— Так, — начал я нервно. — Провалиться мне к чертям, если я останусь…

— Тс-с! — зашептал Сопи. — Сейчас будет смена караула. Вот идет другой наряд. Сейчас я уйду и все обдумаю.

Появились солдаты с офицером-китайцем во главе, а Сопи и его люди отправились отдыхать. Я сел и стал заводить часы с драконами, пытаясь придумать что-нибудь умное, но это мне, как всегда, не удалось.

Время тянулось медленно, но наконец в середине дня пришли офицеры, и меня с эскортом повели к рингу, воздвигнутому на полпути между двумя лагерями. Вокруг уже образовалась плотная толпа военных. С одной стороны стояли приверженцы Юна Че, с другой — генерала Фэна. И те и другие были при винтовках. Ринг соорудили из четырех забитых в землю столбов и натянутых между ними веревок, а пол — из досок, приподнятых над землей на ярд или около того. Возле ринга на походном стуле восседал генерал Юн в окружении своих офицеров. Позади него высился огромный обнаженный по пояс китаец. Другие офицеры и солдаты либо стояли вокруг ринга, либо сидели на земле.

Сопи нигде не было видно, секундантов или помощников тоже. Китайцы ничего не смыслят в таких делах. Я взошел на ринг, потрогал веревки — их натянули слишком слабо — и осмотрел пол. Он был достаточно твердым, но неровным и к тому же без всякого покрытия. У них хватило соображения поставить по углам походные табуреты, так что я снял куртку и рубашку и уселся. Генерал Юн поднялся со своего места и подошел ко мне. Он мягко улыбнулся и сказал:

— Побей эту собаку, как побил Желтого Тайфуна. Если проиграешь поединок, потеряешь голову прямо на этом самом ринге.

— Я не собираюсь проигрывать, — прорычал я, сытый по горло обещаниями генерала.

Юн Че мило улыбнулся и вернулся на свое место. Тут кто-то дернул меня за штанину. Я посмотрел вниз и увидел Сопи. Его трясло от волнения.

— Ничего не говори, Стив! — прошептал он. — Только слушай. Юн Че думает, что я хочу подбодрить тебя перед боем. Так вот слушай: я все устроил! До меня дошел слух, что федеральные войска стоят лагерем в долине к югу отсюда. Они ничего о нас не знают, но я нашел человека, который поклялся, что ему можно верить. Я тайком отправил его из лагеря на своей лошади. Он приведет федералистов сюда, и они разнесут это бандитское логово. Когда начнется пальба, мы пригнемся и побежим к федералам. Мой человек уехал сразу после нашего разговора, так что они должны прибыть сюда через час или чуть больше.

— Надеюсь, что они не появятся слишком рано, — сказал я. — Ведь мне еще нужно получить с Юна Че свою тысячу баксов.

— А я пойду послежу за людьми Фэна, — прошептал Сопи.

В тот же миг толпа с другой стороны ринга расступилась, и к нам вышел генерал Фэн, он же Джоэл Баллерин, собственной персоной.

Он был обнажен до пояса, на лице блуждала злая ухмылка, короткие светлые волосы стояли ежиком. Солдаты закричали приветствия. Фэн действительно был крепким парнем и к тому же обладал скоростью и выносливостью. У него были квадратные плечи, широченная грудь колесом и мощная шея. При каждом движении под загорелой кожей проступали бугры мышц. Соперник стоял, широко расставив ноги, он был чуть-чуть выше меня ростом и весил двести фунтов против моих ста девяноста.

Мысленно возвращаясь к той схватке, я думаю, что она была самой странной из всех, в которых я участвовал. Вместо судьи был китаец, который время от времени бил в гонг, причем, судя по всему, когда ему заблагорассудится. В том, как он отсчитывал время, не наблюдалось никакой логики. Один раунд мог длиться тридцать секунд, другой минут девять-десять. Когда кто-то из нас падал, никому даже в голову не приходило считать до десяти. Задумка была такова: продолжать бой до тех пор, пока один из нас не сможет подняться с пола. О существовании перчаток, похоже, тут тоже не знали. Голые костяшки не отскакивают как перчатки, зато на них остаются раны и синяки. Одним или даже полудюжиной ударов, нанесенных голым кулаком, довольно трудно отправить в нокаут крепкого бойца. Его надо добивать методично.

Предварительных церемоний не было. Перемахнув через канаты, Баллерин прыгнул на ринг, отшвырнул табурет ногой и скомандовал:

— Бей в гонг, By Шан!

By Шан ударил, и Баллерин набросился на меня, как гибрид мустанга и китайского тайфуна.

Мы сошлись в центре. Первым же ударом он расплющил мое капустное ухо, а я с первого раза разбил ему челюсть до кости. А потом началась резня и бойня.

Наш поединок был лишен красивости. Мы грудью налетали друг на друга, и голые кулаки с хрустом били по мышцам и костям. Первый раунд еще не закончился, а мы уже топтались в собственной крови. Во втором раунде Баллерин едва не сломал мне челюсть оглушительным левым хуком, от которого я повалился на пол. Но с ударом гонга я опять полез в драку как сумасшедший. В начале третьего раунда мы с такой скоростью ринулись друг на друга, что столкнулись головами и рухнули на помост почти без чувств. У Баллерина был рассечен лоб, а у меня на темени образовалась шишка размером с яйцо. Китайцы кричали, видя, как мы корчимся на полу, но мы одновременно поднялись на ноги и пошли лупить друг друга, пока By Шан не потерял самообладания и не ударил в гонг.

В начале четвертого раунда я стал методично наносить удары в живот противника, а он тем временем молотил меня по голове. В моих ушах стоял такой звон, будто все корабли в гавани Сан-Франциско били в судовые колокола, глаза заливала кровь, и я лупил наугад. Я слышал, как тяжело дышал и хрюкал Баллерин, когда мои кулаки все глубже и глубже вонзались в его брюхо. Наконец он издал дикий вопль, схватил меня поперек туловища, швырнул на пол и, усевшись на меня верхом, начал бить головой, моей, разумеется, об пол, к великой радости своего войска.

Поскольку By Шан, казалось, решил продолжать этот бой вечно, я избрал для себя долговременную тактику. Лягнув Баллерина в затылок, я скинул его, а когда он начал подниматься, приласкал в глаз.

Это уменьшило его обзор наполовину и вовсе не улучшило настроение, что он и доказал, заревев как паровой гудок и оглушив меня жутким ударом в ухо, от которого я перемахнул на другую сторону ринга. Я врезался в плохо натянутые веревки, которые ничуть не помешали моему полету, и, продолжая движение, рухнул на колени сидевших зрителей.

Я поднялся и полез обратно под канаты, наступая при этом на ноги болельщиков. Один из них в качестве компенсации за неудобства хотел кольнуть меня штыком, но я успел врезать ему по челюсти. Потом я заметил, что мой соперник стоит у канатов и гнусно ухмыляется, показывая окровавленные кулаки. Я догадался, что он хочет нанести удар, когда я буду пролезать сквозь канаты, и сказал:

— Отойди от канатов и дай мне пролезть, крыса гальюнная!

— Это уж как сумеешь, бабуин вонючий! — нахально рассмеялся он.

Тогда я резко просунул руку под веревки и дернул его за щиколотку. Он брякнулся на спину, а я успел прыгнуть на ринг прежде, чем он сумел подняться. Баллерин в бешенстве вскочил на ноги, но тут By Шан решил ударить в гонг.

С началом пятого раунда мы вновь сошлись и дубасили друг друга до полного изнеможения. Когда наконец раздался удар гонга, мы рухнули, где стояли, и так пролежали до начала следующего раунда, жадно ловя воздух. С началом шестого раунда мы поднялись и продолжили начатое в пятом.

Мы обменялись вихрем ударов справа и слева, и вдруг он нанес удар снизу, да так быстро, что я и не заметил. Я ударился об пол затылком, чуть не заработав вмятину в черепе, но снова поднялся и попер вперед, самозабвенно нанося удары. Я гонял противника по рингу и, не заметив, как он отступил в сторону, по инерции пролетел мимо и упал на канаты.

Он успел трижды врезать мне по шее, а когда я, качаясь, развернулся, двинул мне по физиономии размашистым хуком справа. Бац! Не помню, чтоб я падал, но, видимо, все-таки упал, так как очухался я на полу, а Баллерин топтал меня башмаками. Где-то вдали By Шан бил в гонг, но мой противник не обращал на это внимания, и я почувствовал, что отчаливаю в страну грез.