка, а в Чечню был переведен в 1991 году приказом нашего министра. Служит в гвардии Дудаева. Рассказал о прежней службе, потом показал пленных. Во двор вывели человек двадцать, столько же в подвале – раненых. Начали разговаривать по теме. Он сказал, зря люди погибают. Я в ответ – война без жертв не бывает. Он: а кто начал эту войну? Зачем пришли на нашу землю? Почему стреляете, разрушаете, убиваете? Здесь наша страна, наши города, наши семьи, зачем? Я ему: ты же военный, должен понимать, что мы выполняем приказ. Мне лично тоже не нравится эта война, я бы предпочел дома остаться, но приказ есть приказ, его не обсуждают. Он согласился: знаю, и в этом, мол, наша беда. Я ему: а насчет своей страны, своего города – ты это напрасно. Независимость Чечни не признало ни одно государство, республика остается в составе России, а значит, это и наша земля. Он: на своей земле людей не убивают, населенные пункты с мирными жителями не бомбят. Что было ему ответить? Сказал, политика – не наше дело. Нам приказано воевать – мы воюем. Прикажут уйти – уйдем. Он: ладно, мол, это действительно решать не нам.

– Да, – проговорил Голубятников, – мужик воспринимает ситуацию адекватно, что делает его более опасным. Он умен, имеет опыт боевых действий, наверняка у него немало бывших советских офицеров, дерутся они грамотно, а главное, группировка управляема. Как пленные? Дали с ними поговорить?

– Пленные нормально. Видно, конечно, что подавлены, но выглядят неплохо. Поговорить разрешил с одним капитаном. Тот рассказал, как сам попал в плен, как остальные… Они все из Майкопской бригады. Говорили недолго. Потом полевой командир отвел меня в сторону, указал на строящийся вокзал, как раз на позиции моей 7-й роты. А там наблюдатели в окнах. Дух спрашивает: бойца на втором этаже слева видишь? Отвечаю: вижу! А правее солдата? Вижу. А выше этажом? Вижу, ну и что? Он – вот и я вижу. И бойцы мои видят. До них около ста метров. Мы могли бы их легко убить, но не убиваем. Вы же убиваете, кого увидите. Я ему: ну, сейчас и твоих бойцов хорошо видно. И мы могли бы их легко уничтожить. Но, как видишь, тоже не стреляем. А почему? Потому что перемирие. Сейчас все это не в счет. А насчет остального, в частности потерь, то тут выход может быть один: вы нас не атакуете, а мы не будем проводить карательных мероприятий, ну и, естественно, убивать твоих солдат. Нет атаки – нет обороны, а значит, и стрельбы. Нет потерь. Не перестанете наступать – будем убивать; отведут нас, подведут других. Меньше провокаций, столкновений, предложений сдаться. И мы отреагируем соответственно. Полевой командир: почему же на других направлениях ваши сдаются? Я ему в ответ: хоть один десантник сдался? Он: нет, об этом врать не буду, не слышал. Я: верно, потому что десант не сдается. И предложил ему: может, вы отойдете к Дому правительства?

– Так и сказал? – улыбнулся Голубятников.

– Так и сказал, только мне смешно не было.

– Извини… Что дальше?

– Полевой командир сказал: у меня приказ выбить ваш батальон с вокзала. Пока не выбьем, не успокоимся. Подойдет подкрепление – будем атаковать. Я ему: ну, тогда мы, в свою очередь, будем обороняться, но это долго не продлится. Придет время, и мы перейдем в наступление. Правда, добавил: наверное. Дух: что ж, дальше разговаривать не имеет смысла. Силы наши пока равны, но скоро, совсем скоро мы получим подкрепление. Предупреждаю, вам придется трудно. Я в ответ: а нам к трудностям не привыкать. И тут он улыбнулся. Ладно, говорит, ступай, старлей, передай наш разговор комбату. Я и ушел. Думал, выстрелят в спину – нет, пропустили. На прощание мы даже друг другу успеха пожелали, руки пожали. У полевого командира рукопожатие крепкое. И вообще, мужик он вполне нормальный. С ним в принципе по мелочам договориться можно. Да и по-крупному тоже – но над ним Дудаев, тот не даст.

– Спасибо тебе, Саша! – сказал Голубятников. – Ступай в роту. Будешь представлен к награде!

– Служу Отечеству!

Проводив замкомандира 7-й роты, Голубятников повернулся к офицерам, находившимся на командно-наблюдательном пункте батальона:

– Ну, что скажете, господа офицеры?

Ответил начальник штаба батальона майор Кувшинин:

– То, что полевой командир имеет боевой опыт и опыт командования крупным войсковым подразделением, было ясно и без переговоров. Духи наступают грамотно, управление у них налажено, слаженность отработана. Меня беспокоит то, что духи ожидают подкрепление. И сколько сил еще может бросить на батальон Дудаев, неизвестно. Это тревожит. А так… Сбить духам нас не удастся.

– А я не думал, что Илюхина отпустят, – сказал Жураев. – И что с ним станет разговаривать полевой командир – тоже.

Голубятников присел на краешек стола.

– Переговоры завершились, а с ними и перемирие. Значит, скоро нас опять атакуют. – Повернулся к начальнику штаба: – Сергей! Передай по ротам, чтобы убрали наблюдателей из окон. Наблюдение вести из укрытий. И всем готовность к отражению очередного штурма. Думаю, он начнется с минуты на минуту.

После переговоров начальника штаба с ротными Голубятников вызвал командира дивизии:

– Питон! Я – Аркан!

– Питон на связи!

Голубятников доложил генералу обстановку, в деталях – встречу Илюхина с полевым командиром. Выслушав комбата, командир дивизии проговорил:

– Значит, боевики ждут подкрепления?