Так они с эльфом и не договорились в тот день…

Из дневника Хельги Ингрема

Кальдориана сегодня вызывали. Вот пакость! В Средние века он еще сохранял черты былой импозантности, но за истекшие столетия успел совершенно деградировать.

А что, здорово эскерольдские жрецы придумали! Отличный способ! Находишь себе подходящего бога, прикармливаешь, спаиваешь и пользуешься его силой (потому что сила сохраняется даже у спившихся демонов, я нарочно посмотрел) — творишь от его имени, что твоей душе угодно. Я и раньше подозревал, что от жрецов один вред, сегодня же нашел тому лишнее подтверждение.

Кальдорианцы наши от увиденного страдают и рыдают. Спун, похоже, малость не в своем уме. Видите ли, Пресветлый в него пальцем ткнул! Чего страшного? Не понимаю. Я, из интереса, нарочно тыкал пальцем в Балдура (он мне поклоняется) — хоть бы что! Никаких эмоций! Спросил только, хорошо ли у меня с головой.

Видите ли, у них «болезненная ломка сознания», — звучит-то как! Аолен загнул! И я должен чувствовать себя виноватым, так он считает. И самое главное, я действительно чувствую себя виноватым… Как последний дурак!

Умом понимаю, что поступил правильно. Ни к чему с молодежью сантименты разводить. В жизни как бывает? Новобранец в первом бою впадет в ступор, застынет как столп, ни вперед ни назад — и что с ним делать? Уговаривать любезно и тактично, с учетом его неокрепшей психики? Так пока будешь уговаривать, ему десять раз голову снесут! А надо подойти и наорать командным голосом, и еще по шее дать как следует, чтобы в чувство пришел. Потому что это его единственный способ выжить в нашем жестоком мире.

Что же касается идеалов… Все мы через это проходили. Взять нас с Меридит. Нас с детства учили: чем больше ты народу на своем веку перебил, тем лучше, честь тебе и хвала. Но в университете убеждали в прямо противоположном: всякая жизнь священна, и отнимать ее нельзя вовсе…

Как сейчас помню: сидим мы в одиннадцатой аудитории, профессор Арнаан (он из эльфов) читает лекцию, да так, что мурашки по спине, и кажется, будто руки у тебя по локоть в чужой крови, прямо капает с них… Потому что убивали мы, ох, сколько убивали… Ничего. Пережили как-то. Осознали и смирились. А ведь нам хуже было. Не чужой дядька пьяницей оказался, а мы сами — извергами и убийцами.

Так вот, умом я все это понимаю, а на душе неуютно. Заразился эльфийской чувствительностью — вот беда! С кем поведешься, от того и наберешься…

Право, сколь же глубока мудрость народная — на все случаи жизни! Жаль, что только на словах. А как до дела доходит… Спрашивается, какого демона этим степнякам понадобилось на нас нападать? Ведь издали видно: не торговый караван идет, не обоз с пожитками. Всего-навсего пешие странники, без всякого имущества, и небогатые, раз потащились на своих двоих через степь. Взять с таких ровным счетом нечего.

Так зачем было провоцировать мирных путников, вынуждать их губить священные жизни в количестве сорока шести штук?

Или на разбойников прогрессивные идеи гуманизма не распространяются? Жаль, не спросил в свое время у профессора Арнаана. Хоть в чем-то была бы ясность.

К слову, теперь, после сражения, мы уже не пешком идем, а скачем на трофейных лошадях. Хорошие лошади достались, ничего не скажешь. Злые, кусачие, зато быстрые. И тоски по прежним хозяевам не выказывают, верно, привыкли переходить из рук в руки, от побежденного к победителю. Одна незадача — староземского языка не понимают совершенно. Только аттаханский. Да не тот аттаханский, что прописан в словарях, и даже не тот, что в ходу у наемников гильдии, а совершенно особый, принятый среди степных маргиналов.

Впервые пришлось пожалеть, что взяли с собой Урсулу. Маленьким девочкам, даже если они принадлежат к роду дис, слышать и тем более произносить такие слова совершенно ни к чему. Впрочем, она-то смущенной не выглядит. В отличие от Аолена и Ильзы. Не говоря уж о наших сектантах. Бедные! Столько моральных травм, и все в один день! Будто нарочно!

Или в самом деле — нарочно? Откуда нам знать, что у них на уме, у Сил Судьбы?

Серые снеговые тучи клубились, летели, гонимые ветром, с запада к востоку…

Черные разбойничьи кони неслись по степи с юга на север. Страшные, мохнатые, с бешено раздутыми ноздрями, с глазами, от злости налитыми кровью. Ильза в одиночку даже подойти боялась к своему скакуну. Рагнар держал под уздцы, отводил морду, а она подкрадывалась сбоку и громоздилась кое-как, по-бабьи, как потом выговаривала ей Меридит. Но черных коней, если честно, тоже побаивалась, только виду не показывала.

Дисе приходилось слышать от родных об этой редкой степной породе — кое-кто из теток сталкивался в бою. По их словам, кошмарные зверюги сражались наравне с хозяевами: сбивали врага копытами, рвали мощными желтыми зубами, затаптывали насмерть.

Испытать их боевую мощь на себе Наемникам не пришлось. Хельги, по своему обыкновению, перенес «невиноватую скотину» на безопасное расстояние. Чтобы не пострадала ненароком. Оставшиеся без хозяев звери ушли в степь, да не табуном, как принято у лошадиного племени, а разбрелись поодиночке в разные стороны. Трофейные приняли новых седоков с покорностью, но меж собой постоянно огрызались, так и норовили сцепиться.

— Ох, не нравятся они мне! — тревожился Аолен. — Я чувствую зло.

— О да! — с подтвердил Балдур. — Что есть, то есть! Злом так и разит! Жуткие твари! И странные!

— Измененные, — Хельги заглянул в астрал. — Наверное, эту породу вывели с помощью магии. Хорошие кони!

— Чего хорошего?! — Ильза даже обиделась немного. — Волки какие-то, а не кони! Хищники! Подойти и то страшно!

— Зато если убьют — не жалко. Настоящие боевые лошади именно такими и должны быть.

— Знаете, кого-то они мне напоминают… — присоединился к разговору Орвуд. — Вот только не соображу кого…

— Хаввары-торх, — тихо пробормотал Эдуард.

— Что?!

— Я говорю, хаввары-торх. Ну помните, в Средние века? Подменыш, степная ведьма, та, что дала мне амулет против чар илфи?

— Верно!!! — Гном подскочил, будто золото увидел, хлопнул себя по лбу. — Хаввары-торх!

И тут, в ответ на его громкий возглас, раздалось долгое, протяжное ржание, полное смертной тоски. Черные звери метались, стонали и хрипели, били землю тяжелыми копытами, и крупные слезы катились из их глаз…

— А что, — глубокомысленно изрекла дочь сенатора Валериания, — отличная месть: не убить врага, а превратить его в бессловесную скотину, живущую по чужой воле. Никому не пожелаешь такое испытать… Интересно, а что стало с теми, вторыми, хавварами? Или торх? Кто был кто?

— Нижние — торх, верхние — хаввары. — Меридит это очень хорошо запомнила. — Передохли, наверное. Во всяком случае о кривоногих безумных карликах до меня слухи не доходили. Видно, им повезло больше… Э-э, Ильза, да ты что?! Чего вдруг скуксилась?! Туда им и дорога — какие чудовища были! Забыла, что ли?

Помнила Ильза, ничего не забыла. Но лошадей все равно было жалко: сами звери, а плачут, как люди, оплакивают горькую свою судьбу… Зачем так скверно устроен мир?

Так часто бывает — одни воспоминания влекут за собой другие, третьи… Старые беды начинают казаться увлекательными приключениями, о которых так приятно поболтать вечерком у костра…

Уже лежала позади кудианская Оуза с ее сытыми белыми козами, с забытой могилой бестолкового Царя Народов, и до Уэллендорфа оставался последний переход… Отчего бы не расслабиться усталым путникам, не позволить себе передохнуть лишний часок, не похвалиться былыми подвигами перед благодарными юными слушателями? Данар, Р'Анквар, Дагард из Кольгрена — романтика канувших в прошлое названий и имен… Велот, Эмайн, Морагские топи…

— А-а-а! — Демон подскочил с воплем. — Силы Стихий! Бумагу! Дайте кто-нибудь бумагу! Скорее!

— Зачем орать-то?! — рассердилась Энка, от неожиданности она облилась супом. — Что за спешка? Холера тебя разобрала, что ли?!