— Зря, — с сожалением произнес он. — Мне казалось, что вам небезразлична судьба Екатерины Дмитриевны.

— А она-то тут причем? — не сдержал я удивления. — Какое Екатерина Дмитриевна имеет к вам отношение?

— Самое прямое, — ответил Моргун, пристально глядя мне в глаза. — Мы не далее, как вчера обвенчались!

— Что вы сделали?! — переспросил я. — То есть как это обвенчались?

— Именно так-с, обвенчались в нашей домовой церкви по православному обряду!

— Вы, вы, — начал говорить я, — вы за это ответите! Я знаю, что вы принуждаете женщин выходить замуж за ваших людей, чтобы потом их обобрать и убить! Я знаю о попе Матрохе, который занимается незаконными венчаниями!

Моргун слушал меня, не перебивая, только грустно улыбался. Когда я замолчал, он успокоительно тронул меня за рукав.

— Наш брак совсем не то, что вы думаете. Мы с Екатериной Дмитриевной полюбили друг друга, и между нами нет тайн. Если хотите знать, она мне сама рассказала о ваших с ней прежних отношениях. И поверьте, я к вам совсем не в претензии!

Тут я окончательно купился. Не спрашивать же мне было, о чем ему рассказала Кудряшова?!

— Хорошо, пусть так, но пока я сам из ее уст не услышу подтверждение ваших слов...

— Конечно, обязательно, я вас очень хорошо понимаю, поверьте, мне самому хотелось бы, чтобы наш конфликт благополучно разрешился. Если бы это зависело только от меня!

— А от кого это зависит? — спросил я, уже понимая, какое препятствие он назовет.

— Позвольте мне вкратце рассказать вам свою историю, чтобы у вас не было сомнений в моей искренности.

— Хорошо, слушаю вас, — согласился я.

— Вы уже знаете, что я здешний помещик, — начал рассказ Моргун. — Батюшка мой оставил после себя небольшое состояние, но средств на достойную жизнь мне вполне хватало Я даже намеревался жениться и обзавестись семейством. Однако, так случилось, что в течение короткого времени я получил наследство после нескольких умерших родственников, и у меня создалось довольно изрядное имение. Будучи человеком молодым, склонным к идеалам, я решил отправиться за границу, собираясь пройти курс наук в разных заграничных университетах, дабы достойно служить нашему любезному отечеству. Однако, легкомыслие молодости оказалось сильнее, чем порывы здравого смысла, и я там слишком увлекся сладостными радостями жизни...

Моргун неожиданно замолчал, видимо, вспоминая приятности порочной жизни, потом вернулся на грешную землю и продолжил:

— Однако, семя порока, попавшее в неокрепшую душу, дало свои плоды, и я на неумеренных развлечениях потерял большую часть своего состояния...

Рассказ Моргуна был таким наивно ходульным, что в другое время я бы не один раз прервал его ехидными замечаниями, но теперь слушал, ожидая, когда он дойдет до сути дела.

— Погрязая в тенетах праздности и порока, — продолжил он, — я едва не погубил свою бессмертную душу.

— Вы не можете сразу перейти к сути дела? — не выдержал я слушать весь этот напыщенный вздор. — То, что вы мне рассказываете, описано в любой нравоучительной повести. Продолжите с момента, когда встретили магистра, и он обманным путем воспользовался вашим доверием.

— Так вы знаете мою историю? — совершенно искренне удивился помещик.

— Знаю, — не очень кривя душой, ответил я. — Переходите к подробностям.

— Когда вихрь развлечений мне надоел, я увлекся карточной игрой...

Иван Тимофеевич начал рассказывать, сколько и когда он выиграл и проиграл, в каком лихорадочном состоянии пребывал. В конце концов, я вновь его прервал:

— Давайте ближе к сути дела, вы хотите сказать, что тогда-то вы и встретили магистра, который выиграл в карты оставшуюся часть вашего состояния?

— Увы, вы совершенно правы...

Не могу сказать, что я совсем не верил Моргуну. Его история была немудрящая и довольно обычная, да и сам он выглядел положительным, кающимся грешником, даже в чем-то благостным. Однако, что-то неестественное, какая-то внутренняя червоточинка мешали до конца поверить в его искренность.

— Он протянул мне руку спасения, — продолжил помещик, — простил долг чести, мы подружились, и магистр предложил нам жить вместе.

— У этого магистра есть имя? Почему все его так странно называют?

— Да, конечно, он даже российский подданный, хотя по крови, скорее, швед. У него сложное для русского слуха имя, потому его и зовут по ученой степени — магистром.

— И что же это за имя?

— Улаф Парлович Енсен, — тщательно выговорил Моргун. — Согласитесь, звучит непривычно для нашего языка и слуха. Однако, позвольте, я продолжу. Мы вместе приехали в здешнее мое имение, однако, магистр тут же ко мне переменился. Он удалил меня от всех хозяйственных дел, не разрешил встречаться с соседями, и я в своем отчем доме чувствую себя пленником!

История получилась жалостливая, но пока ничего мне не объясняла.

— Как же он разрешил вам жениться на Кудряшовой?

— О, об этом он пока не знает. Мы с Катей обвенчались тайно.

То, что он врет, можно было не сомневаться, однако, я это никак не прокомментировал и задал новый вопрос:

— Если вы живете на положении пленника, то каким образом выбрались из имения и попали сюда?

— У магистра сегодня много хлопот, и он забыл обо мне.

— И что же у него за хлопоты?

Моргун не сразу придумал, что ответить, замялся, потом неопределенно помахал рукой в воздухе.

— К нам сегодня приехали покупатели. Торгуют рожь.

— Понятно. И что же вам нужно от меня?

— Екатерина Дмитриевна просит вас вернуться в Троицк и прислать сюда к ней ее управляющего.

— Зачем же мне ехать самому, пусть отправит ему телеграмму,

Телеграф еще не дошел до маленьких городов, в частности, до Троицка, но Моргун этого не знал и растерялся.

— Но, но, телеграмма — это еще так непривычно. Управляющий может ее не так понять, лучше, если бы вы сами взяли на себя труд...

Никакого Катиного управляющего я не знал, но ничего об этом не сказал. Пытался понять, что происходит на самом деле, и решил потянуть время. Потому, не уточняя детали, ответил полуотказом:

— Думаю, что мое слово для управляющего не указ. Лучше, если бы Екатерина Дмитриевна написала ему письмо.

— О, я об этом подумал, вот извольте!

Моргун вытащил заранее приготовленное письмо и подал мне. Оно оказалось запечатанным.

— Это что такое? — спросил я.

— Письмо.

— Кому?

— Управляющему.

— А почему оно не надписано?

— Разве? Я, знаете, как-то не обратил внимания.

— Если вы не против, я его вскрою, — сказал я и, не дожидаясь согласия, разорвал конверт.

— Как вы можете! — воскликнул помещик. — Это же чужое письмо!

— Правда? Я думаю, ничего страшного не произошло, — ответил я, вынимая из конверта чистый лист бумаги. — Надеюсь, Екатерина Дмитриевна будет не в претензии.

— Право, это действительно странно, — смутившись, сказал Моргун. — Видимо, я ошибся письмами...

— А с венчанием вы не ошиблись? Может быть, вы обвенчались с какой-нибудь другой женщиной, а не с Кудряшовой?

Моргун обиделся и по-детски шмыгнул носом.

— Такими вещами, милостивый государь, не шутят!

— А как насчет того, чтобы отправлять человека за тридевять земель с пустым конвертом? Это, господин хороший, не просто шутка, это оскорбление! За такое я вас сейчас же поставлю к барьеру!

— Это просто неблагородно с вашей стороны, — забормотал помещик, невольно пятясь к своей лошади. — Я совсем не намеревался вас оскорбить!

Теперь мне стало ясно, что он отчаянный трус, и я решил этим воспользоваться.

— Вяжи его, ребята! — крикнул я своим товарищам, прятавшимся за воротами.

Тотчас выскочили Ефим с Михаилом, схватили бедного Моргуна за руки и втащили во двор.

— Господа, господа, что вы такое делаете! — залопотал он, пробуя вырваться из сильных молодых рук. — Так поступать нельзя, это насилие!

— Отнюдь, — ответил я, запирая ворота. — Мы с вами будем драться по всем правилам дуэльного кодекса. Вы сами выберете оружие, которым я вас убью!