Тыльной стороной ладони я попытался смахнуть отвратительного слизняка. Не тут-то было. Заставить себя дотронуться до мерзкого создания еще раз было выше моих сил. Я повернулся к Крису, но выговорить ничего не смог, а лишь показал пальцем на то место. Физиономия Криса из побледневшей сделалась пепельно-серой.

– Сам я не могу, – пробормотал я, сдерживая подступившую внезапно тошноту. – Ты мне… не поможешь?..

Он отшатнулся от меня с перекошенным лицом, не в силах отвести глаз от кошмарной картинки.

– Н-нет, Горди… Извини, но я не могу… Н-нет… А, черт!

Он наконец оторвал взгляд от пиявки, сложился пополам, и его вырвало на песок.

«Ты должен сделать это сам, – принялся убеждать себя я, стараясь не смотреть на омерзительное существо, которое, тем временем, продолжало раздуваться. – Ну же, давай, покажи, что ты мужчина. Это же последняя. Последняя…»

Я все-таки заставил себя дотронуться до пиявки, и в тот же миг она лопнула, словно переполненный воздухом шарик, вот только вместо воздуха из лопнувшей гадины брызнула моя собственная кровь, липкая и теплая.

Я тихонько заплакал. В слезах я отвернулся от ребят и принялся одеваться. Сделав над собой невероятное усилие, я с ужасом понял, что больше не в состоянии контролировать себя. Плечи мои тряслись от рыданий, сдержать которые я уже не мог.

Ко мне подбежал все еще голый Верн:

– Посмотри, Горди, их больше нет на мне? – Он принялся тормошить меня за локоть, весь трясясь, как в пляске святого Витта. – Ну, Горди, посмотри же! Я стряхнул их всех, да? Больше ни одной нет?

Смотрел он при этом куда-то мимо меня, глаза его расширились и закатились так, что виднелись одни белки.

Я молча кивнул, продолжая рыдать. Похоже, я становлюсь плаксой… Надев рубашку, я застегнул ее на все пуговицы, после чего натянул носки и кроссовки. Рыдания понемногу стихали, наконец, прекратились и всхлипывания.

Подошел Крис, вытирая рот пучком листьев вяза. Вид у него был испуганно-виноватый.

Одевшись, мы несколько мгновений молча смотрели друг на друга, а затем принялись взбираться на насыпь. Лишь один раз я оглянулся, и взгляд мой как назло упал на ту самую здоровенную пиявку, что лопнула от моего прикосновения. Выглядела она довольно жалко, но все еще омерзительно. Четырнадцать лет спустя, когда вышел мой первый роман, я решил на полученный гонорар впервые посмотреть на Нью-Йорк. В программу поездки входил полный джентльменский набор туриста: шоу в мюзик-холле Радио-сити, смотровая площадка Эмпайр Стейт Билдинг (к чертям собачьим Всемирный торговый центр – здание, потрясшее мое воображение в фильме о Кинг-Конге, снятом еще в 1933 году, навсегда останется для меня самым высоким в мире), ночная жизнь Таймс-сквер и все такое прочее. Издатель мой, мистер Кейт, был до смерти рад возможности похвастаться передо мной своим городом. Последним пунктом программы была прогулка на морском пароме до Стейтен-айленда. Свесившись через перила и посмотрев за борт, я вдруг содрогнулся от внезапно нахлынувшего воспоминания: в воде плавали сотни использованных презервативов, которые удивительно живо мне напомнили ту самую раздавленную пиявку. Мистер Кейт заметил, очевидно, как по лицу у меня пробежала тень и покачал головой:

– Да, зрелище не очень привлекательное… Свинство какое!

Не мог же я, в самом деле, объяснить ему, что вовсе не резинки вызвали у меня чувство омерзения и что ему не стоит извиняться за своих не слишком-то чистоплотных сограждан?

В тот вечер, как вы уже, наверное, догадались, я изрядно нализался…

Не знаю, как далеко мы отошли от гнусного пруда, когда это со мной произошло. Я уже начал было успокаиваться, убеждая себя в том, что ничего страшного, черт побери, не случилось, что это всего лишь пиявки, подумаешь, невидаль какая, когда перед глазами у меня все помутилось, и я свалился прямо на рельсы, при этом, судя по всему, сильно ударившись головой о шпалу. Сознание покинуло меня, и я как будто утонул в громадной пуховой перине.

Чьи-то руки перевернули меня лицом вверх. Наверно, те же ощущения испытывает боксер после нокаута, когда рефери, склонившись к нему, начинает считать до десяти. Сквозь ватную пелену доносились до меня слова: – Как думаешь, с ним…

– …Перегрелся на солнце…

– Горди, ты нас слы…

Я им, наверное, ответил что-то совсем уж неудобоваримое, поскольку лица их приняли крайне озабоченное выражение.

– Необходимо что-то предпринять. – Голос принадлежал Тедди. – До дома мы его не донесем.

После этих слов я снова провалился в небытие. Через какое-то время туман вокруг меня рассеялся, и я расслышал Криса:

– Ну, ты как, Горди? Очнулся?

– Да вроде бы, – сказал я и попытался сесть.

Перед глазами тут же вспыхнули мириады ослепительных искр и так же мгновенно погасли. Я открыл и снова прикрыл глаза – искры не возвращались. Тогда я очень медленно встал.

– Ну, ты и напугал нас, Горди, – проговорил Крис. – Водички хочешь?

Я кивнул. Он протянул мне флягу с теплой водой, и я сделал три больших глотка.

– Что с тобой было, Горди? – обеспокоено спросил Верн.

– Да вот, посмотрел на твою физиономию и тем самым совершил непростительную ошибку…

– Гы-гы-гы! – расхохотался Тедди. – Во дает! Еще и шутить изволит! Ну, значит, Горди, с тобой и правда все в порядке.

– Ты в порядке? – настойчиво переспросил Верн.

– Вполне. Да, теперь все о'кей. Просто как вспомню этих кровопийц, так и с катушек долой…

Они согласно кивнули: каждый, вероятно, ощущал что-то похожее.

Мы перекусили в теньке и продолжили путь – Крис с Тедди впереди, а мы с Верном в роли замыкающих. Идти, судя по всему, оставалось уже недолго.

На самом деле это было не совсем так, и если бы мы додумались взглянуть на дорожную карту, то сразу бы поняли почему. Нам было известно, что тело Рея Брауэра находилось где-то возле дороги, упирающейся в берег Ройял-ривер неподалеку от железнодорожного моста. Именно там Билли и Чарли со своими девочками устроили импровизированный пикничок, там же они и обнаружили труп, думали мы. От Касл-ривер до Ройял было миль десять, которые мы, по идее, уже должны были пройти.

Однако десять миль было напрямую, тогда как железнодорожная колея делала изрядный крюк, огибая холмистую местность под названием Утесы. Крюк этот был прекрасно виден на карте, оттуда же можно было заключить, что расстояние между Касл и Ройял-ривер по железной дороге равнялось не десяти милям, а шестнадцати.

Крис начал догадываться об ошибке, когда миновал уже полдень, а Ройял-ривер и в помине не было. Он решил забраться на высокую сосну, чтобы осмотреться, а когда слез, то огорошил нас известием, что если мы ускорим шаг, тогда до Ройял доберемся часам примерно к четырем.

– Не фига себе! – присвистнул Тедди. – Ну, и что же нам делать.

Мы переглянулись: лица у нас были злые, усталые и голодные. То, что поначалу казалось захватывающим приключением, на самом деле вылилось в утомительный, тяжелый и, не исключено, опасный поход. Кроме того, нас, наверное, уже начали разыскивать, и если Майло Прессман и не вызвал полицию, это вполне мог сделать машинист поезда, с которым мы едва разминулись на мосту через Касл-ривер. Обратный путь до Касл-Рока мы намеревались проделать на какой-нибудь попутке, однако часам к семи уже должно было стемнеть, а после наступления темноты поймать попутку, да еще в такой пустынной местности, нечего было и пытаться.

Я попробовал вызвать перед глазами образ «моего» оленя, щиплющего травку, но и это не принесло облегчения. Положение наше было отчаянным.

– Лучше, несмотря ни на что, двигаться вперед, – вывел нас из оцепенения Крис. – Так что пошли.

Он повернулся и, опустив голову, побрел по рельсам в своих покрытых пылью кроссовках. Минуту мы раздумывали, а затем, растянувшись цепочкой, последовали за ним.

Удивительно, но за все долгие годы, миновавшие с тех памятных дней на исходе необыкновенно жаркого лета, я крайне редко предавался размышлениям о них, потому, наверное, что они неизменно вызывают у меня ассоциации столь же неприятные, как, например, зрелище утопленника, выброшенного на берег после недельного пребывания под водой. В результате я никогда не подвергал сомнению наше решение продолжить путь, точнее, не правильность этого решения, а то, как оно было принято.