— Да где ж Жорка то? Он тебе не звонил? — да как же это, мать бросил, детей бросил! — а ты почему сидишь? Почему не ищешь? Ты в милицию писала заявления? Или квартиру себе захапала, с прости господи чьими-то выбл. ми, а Жорка пошел на хрен?

Да, теперь дети, причем оба — стали для нее нагулянными, видимо старость проницательна — Кирилл был ей чужим, а раз я говорю, что они двойняшки — так и Тошка потерял бабушку. Тем не менее, в выходные, она регулярно приходила, приносила пахнущие нафталином, ненужные ей и мне вещи. Пила чай, говорила с пацанами. Добрый Тошка звал ее бабулей, показывал свои книжки, рассказывал о садике. Острожный Кирилл подходил, здоровался за ручку, как мужик, смеялась бабка, и уходил. Усаживался поодаль и следил внимательно. Даже мне иногда было не по себе от его недетского взгляда.

— Мама, зачем бабушка к нам приходит? — спросил он меня однажды, — ведь она нас не любит. Совсем. Она никого не любит. И папа нас не любил. Почему он сбежал от нас? Он хотел одного мальчика, а родились двое? Он не хотел, чтобы я был?

— Ну что ты, родной мой! Просто папа у нас вырос, а по уму остался маленький. Он уехал в другую страну — искать новую хорошую жизнь. Знаешь, есть такие страны, где круглый год лето, море всегда синее, и можно не работать. Вот папа и ищет такую страну.

Да, дети растут, отвечать на вопросы все сложнее, теперь не отвлечешь чупа-чупсом.

Дальше наша жизнь покатилась на прежних рельсах: подъем, бегом детей в сад, работа, в перерыв магазины, вечером с сумками в детсад, готовка, занятия с детьми.

В выходные дети по-прежнему ходили в воскресную школу, рисовали, танцевали, учили английский. Теперь их группой возили в цирк, на каток, на какие-то экскурсии. Я была свободна все выходные для домашних дел, и себя лично. Недалеко от дома был бассейн, в котором создали группы здоровья, началось повальное увлечение фитнесом. Один раз в неделю я начала ходить на занятия. Было тяжело, организм отвык от нагрузок, но я не давала себе поблажек. Начала учится плавать, спортивным стилем, держаться на воде то я всегда могла. Плавала «в размашку», оказалось, что плавать нужно совсем иначе. Переучиваться было непросто.

Я получала переводы якобы от Георгия, адрес не был указан. Свекровь бесилась, хотя я ей предлагала часть денег. Но в деньгах она не нуждалась, а вот отсутствие внимания ее бесило. И опять я могла только молчать.

Наше благополучие было разрушено дефолтом 98 года. Доллар подорожал с 6 до 22 рублей, многие разорились, на работе приостановили все заказы. Проекты стали никому не нужны. Два месяца нас держали на минималке, потом сократили.

Сестра Лиза, потеряв работу в магазине пошла работать на рынок, продавать вещи. Зарплата мизерная, на проценте, но каждый день. Были и «жирные» дни, но увы редко, и на все дыры их не хватало. Я попробовала один день, но не получилось, видно отчаяние на лице не является двигателем торговли.

Ленка, которая Полицмейстер, нашла приличную работу — ее взяли на фирму, которая делала окна и двери. Платили прилично, но на двоих — только еда и одежда, а работал она по 12 часов.

А я оказалась на бирже труда. Первые три месяца мы провели в деревне у родителей, выплаты были 75 % от среднего заработка. Родители мои были не молоды, больше не могли держать скотину, остался только огород, пенсию стали задерживать по три месяца. И если раньше, мама продавала молоко и сметану, и у нее были средства на хлеб, то теперь хлеб она пекла сама. Лизка помогала, чем могла, от голода не умирали, но все ж жили трудно.

Через полгода настали для нас совсем трудные времена. С биржи труда отправляли в активный поиск — т. е. когда тебе предлагали любые вакансии — хоть уборщика, хоть банкира. За неделю нужно было обойти не менее 10 мест, получить печать на бегунке, причем отказать должны были мне, я отказаться не имела права. Я просто с ног сбивалась, объезжая различные промбазы на окраинах города. Зачастую идти приходилось пешком, так как городских маршрутов не было. Такси было не по карману.

Смотреть в будущее было страшно. Неожиданно, Кирюхины «алименты» выросли в несколько раз. Я испугалась сперва, потом поняла — видимо Лев переводил сумму в долларах, а я получала в рублях по курсу, вот сумма и выросла. На троих этих денег хватало на выросшую коммуналку, оплату детского сада, и на скромное питание. Мне было стыдно, что мы «объедаем» ребенка. Что я не могу купить ему вкусную еду, хорошую одежду, что мы трое фактически живем на его содержание.

В результате активного поиска я и оказалась в отделе кадров большой промбазы, торгующей лесом. Обязанности были разнообразные, от ведения трудовых книжек до подготовки договоров. Разобралась я быстро. Недостатком было то, что расположена база была на окраине города, возили служебным автобусом. Посадка на автобус на моей остановке была в 6-30 утра. И если я опаздывала на автобус, то добраться могла только на такси, чего моя мизерная зарплата просто бы не выдержала.

Вечером уходить вовремя было не принято, поэтому я уезжала со второй сменой рабочих, а это было в уже восемь вечера. Дома я была только в девять. А детей надо было забирать до семи. Эти полгода до выпуска из детского сада стали просто адом — свекровь ходить за детьми отказалась, сестра жила далеко, соседка за коробку конфет приводила и оставляла их одних дома.

Наконец, в мае сад отметил выпуск шикарным выпускным, на котором мои пацаны показывали спортивные достижения — и «колесо» и шпагат, пели английские песенки. Нам вручили диск с записью выпускного.

И на все лето я отправила ребят в деревню к родителям. Там собралась большая компания — сын Лизы Женька, который окончил 1 класс, сын одного из братьев Матвей, выпускник второго класса. У бабушки собралась вся банда, активные, подвижные, и честно говоря, прожорливые, как саранча.

Моя мамулька сошла бы с ними с ума, но сперва на месяц приехала Лиза, потом невестка Карина, к августу выпросила отпуск и я.

Дети в деревне одичали полностью — загорелые, поцарапанные, с выгоревшими волосами до плеч. У Антона вихры стали завиваться кольцами, и кожа от загара становилась смуглее. Кирюха выгорел добела, загар к нему приставал слабо и быстро смывался. Теперь сходства между ними почти не осталось.

Дед учил пацанов забивать гвозди, работать с пилой, они все время крутились возле него в гараже, руки и одежда вечно были в мазуте. Они ходили играть в заброшенные дома, ездили с дедом в лес на мотоцикле. Старших дед учил водить мотоцикл — ноги уже доставали до педалей, значит можно.

Домой мы приехали за неделю до школы. Одежду для первоклассников я всю купила на китайском рынке, впрочем, как и все.

Мы первый раз сходили в парикмахерскую, до этого я стригла их сама. Прически сделали ребят взрослее. Ногти мазутные и обломанные, отмачивали в ванне, кое-как привели в порядок. Цветы для букетов привезла с дачи свекровь.

И наступил наш самый волнительный день — первый раз в первый класс! Отвели детей мы вместе со свекровью, вместе плакали на линейке. Вместе накрыли дома стол для родственников — такая уж у нас традиция. Детям надарили школьных наборов с канцтоварами, они были счастливы.

Сентябрь выдался удивительно теплым — днем температура поднималась до тридцати градусов. И, придя из школы, дети одевали шорты и футболки и бежали во двор. Домашних заданий еще не задавали, и мы ловили последние летние деньки.

Водить детей в школу я смогла только первую неделю, а дальше — мне пришлось выти на работу, и они ходили самостоятельно. Я переживала ужасно — на пути у них был переход через оживленную улицу.

Я думала, Лев приедет на первое сентября, увидеть внука в первом классе, но никто не появился, никаких известий не было. И тогда я тихо радовалась, что никто не заберет моего мальчика.

Глава 10. Лев Александрович. Причины и следствия.

Всегда считал, что нужно уметь проигрывать. В первый момент, когда мне сообщили что курьер не прибыл, я еще на знал, что крах будет сокрушительным. Не знал, что курьером отправили зятя, что его подставили как цыпленка.