— Мы вернемся домой. Кем ты станешь, известно только Богу. У Него есть на тебя планы. А теперь спи. Спи.

Вскоре из-за лихорадка его ребра стали выступать из груди так же, как пальцы выступают из кулака. Он едва мог ходить. Узкое лицо Люциана появилось из темноты, четкое как воспоминание:

— Выпей этот суп. Несомненно, Господу угодно, чтобы ты ел.

— Спасибо тебе, Святая Анна, за твое заступничество, — прохрипел Мануэль. Он с жадностью выпил суп. — Я хочу вернуться на свою койку.

— Потерпи.

Его вывели на палубу. Он держался за перила и опоры, поэтому прогулка напоминала парение. Лаегр и его приятели с удовольствием поздравили его. В мире царствовал синий цвет, вокруг шумели волны, толкая друг друга, бежали на восток тяжелые облака, сумевшие протиснуться между ними лучи солнца блестели на воде. Его освободили от дежурств, но он простоял на своем посту столько, сколько смог. Он начинал верить, что победил болезнь. Конечно, он ещё не совсем восстановился, он не мог есть твердую пищу, особенно бисквиты, его диета состояла из супа и вина. Он чувствовал слабость и чрезвычайную легкость в мыслях. Но он стоял на палубе, на свежем воздухе, он верил, что от этого ему станет лучше, поэтому он простоял там столько, сколько мог. Когда стало видно английский берег, он тоже стоял на палубе. Возбужденные солдаты стали кричать и показывать в ту сторону, и тогда Лаегр приказал Геккону забраться на мачту. Мануэль уже настолько привык к морю, что низкий берег, поднимающийся слева по курсу, казался невозможным, нарушающим водную гладь, словно вода прямо сейчас отступает, а из воды поднимаются холмы, ещё абсолютно мокрые и покрытые ещё живыми морскими обитателями. Это и была Англия.

Через несколько дней они встретились с первыми английскими кораблями, более быстрыми чем испанские галеоны, но гораздо меньшими по размеру. Они не могли остановить продвижение Армады так же, как мухи не могут остановить продвижение стада коров. Волнение усилилось, смена ритма качки мешала Мануэлю стоять. Один раз он ударился головой и потом ещё раз, пытаясь удержать равновесие при вызванной волнами жесткой качке, содрал с кистей коросту. Однажды утром он не смог встать, он лежал в темноте на своей койке, а его приятели приносили ему суп в чашке. Он пролежал несколько дней и начал опять беспокоиться о скорой смерти. Это закончилось тем, что Лаегр и Люциан вместе спустились вниз.

— Сейчас тебе придется встать, — объявил Лаегр. — Мы уже час как воюем, и ты нам нужен. У нас есть работа, с которой ты справишься.

— Тебе надо только подносить стрелкам горящие фитили, — сказал брат Люциан, помогая Мануэлю подняться на ноги. — Господь поможет тебе.

— Господу придется мне помочь, — сказал Мануэль. Он видел души двух этих людей, мерцающие над их головами: маленькие тройные язычки призрачного пламени, вырывающиеся из их волос и освещающие их лица. — Золото моей души должно очиститься и засиять как огонь, — добавил Мануэль.

— Замолчи, — нахмурив брови, сказал Люциан, и Мануэль понял, что о том, что брат Люциан ему читал, другим рассказывать не следует.

Поднявшись, Мануэль заметил, что сейчас он видит воздух, тот светился красным. Они были на границе океана красного воздуха и океана синей воды. Когда они выдыхали, воздух становился чуть более красным, люди выдыхали струйки воздуха, как лошади, выдыхающие пар из ноздрей морозным утром, только этот был красным. Мануэль смотрел и смотрел, наслаждаясь новыми возможностями, которыми Господь одарил его.

— Иди сюда, — сказал Лаегр, грубо ведя его по палубе. — Этот бочонок с фитилями — твой. Это запальный шнур, ясно? — Рядом с балкой стоял бочонок, который до краев заполняла плотно свернутая бухта веревки. Один конец шнура свешивался через край, он горел, распространяя вокруг себя темный пурпур. Мануэль кивнул: «Фитили».

— Вот, держи нож. Надо отрезать части примерно такой длины и поджигать их от того, который уже горит. Потом передавай куски стрелкам, которые к тебе подходят, или подноси им сам, если они просят об этом. Но не отдавай все горящие куски. Понимаешь?

Мануэль кивнул, показывая, что он понял, и головокружительно осел за бочкой. В нескольких футах от него через порт выстрелила одна из больших пушек. Орудийный расчет позвал его. На другом конце палубы стояли его напарники. Кричащие от возбуждения солдаты выстроились на носу и на корме и сверкали панцирями, как ракушка на солнце. Через орудийный порт Мануэль видел часть английского побережья.

Лаегр пришел посмотреть, как у него дела: «Смотри, не отрежь себе пальцы. Посмотри туда. Это остров Уайт. Я уверен, что адмирал собирается обойти его и захватить, чтобы использовать как нашу базу для атаки на саму Англию. С такой армией и флотом они не смогут скинуть нас в море. Это хороший план».

Но события развевались не так, как думалось Лаегру. Армада обходила остров Уайт с востока, большим полумесяцем пятью широкими рядами кораблей. Исполняя маневр, идущие впереди галеасы встретили жесткое сопротивление английских кораблей, не сравнимое ни с чем до этого. Из кораблей вырывались белые клубы дыма, быстро окрашивавшиеся красным. Все это сопровождалось громким шумом.

Потом корабли Эль Драко обошли южную оконечность острова и «Ла Лавия» неожиданно оказалась в центре сражения. Солдаты вопили и стреляли из своих аркебуз, а большая пушка позади Мануэля с грохотом отскочила назад, отчего его отбросило на переборку. Но почти перестал слышать. Запальные шнуры неожиданно оказались нужны всем вокруг, он резал шнур и поджигал их один от другого. Пушечные ядра пролетали над его головой, оставляя разводы в кровавом тумане. Покрытые сажей люди хватали запальные шнуры и мчались к своим пушкам, петляя между катающимися по палубе тюками. Мануэль видел большие, как грейпфруты, пушечные ядра, летящие к ним с английских кораблей, но со свистом пролетавшие мимо. И ещё он видел вытянутые язычки пламени, светящиеся над головами людей.

Потом через порт влетело пушечное ядро, оно сшибло с лафета пушку, а обслугу разбросало по палубе. Мануэль поднялся на ноги и с ужасом увидел, как исчезают язычки пламени лежащих на палубе артиллеристов, теперь он ясно видел их головы, и теперь это были просто тела, куски изломанной плоти, разбросанные по неструганым доскам палубы. Он, всхлипывая, попытался поднять одного артиллериста, у которого кровь шла только из ушей. Лаегр ударил его тростью.

— Продолжай нарезать шнур! Ты уже ничем не сможешь им помочь! — Поэтому Мануэль, тяжело вздыхая, трясущимися руками резал шнур на куски и поджигал их. В это время вокруг рявкали пушки, солдаты наверху с громкими криками умирали под железным градом, а красный воздух то и дело прорезали пушечные ядра.

За несколько следующих дней он участвовал в нескольких битвах вроде этой, пока Армада шла от острова Уайт на север по Ла Маншу. Его лихорадка не мешала ему спать, и по ночам Мануэль помогал раненым на палубе, помогал им спуститься и делал им компрессы, хотя его трясло не меньше. Вечером он ел бисквиты и выпивал свою чашу вина и шел к своему бочонку с запальным шнуром в ожидании следующего сражения. Будучи самым крупным кораблем на левом фланге, «Ла Лавия» всегда становилась главной целью англичан. На третий день брам-рей грот-мачты упал на его старый пост, убив Ханана и Пиетро. Мануэль через всю палубу кинулся им помогать. Он отвел контуженного Хуана вниз на койку и вернулся на среднюю палубу. Вокруг него по палубе были разбросаны люди, но ему было уже все равно. Он, почти ничего не видя, носился в красном тумане, носил куски запального шнура артиллеристам, которых осталось уже так мало, что они не могли позволить себе посылать человека. Он помогал раненым внизу в похожем на филиале преисподней госпитале, он помогал перебрасывать за борт мертвых, молясь за каждого из них, он помогал солдатам, прячущимся за фальшбортами, ожидавшим, когда англичане подойдут на дистанцию выстрела из аркебузы. Теперь на средней палубе только и было слышно: «Мануэль, запал сюда! Мануэль, воды! Мануэль, помоги!» — переполняемый энергией Мануэль спешил всем помочь.