Гас сверлит меня взглядом, покусывая внутреннюю сторону щеки. Я не шевелюсь и тоже смотрю ему в глаза.

– Если вдруг снова засечешь нечто необычное – следуй протоколу и докладывай своему руководителю. Кстати, кто он?

– Ты, – отвечаю я, слегка вздыхая. Не люблю, когда ко мне относятся снисходительно.

– Правильно. Значит, ты сможешь придерживаться правил, – смягчается Гас. – Если честно, Четыре, после года работы здесь у тебя не должно накопиться столько нарушений. У нас – элементарные правила, и тебе лишь требуется их соблюдать. Считай, что ты получил последнее предупреждение. Понял?

– Да, сэр, – отвечаю я.

Меня уже несколько раз отчитывали за то, что я изымал записи из трансляции, чтобы посмотреть совещания Макса и Джанин Мэтьюз или Макса и Эрика. Я никогда не находил там важной информации, и почти всегда меня на этом ловили.

– Хорошо, – кивает Гас. – Удачи с неофитами. В текущем году ты снова работаешь с перешедшими из других фракций?

– Да, – говорю я. – С урожденными лихачами занимается Лорен.

– Жаль. Я надеялся, ты познакомишься с моей младшей сестрой, – произносит Гас. – На твоем месте я бы попытался расслабиться. У нас здесь хорошо. Только верни в эфир запись, когда закончишь.

Гас направляется к своему компьютеру, а я разжимаю стиснутые зубы. Я даже не заметил, что стискивал челюсть. Мое лицо дергается. Я выключаю компьютер и выскальзываю из диспетчерской. Не могу поверить, что проникновение в кабинет Макса сошло мне с рук.

Теперь, когда программа установлена на компьютере Макса, я могу просмотреть каждую его папку в относительной уединенности в диспетчерской. Вероятно, я узнаю, что именно Макс и Джанин Мэтьюз планируют.

Ночью мне снится, что я в одиночестве брожу по коридорам «Спайра». Они просто бесконечны, и пейзаж в окнах не меняется – я вижу железнодорожные пути, висящие над землей и огибающие высокие здания. Солнце прячется за облаками. Кажется, что я нахожусь здесь уже целую вечность. Внезапно я вздрагиваю и открываю глаза – при этом у меня появляется ощущение, будто я совсем не спал. Потом я слышу стук в дверь и чей-то крик:

– Открывай!

Реальность больше напоминает кошмар, чем тот сон, из которого я только что вынырнул. Я уверен, что за дверью солдаты-лихачи, которые собираются меня арестовать. Наверняка им донесли, что я дивергент или что я шпионю за Максом, или что в последний год я выходил на связь со своей мамой-изгоем. За такие проступки можно стать предателем фракции. А если солдаты-лихачи получили приказ убить меня?

Подкравшись к двери, я понимаю, что, если бы они собирались это сделать, они не стали бы сильно шуметь в коридоре. Кроме того, я узнаю голос Зика.

– Зик, – шепчу я, открыв дверь. – Что стряслось? Посреди ночи…

У него выступил на лбу пот: он запыхался. Должно быть, он бежал сюда.

– Я дежурил в ночную смену в диспетчерской, – выпаливает он. – Что-то случилось в спальне перешедших из других фракций. – Почему-то первым делом я думаю о ней, о ее больших глазах, которые смотрят на меня из глубин моей памяти.

– Что? – переспрашиваю я. – С кем случилось?

– Расскажу по дороге, – отвечает Зик.

Я надеваю ботинки, натягиваю куртку и иду за ним по коридору.

– Там парень-эрудит. Такой светловолосый, – тараторит Зик.

Я сдерживаюсь, чтобы не вздохнуть с облегчением. Это не она. Она в порядке.

– Уилл?

– Нет, другой.

– Эдвард?

– Да, Эдвард. На него напали. Ударили ножом.

– Он умер?

– Жив. Но его ударили в глаз.

Я резко торможу.

– В глаз?

Зик кивает.

– Кому ты об этом рассказал?

– Ночному дежурному. Он доложил Эрику, а тот заявил, что сам с этим разберется.

– Ну, конечно, – цежу я и поворачиваю направо, в противоположную сторону от спальни перешедших.

– Куда ты? – вырывается у Зика.

– Эдвард уже в больнице? – уточняю я и делаю шаг назад.

Зик кивает в ответ.

– Тогда я бегу к Максу.

Лагерь Лихачества не такой большой, поэтому я точно знаю, кто где живет. Квартира Макса находится в глубине подземных коридоров, около черного входа, ведущего на улицу прямо к железнодорожным путям. Я направляюсь туда – почти бегу по дороге, подсвеченной синими аварийными лампочками, которые питаются от нашего солнечного генератора. Я стучу кулаком по железной двери, будя Макса так же, как меня разбудил Зик. Через несколько секунд босоногий Макс с диким взглядом открывает створку.

– Что случилось? – спрашивает он.

– Одного из моих неофитов ударили ножом в глаз, – отвечаю я.

– А почему ты заявился ко мне? Разве никто не доложил о происшествии Эрику?

– Как раз об этом я и хочу с вами поговорить. Не возражаете, если я войду?

Не дожидаясь ответа, я проскакиваю мимо него в гостиную. Макс включает свет, и я вижу чудовищный беспорядок. Грязные чашки и тарелки разбросаны по журнальному столику, декоративные подушечки раскиданы по дивану, пол посерел от пыли…

– Я хочу, чтобы процесс посвящения снова стал прежним, каким и был до того, как Эрик решил сделать его более жестким, – начинаю я. – И пусть Эрик держится подальше от моих учеников. Ему вовсе незачем присутствовать на моих тренировках.

– Ты полагаешь, что в деле с неофитом виноват Эрик? – осведомляется Макс, скрещивая руки. – Или ты считаешь, что твое положение позволяет тебе выдвигать какие-то требования?

– Да, это его вина, разумеется! – громко выпаливаю я и на миг умолкаю. – Если бы десять человек не боролись за одно место, они бы не доходили до такого отчаянного состояния, а теперь они готовы друг друга растерзать! Эрик создал им чересчур жесткие условия – неудивительно, что рано или поздно они теряют голову!

Макс хмурится. Он выглядит раздраженным, но он хотя бы не говорит, что я смешон. Неплохой результат.

– Ты не думаешь, что за этот случай должен нести ответственность только нападавший неофит? – спрашивает Макс. – Мне кажется, здесь есть вина новичка, а не только Эрика.

– Конечно, он или она, не важно, кто – должны понести ответственность, – соглашаюсь я. – Но такого бы никогда не произошло, если бы Эрик…

– Нельзя быть настолько самоуверенным, – перебивает Макс.

– Это ясно любому здравомыслящему человеку!

– А я, значит, не здравомыслящий? – тихо произносит Макс. Его голос звучит угрожающе, и я вдруг вспоминаю, что он не просто лидер Лихачества, который симпатизирует мне по необъяснимой причине, а человек, который тесно общается с Джанин Мэтьюз.

Именно он дал Эрику повышение, и он, вероятно, причастен к смерти Амара.

– Я другое имел в виду, – объясняю я, пытаясь сохранять спокойствие.

– Тогда выбирай выражения, – отчеканивает Макс, подходя ближе. – Иначе можно решить, что ты оскорбляешь своих руководителей.

Я не отвечаю, а он делает очередной шаг в мою сторону.

– А может, ты ставишь под сомнение ценности своей фракции, – добавляет Макс и переводит взгляд своих налитых кровью глаз на мое плечо.

Татуировка пламени Лихачества виднеется из-под воротника моей рубашки. Я скрываю изображение пяти символов фракций с самого начала, но почему-то сейчас я опасаюсь, что Макс давно знает о тату. Он понимает, что она означает, а это лишь усиливает мою тревогу. Макс уже меня раскусил! Ему известно, что я – не идеальный член Лихачества, раз я считаю, что ценить нужно не только добродетель. Я – отверженный дивергент.

– У тебя был шанс стать лидером, – цедит Макс. – Возможно, несчастного случая можно было избежать, если бы тогда не струсил и не передумал. Но ты сплоховал. А теперь, парень, тебе придется разбираться с последствиями. – Лицо Макса выдает его возраст. У него появились морщины, которых не было ни в прошлом году, ни раньше, а его кожа приобрела серовато-коричневый оттенок, будто ее посыпали пеплом.

– Эрик так увлекся процессом посвящения, потому что в прошлом году ты отказался следовать его указаниям…