– Я хочу, чтобы вы поняли одно, – отозвался Берт Оудик. – Я не выступлю против моей страны, я просто должен избавиться от этого подонка Кеннеди, иначе попаду в тюрьму. Он собирается проверить все наши сделки за последние десять лет. Так что то, что я делаю, и в ваших интересах.

– Я понимаю, – мягко сказал султан, – но мы слишком удалились от того, что должно произойти. Вы уверены, что нельзя проследить, как эти документы попали к вам?

– Абсолютно, – ответил Берт Оудик и протянул султану кожаный портфель, лежавший перед ним.

Султан взял его и вынул папку с фотографиями и схемами, и принялся это рассматривать. Перед ним лежали фотографии внутренних помещений Белого дома и схемы расположения контрольных постов в различных частях здания.

– Они отвечают сегодняшней ситуации? – спросил султан.

– Нет, – ответил Оудик. – После того как Кеннеди три года назад стал президентом, Кристиан Кли, являющийся главой ФБР и Службы безопасности, многое там переделал. Он надстроил в Белом доме еще один этаж для резиденции президента. Я знаю, что этот четвертый этаж оборудован, как стальной ящик. Никто не знает, что и как там устроено, чужой глаз туда не проникал. Все засекречено, и доступ туда имеют только ближайшие советники президента и его друзья.

– Тогда от этих материалов мало проку, – заметил султан.

Оудик пожал плечами.

– Я могу помочь деньгами. Нам нужны быстрые действия. Желательно до того как Кеннеди будет переизбран.

– Первой сотне всегда нужны деньги, – заметил султан. Я прослежу, чтобы деньги попали к ним. Но вы должны понимать, что эти люди действуют в соответствии со своими убеждениями. Они не наемные убийцы, поэтому должны поверить в справедливость дела. Деньги пойдут от меня, как от маленькой угнетаемой страны. – Он улыбнулся. – Я думаю, что после разрушения Дака Шерабен подходит под то определение.

– Это еще один вопрос, который я хотел бы с вами обсудить, – подхватил Берт Оудик. – Когда Дак подвергся разрушению, моя компания потеряла пятьдесят миллиардов долларов. Я полагаю, что мы должны восстановить сделку, которая у нас имелась, насчет вашей нефти. В последний раз вы были очень уж жестоки.

Султан рассмеялся, но вполне дружески.

– Мистер Оудик, – сказал он, – более пятидесяти лет американские и английские нефтяные компании грабили нефть арабских стран. Вы швыряли невежественным кочевникам-шейхам медяки, а сами наживали миллиарды. Это было постыдное дело. А теперь ваши соотечественники возмущаются, когда мы хотим получить настоящую цену за нефть. Как будто мы что-то говорим о стоимости вашего тяжелого оборудования и вашей технологии, которые вы расцениваете так дорого. Но теперь ваш черед платить честно, пришла пора вас поэксплуатировать. Пожалуйста не обижайтесь, но я уже подумал о том, чтобы просить вас «подсластить» нашу сделку.

Они дружелюбно улыбались друг другу, чувствуя в собеседнике родственную душу, которая при торге никогда не упустит свой шанс заполучить выгоду.

– Я полагаю, что американскому покупателю придется оплачивать счет за сумасшедшего президента, за которого они голосовали, – сказал Оудик. – Я-то уж точно не буду делать это за них.

– Но платить вы будете, – возразил султан. – В конечном счете вы бизнесмен, а не политик.

– Находящийся на пути в тюрьму, – усмехнулся Оудик. – Если мне не повезет, и Кеннеди не исчезнет. Я не хочу, чтобы вы меня превратно поняли. Я сделаю все для моей страны, но черта с два я позволю политикам водить меня за нос.

Султан улыбнулся в знак согласия.

– Не больше, чем я позволю моему парламенту, – он хлопнул в ладоши слугам и вновь обратился к Оудику. – Теперь, я думаю, пришло время и отдохнуть. Хватит заниматься этой грязной профессией правителя и властелина. Будем наслаждаться жизнью, пока она нам дарована.

Вскоре они уже сидели за изысканным столом. Оудику нравилась арабская еда, он не был привередлив, как другие американцы, вареные головы ягнят и их глазные яблоки он ел с удовольствием.

За пиршеством Оудик сказал султану:

– Если у вас есть кто-то в Америке или еще где-нибудь, кто нуждается в работе или в помощи, сообщите мне. И если вам понадобятся деньги для какого-нибудь стоящего дела, я могу передать их так, что их источник выявить будет невозможно. Для меня очень важно, чтобы мы что-то сделали с Кеннеди.

– Я вполне вас понимаю, – ответил султан.

– А теперь никаких больше разговоров о делах. У меня по отношению к вам есть обязанности хозяина.

Анни, скрывавшаяся у своей семьи на Сицилии, весьма удивилась, получив вызов на встречу со своими товарищами по Первой Сотне.

Она встретилась с ними в Палермо. Это были два молодых человека, которых она знала по учебе в Римском университете. Старший, которому было сейчас около тридцати, ей всегда очень нравился. Высокий, но сутуловатый, он носил очки в золотой оправе. Он был замечательным ученым, которому предстояла блестящая карьера профессора в области этрускологии. В личных отношениях он отличался деликатностью и добротой. К политическому насилию его толкнула жестокая алогичность капиталистического общества. Звали его Джанкарло.

Второго представителя Первой Сотни она знала как активиста левых партий. Великолепный оратор, он получал удовольствие, толкая толпу на насилие, но сам всегда оставался в стороне. Однако все изменилось, когда его схватили люди из особого отдела полиции по борьбе с терроризмом и подвергли суровому допросу. Иными словами, как предполагала Анни, они выбили из него все дерьмо, и после этого он месяц пролежал в больнице. В результате Саллю – так его звали – стал меньше разговаривать и больше действовать. Теперь он один из Христов Насилия, один из Первой Сотни.

Оба они, и Джанкарло и Саллю, обретались в подполье, скрываясь от итальянской службы безопасности по борьбе с террористами. Эту встречу они организовали с большими предосторожностями. Анни вызвали в Палермо и проинструктировали, чтобы она бродила по улицам и любовалась достопримечательностями, пока с ней не установят контакт. На второй день она столкнулась с женщиной по имени Ливия, которая привела ее на встречу в маленький ресторанчик, где они оказались единственными посетителями. На это время ресторанчик для посетителей закрыли, видимо, его владельцы и официант были своими людьми. Потом из кухни вышли Джанкарло и Саллю. Джанкарло вырядился поваром и глаза его блестели от удовольствия, в руках он нес большую миску со спагетти, покрытых мелкими кусками моллюсков. За ним шествовал Саллю, который нес в корзине золотистый хлеб и бутылку вина.

Все четверо – Анни, Ливия, Джанкарло и Саллю – уселись за трапезу. От любопытных взглядов с улицы их скрывали плотные занавеси.

Джанкарло разложил спагетти по тарелкам. Официант принес салат и блюдо с розоватой ветчиной и черно-белый крошащимся сыром.

– Поскольку мы сражаемся за лучший мир, то не должны голодать, – с улыбкой сказал Джанкарло, выглядевший совершенно раскованным.

– И не должны умирать от жажды, – добавил Саллю, разливая всем вино. Однако чувствовалось, что он нервничает.

Женщины позволили, чтобы за ними ухаживали. По революционным канонам они не должны были вести себя, как принято женщинам, тем не менее, они казались довольными. Они пришли сюда получать приказы от мужчин.

За едой Джанкарло открыл совещание.

– Вы вели себя очень умно, – сказал он, обращаясь к женщинам. Похоже, что не попали под подозрение после пасхальной операции, поэтому мы можем использовать вас для выполнения нашей новой задачи. Вы в высшей степени квалифицированны, обладаете большим опытом и что еще важнее, у вас есть воля. Вот поэтому вас и вызвали. Но я должен предупредить вас. Это дело опаснее, чем было на Пасху.

– Мы должны дать согласие раньше, чем узнаем детали? – поинтересовалась Ливия.

– Да, – резко ответил Саллю.

– Вы всегда следуете этой рутине и спрашиваете «Согласны ли вы?» – вскипела Анни. – Мы что, пришли сюда есть эти мерзкие спагетти? Раз мы здесь, значит согласны.