– Мне трудно представить мою дочь и несчастного юношу вместе, – осторожно подбирая слова, заметила Севрюнина. – Парой влюбленных, сбежавших из города. В интимных отношениях… в объятиях другу друга в постели… Конечно, Саша взрослая, однако… нет, подобное просто невозможно вообразить!

– Чего на свете не приключается, – хмуро бросил молчавший доселе бойфренд Аслан. – Вдруг он ее похитил, увез и прячет где-то от тебя, Леля. Найду его… их обоих в Сочи – башку откручу подонку!

– Тише-тише, успокойся, – Севрюнина коснулась его плеча. Коротышка зарделся.

– Мы никому ничего плохого не делали. И не будем, – продолжила Севрюнина. – И мы Сашу непременно отыщем. Если нет… мне даже подумать страшно… я не смогу пережить утрату своего единственного ребенка!

– Леля! – зардевшийся коротышка обнял ее за плечи, встав на цыпочки. Ей пришлось даже немного нагнуться к нему.

– Вы в свое время, по словам участкового, на фабрике финансистом трудились, а ваш Хухрин был боссом, – заметил Клавдий, чтобы слегка разрядить наэлектризованную атмосферу. – Александру фабрика не влекла?

– Еще чего! Не для этого я ее в муках рожала, – фыркнула Севрюнина. – Саша мечтала о престижном образовании в области финансов и банковского дела. Она недобрала баллов в вузы, в которые подала документы. И пошла пока в колледж на финансовое отделение. Но там, по ее словам, был сущий отстой. Конечно… не Москва ведь…

– Участковый навел справки: вы в мае улетели в отпуск с вашим женихом, а дочка сразу же колледж перестала посещать.

– Я провела в Сочи майские праздники и отгулы, накопившиеся у меня за два года адской работы, – отчеканила Севрюнина. – Я Сашу не бросала. Она достаточно взрослая и жила самостоятельно с момента окончания школы. Да, она оставила учебу, но я об этом узнала лишь постфактум после ее исчезновения.

– Участковый бегло проверил и ее комп, – продолжал Мамонтов. – А вы сами смотрели, что там?

– Ничего интересного и полезного. Саша все школьные чаты и группы ликвидировала, – ответила Севрюнина. – Словно специально следы подчистила. Оставшееся не дает ни малейших зацепок, где ее искать.

– А записка, оставленная ею вам лично? – задал Клавдий самый главный вопрос.

– Участковый вам сообщил про записку? – Севрюнина поджала губы.

– Именно.

– А зачем? – она повысила голос. В тоне ее появились прежние визгливые нотки. – Для чего чужим, посторонним людям… пусть и частным детективам, вываливать все… наше дерьмо?!

– У вас сохранился скрин записки? – гнул свое Клавдий Мамонтов.

– Конечно. Идиот участковый решил, будто я сама нацарапала записку от лица Саши, тень на плетень навожу!

– Нет, он нам признался – записка вашей дочки подлинная. Они с экспертом сравнили почерк с образцами из школьных тетрадок, они же их у вас тоже тогда забрали, да? И почерк в записке принадлежит Александре. Железно и точно.

Севрюнина воззрилась на Мамонтова. Ее бойфренд отпустил ее, разжав богатырские объятия, она распрямилась.

– Наш Бальзаминов, гляжу, с вами откровенен, – процедила Севрюнина. – Вы с ним поосторожнее.

– Примем ваш совет к сведению, – кивнул Макар и спросил почти наивно: – Не покажете нам записку дочери? Она очень поможет при правильном анализе текста профессионалам…

– Вам? – Севрюнина усмехнулась. – Лично вы совсем не похожи на частного детектива. И у меня ощущение… я вас где-то раньше уже видела… Вы отель «Мэриотт», часом, не посещали? У нас в отеле прежде неоднократно проводились корпоративные мероприятия, презентации…

– Нет, – Макар покачал головой. В «Мэриотт» он когда-то заглядывал и со своей бывшей женой… и с отцом при его жизни пересекался там…

Севрюнина, глядя в его голубые глаза, извлекла из кармана джинсов мобильный, нашла в нем файл и протянула им – читайте.

Текст на листке в клеточку, вырванном из блокнота, написанный угловатым крупным четким почерком:

«Мама, прости! Я ухожу из дома. Насовсем! Я уезжаю в Сочи. Там было классно, когда мы с тобой отдыхали на Красной Поляне. Здесь я не могу больше оставаться. Я тебя люблю, мама, и поэтому пишу. Ты меня не ищи. Я тебя предупреждаю серьезно. И отец пусть меня тоже не разыскивает. Не подключает свои связи. Я рву с вами окончательно и бесповоротно. И снова предупреждаю: если начнешь меня искать, я разрушу твою жизнь. Тебе причиню боль и горе. И папу Хухрика тоже не пожалею. Начнет папочка меня искать – я донесу в полицию: родитель меня трахал с первого класса. Его посадят в тюрьму. И со своего поста он слетит. В тюрьме его, как педофила, опустят. Вы, оба, родители… я вас, конечно, очень, очень люблю. Просто обожаю до судорог. Но вы оставьте меня, наконец, в полном покое!!!

В противном случае я вас уничтожу. Чао-какао!»

Клавдий и Макар прочли записку. Макар был потрясен. Противоречивый, жестокий микст полнейшего цинизма, расчета, признаний в любви, низости, ненависти, страсти, боли и угроз со стороны дочери родителям.

– Вот так Саша с нами попрощалась, – тихо молвила Севрюнина и вдруг жалобно всхлипнула: – Нам с Асланом угрожает. А отца оклеветала бессовестно. В каком же первом классе он ее…?! Он же даже с ней, школьницей, никогда не встречался лично! Всегда избегал, трусил и перед семьей, и за карьеру. Он ее последний раз видел, когда мы с ним окончательно расстались, – в трехлетнем возрасте!

– Несмотря на записку и угрозы, вы все равно намерены с вашим женихом отправиться на поиски дочери? – спросил слегка ошарашенный Клавдий.

– Я же ее мать! – плача, выкрикнула Севрюнина. – А мой Аслан в горе не оставит меня одну.

Клавдий и Макар попросили у Севрюниной номер мобильного Александры. Клавдий лично убедился – телефон отключен.

– Мы с Асланом Сашу через геолокацию искали – тщетно, – сообщила Севрюнина. – И время от времени я ей звоню. Проверяю номер. Он постоянно отключен.

– А ее паспорт? – осведомился Клавдий. – Она документы с собой прихватила?

– Ее паспорта нет, – ответила Севрюнина. – Мы по всему дому искали. Значит, забрала с собой. Она ведь просто сбежала из дома, да? Да? А вы как считаете – частные детективы, профессионалы? Записка и отсутствие паспорта! Разве не доказательства побега? Я и участковому это пыталась донести, но он нас с моим женихом все равно в убийцы записал.

– А вещи вашей дочери? – поинтересовался Макар. – Одежда? Обувь? Все на месте или чего-то не хватает?

– Я сама не пойму, – Севрюнина вытерла слезы со щек. – Я последние годы за гардеробом Саши не следила. Она весьма редко покупала обновки на деньги Хухрина, заказывала в интернете. У нее был период в старших классах – она интенсивно интересовалась модой, ярко, безвкусно красилась. А затем внезапно охладела. Или, не знаю, даже…. Выбрала свой собственный стиль? Я обыскала гардероб в ее комнате – кажется, нет новых кроссовок, куртки джинсовой. Насчет футболок и белья я ничего сказать не могу. Но я не нашла в гардеробе ее рюкзак. Он дорогой, кажется, «Дизель». Ее любимый. Она с ним и в колледж ездила.

– А ее купальник? – Клавдий Мамонтов наблюдал за Севрюниной – слезы в ее темных глазах высохли, она собралась, успокоилась. – Если Александра убежала в Сочи, согласно записке, купальник ей бы на море пригодился.

– У нее всего один купальник, мы с ней именно в Красной Поляне его приобрели для бассейна в отеле. И он на месте. В гардеробе. – Севрюнина снова провела ладонью по лицу, стирая с него потекшую от слез тушь.

В машине, отъезжая от кондоминиума, Клавдий позвонил на номер Руслана Карасева. Результат оказался прежним – телефон отключен.

– Двигаем в парикмахерскую-эконом, к бывшей однокласснице Александры – Анастасии Котловой. – Клавдий сверился с данными, полученными от участкового.

Но в парикмахерской им не повезло. В кресле оказался единственный клиент – мужчина, и стриг его парикмахер, а уборщица, сметавшая с пола волосы и сор, объявила: Настя сегодня уже закончила смену и ушла. Клавдий, помня слова участкового, спросил про ее мать-парикмахера. Она-то на месте? Оказалось, Котлова-старшая работает парикмахером не в Скоробогатове, а «в настоящем салоне красоты» – где именно, ни парикмахер, ни уборщица не ведали.