Неожиданно для меня проблему с веревкой оказалось решить очень просто. Но если я не сумею вовремя задержать дыхание, лезвие разрежет мою плоть на радость тому, кто наверху. Потом будет достаточно времени, чтобы скатиться с настила на пол. Но при этом надо быть очень осторожным, чтобы не угодить в яму. Я предполагал, что именно этого-то они и хотят: чтобы я выбрал яму добровольно и сам похоронил себя на дне. Все остальное было устроено только, чтобы подсластить пилюлю.

Я стал дышать медленно и ровно и приготовился ждать.

Маятник еще дернулся восемь раз и был уже в нескольких дюймах от моей груди. В следующий раз он опустился совсем чуть-чуть. Еще четыре раза, и он слегка поцарапал меня, проходя мимо. Теперь начнется захватывающая дух игра, предположил я. Он будет оставаться на той же высоте или даже слегка приподнимется.

Я сделал глубокий вдох, сцепил зубы и закрыл глаза. В груди началось жжение. Я сцепил руки, поджал ноги и откатился вправо. Подо мной уже не было настила, я падал…

Темные фигуры сновали, разбегаясь во всех направлениях. Шипящий звук прекратился. Я поднял голову как раз в то время, когда проклятая машина поднималась назад к потолку. Я потер затекшее тело, пытаясь оставаться начеку в ожидании новой опасности.

Только сейчас я понял, откуда шел свет, заливающий все вокруг. Он проникал в камеру от основания двух металлических стен — справа и слева от меня. Я ничего не мог увидеть сквозь эти щели, но даже если и пытался к ним приблизиться, то камеру наполнял удушливый запах. Это было похоже на раскаленное железо. Под воздействием этой подсветки безобразные сцены обретали живость и подвижность. Стены казались рельефными, а палитра красного цвета сочнее и богаче, чем простое изображение крови и пламени. Все это стало — вначале еле заметно — мерцать.

И снова они двигались и переливались. Я почувствовал запах дыма и услышал извне лязгающие и шаркающие звуки. Я поднялся на ноги, отбросив ногой подпругу, навевавшую неприятные воспоминания. Отошел на шаг от наступающей огненной стены. Все-таки главной их целью было принудить меня выбрать яму.

Стены снова начали двигаться. Я отступил еще на шаг. Так я двигался по краю ямы, пока не достиг каменной стены, в которой была дверь. Логически рассуждая, это было единственное убежище в помещении.

Потом, медленно, я стал поворачиваться. Яма упорно звала меня с тех самых пор, как я обнаружил ее. Сейчас меня так и тянуло заглянуть внутрь, чтобы узнать, что наводило на меня такой ужас, сковывало волю. Я направил взгляд вниз. Отсветы от надвигавшихся стен добавили освещенности и у себя под ногами я увидел ужасную картину.

Человек невысокого роста с бакенбардами стоял у раскрытого гроба. На нем был вечерний костюм, на руках — черные перчатки. В одной руке он держал небольшой хлыст, какие бывают у дрессировщиков зверей. Каким-то образом я знал, что этот человек — Руфус Грисуолд. Передним — голова опущена, руки повисли — стоял По. Грисуолд взмахнул хлыстом, что означало, что По должен войти в гроб. По выпрямился и поднял голову, а потом превратился в контур, в темноту, сквозь которую сияли звезды и искрились кометы; удивительный в своей величественности Млечный путь, уходящий в высоту бесконечности, стоял перед гробом. Грисуолд смотрел в сторону, скрежеща зубами.

Потом хлыст сломался, и снова возникла фигура По; стены надвинулись на меня, но ужасней всего было то, что внизу, где Грисуолд хотел уничтожить воображение, удивительное и непознанное, человеческого духа, поместив их в ящик и навсегда похоронив в этой яме.

Стены снова пришли в движение. От невыносимой жары я покрылся испариной. Клацанье продолжалось, запах дыма был удушающим. Я почувствовал, что сейчас упаду, и прижался спиной к каменной стене.

— Нет! — закричал я. — Не делай этого, По! Пропади ты пропадом, Грисуолд!

Но, казалось, никто не слышит меня. Балансируя, я пошел по краю ямы. Откуда-то доносились голоса. Раздался треск за дверью рядом со мной. Волосатая рука схватила меня за плечо. Я потерял сознание.

Когда я пришел в себя, я был в камере. В центре не было ямы и дверь была распахнута. Лиги и Эмерсон были рядом. Петерс стоял у двери.

— Генерал Лассаль взял город? — спросил я, повторяя, как мне казалось, то, что только что слышал.

— Да, — ответила она.

— Ваш барьер… Он сработал?

Она кивнула.

— Но все, что произошло со мной здесь, похоже на сон, вызванный таблетками.

— Грисуолду наконец удалось использовать Энни как оружие против вас, — сказала она мне. — Он хотел уничтожить вас, но в конце она устояла против приказаний Темплтона.

— Таким образом, наши пути пересеклись здесь. В мире иллюзий. А что с Ван Кемпеленом?

— Это был трюк. Сейчас, когда Энни не является помехой, Вальдемар снова может видеть. Ван Кемпелен на самом деле сбежал в герцогство Арагон.

— Тогда нам надо двигаться в обратный путь.

— По-видимому, так.

Мы покинули сдавшийся город, направившись на север, где нас ждала повозка. Всю дорогу, пока мы шли, я пил воду.

Она была единственной артисткой в мире, где она пела. Бессмертное море и песок были солью ее слов, самой песней было королевство, по которому она шла. Она вызвала поэта наружу из пещеры, развязала ему руки, обняла его.

— Они хотели заставить меня ощипать мою черную птицу, — сказала она, — полуночных полетов.

По смотрел мимо нее на волнующееся море. Облако набежало на солнце.

— Доверчив будь и знай, что я не причиню тебе вреда, — сказала она ему.

— Иллюзия, — сказал он и отвернулся от нее.

Пространство перед ним содрогнулась, как стена из стекла.

— Не уходи, — тихо сказала она.

— Иллюзия.

Он ступил в темноту сквозь расщелину в стене замка.

Пневмония сделала свое дело. Элизабет По лежала на засаленной подушке, ее детское лицо обрамляли длинные черные волосы, большие серые глаза, наконец, закрылись. Маленькая артистка была одета в свой лучший довольно безвкусный наряд, украшена самыми красивыми из своих фальшивых драгоценностей.

Ее тело положили в комнате модистки, где другие члены компании мистера Плесида, а также миссис Филипс, миссис Алан, миссис Маккензи и их мужья — они взяли на себя все хлопоты по погребению — должны были прийти и засвидетельствовать свое почтение.

Место ее погребения было рядом с церковью Святого Джона. Были протесты со стороны прихожан, что не следует хоронить актрису в священной земле, но мистер Алан и мистер Маккензи, являющиеся членами конгрегации, настояли на своем. Однако, могила ее оставалась необозначенной на протяжении более века.

А сероглазый мальчик, который всегда был любимцем компании, изумлялся… Как часто он видел, что его мама лежит вот так и умирает, пока не придет время подойти к ней и поздороваться? На этот раз приходилось ждать больше, чем обычно. Когда же она подойдет и приласкает его?

Был свежий декабрьский день 1811 года. Ему было почти три года. Когда наемный экипаж миссис Алан увозил его по мощенным улицам Ричмонда, он в какой-то момент осознал, что его младшая сестренка Розали тоже умерла.

Его привезли в трехэтажный особняк на углу четырнадцатой улицы и Тобако Элли, который теперь должен стать его домом. Она так и не пришла за ним. Как долго он ждал…

После продолжительного путешествия мы, наконец, прибыли в герцогство Арагон. Здесь было спокойно, никаких признаков войны. Некоторые подданные Просперо говорили по-французски, другие — по-испански, третьи — по-английски. Но мир и покой здесь были немного сродни кладбищенскому. Если здесь и были вражеские войска, то они ушли несколько месяцев назад. Эта местность была опустошена не войной, а болезнью. Сначала до нас доходили слухи, потом мы столкнулись с ужасающей реальностью — похоронные процессии, панихиды, опустевшие деревни — присутствия Красной смерти, разновидности легочной чумы.