– Ангары! – устало объявил Глеб. – Когда-то здесь стояла номерная воинская часть. На поверхности складировались снятые с вооружения самолеты, в подземных хранилищах, ходят слухи, боеприпасы с бактериологической начинкой. Приготовься!

– А что? – забеспокоился Гришка, но тут же сообразил. – Казак! Он же еще вчера дошел, значит, должен уже вернуться. А мы его не встретили...

– Казак – мужик гигантских габаритов, – начал инструктаж Глеб. – Огромной силы и выносливости. На медведя выйдет с кулаками – и забьет насмерть. Казак здесь родился, в Зоне, всю жизнь ходит. Это его дом, и если в его доме появился кто-то, кто способен его убить, то... Приготовься, в общем!

Последний километр дался нелегко, даже Глеб едва не угодил в «ведьмин студень». Шли изнурительно долго, растратив почти все пробные болты, и почти у самых ворот наткнулись на медвежье тело Казака.

– Прикрывай меня! – приказал Глеб.

К вящему Гришкиному удивлению, Рамзес занялся не Казаком, а его следами, нырнувшими за ржавые створки. Глеб заглянул в узкую щель ворот, долго там что-то высматривал и только потом вернулся к телу.

– Он вышел из подземного хранилища, – объяснил Глеб, осторожно переворачивая огромное тело автоматным стволом. Гришка ахнул, Рамзес отпрыгнул, не в силах сдержать отвращение: незнакомая тварь обняла цепкими крючьями лицо сталкера и, судя по шевелению хитинового панциря, интенсивно питалась.

Гришка сглотнул, пытаясь удержать спазмы в желудке.

– Интересная дрянь, – процедил Глеб, подбираясь с ножом к гигантскому паразиту.

Он попытался подцепить с одной стороны, с другой, не преуспел и сунул лезвие ножа в стык хитиновых пластинок. Тварь затрепыхалась, громко защелкала твердыми надкрыльями и отпустила человека. Глеб приподнял ее на лезвии, обнажил коричневое брюхо, усеянное крючьями и жвалами, и брезгливо стряхнул. Гришка начал стрелять, пока она была еще в воздухе, разрывая тварь в клочья точными попаданиями.

Глеб переждал обстрел и только потом объяснил:

– Не нужно стрелять в мою сторону. Вообще, запомни главное правило – нужно меньше стрелять.

– Почему? – немного удивился Гришка.

– Это неконструктивно. Я обычно стреляю в ответ и редко промахиваюсь... – Глеб осекся.

Гришка поднял с земли круглый тубус, похожий на трубу гранатомета.

– Это... он? «Тюльпан»?

– Дай! – каменным голосом потребовал Глеб и шагнул вперед.

Гришка, глядя в его бешеные глаза, замялся на долю секунды, но потом все же протянул контейнер. Молча. Глеб принял его, не опуская глаз. Они еще долгие секунды царапались взглядами, пока Казак не замычал тем местом, где у него недавно были губы, а теперь – только объеденные десны.

– Жив! – выдохнул Глеб, а Гришка снова охнул.

– Рамзес, у меня аптечка... – начал он, но договорить ему не дали.

– Аптечку – потом. Сначала «Тюльпан». Мне. Живо, – прозвучало у него за спиной.

Севка Кривонос говорил отрывисто, боясь, видимо, сорваться в истерику, дрожа лицом от жадности и нетерпения. Его бойцы сгрудились за спиной командира, но, что удивило Гришку – если можно было удивиться еще больше, – никто из них не изготовил оружия.

– Я догадывался, – глухо проронил Глеб. – Все время чувствовал на затылке твой свинячий взгляд.

– «Тюльпан»! – потребовал Севка. – Или хочешь, чтобы я этому... как его?.. яйца отстрелил? Не жалеешь себя, пожалей щенка, Рамзес!

– У меня есть позывной! – зарычал Гришка, выхватывая пистолет. Это получилось у него молниеносно и красиво, как в кино. Долго тренировался, понял Глеб.

– Ну же, мясо ты гнилое! – Севка не потратил на Боя ни секунды внимания. – «Тюльпан» или я стреляю!

Севкина куцая рука потянулась к кобуре, и Гришка, закричав по-заячьи, впервые в жизни выстрелил в человека. Пуля проделала в Севкином лбу аккуратное отверстие и снесла затылочную кость, расплескав попутно мозги.

Севка утер проступившую на лбу черную кровь и достал-таки пистолет. Прицелился Гришке между ног.

– Подавись, упырь! – Глеб бросил Севке в ноги тубус.

Гришка издал горловой звук, будто его душили.

– Это мертвяк, – спокойно объяснил ему Глеб. – Какой-то особый, я таких не видел. Бессмысленно стрелять ему в голову. Лучше в руку, это его задержит.

Севка спрятал пистолет и бережно поднял контейнер. Отщелкнул замок, раскрыл. У Глеба перехватило дух: нечто на длинном тонком стебле, переливающееся миллионами завораживающих оттенков, и впрямь напоминало тюльпан.

– Как ты догадался? – добродушно спросил Севка.

– У тебя изо рта воняет!

– Ничего! – Севка бережно огладил футляр. – Теперь недолго осталось. Я теперь снова буду живой и здоровый. И молодой.

– Ты что живой, что мертвый, все равно гнида, – с ненавистью процедил Глеб, и Севка заржал, брызгая из черепа серо-черными каплями.

– Слушай, ты... как тебя? – спросил он Гришку, когда отсмеялся. – Жить хочешь?

– Не с тобой! – через силу выдавил Бой.

– Со мной, крысеныш, – ощерился Кривонос. – Если пойдешь со мной отмычкой, оставлю жизнь и денег дам. Соглашайся, здесь делов-то на два дня. Домой поедешь...

– Да пошел ты, – тоскливо произнес Гришка, и Глеб увидел, как заблестели его глаза. – Стреляй давай!

– Зачем? – удивился Севка. – Все равно это... восстанете. А мертвяками вы мне опаснее. Я вас, ушлепков, запру где-нибудь, а там, глядишь, и Ангары закроются. Сами пойдете или вам сначала пальцы переломать?

Гришка опять потянулся к оружию, но Глеб перехватил его руку.

– Это неконструктивно, – напомнил. – Давай-ка бери его за ноги.

Сам подхватил Казака за подмышки и потянул по старым следам.

Когда над головой с могильным грохотом упала железная плита, а сверху на плиту стали заталкивать что-то тяжелое, Глеб зажег фонарь. Начал что-то искать по углам и за делом развлекать Гришку разговором. Бой отмалчивался, раздавленный обстоятельствами.

– Ты же оптимист? – усмехнулся Глеб из дальнего угла.

– Мы все потеряли, Рамзес, – глухо ответил Гришка. – Если хочешь, я расскажу веселый анекдот в тему. Если это тебя развлечет...

Глеб от души чихнул, раз, другой, потом вернулся к напарнику с невзрачным кирпичом в руках.

– Мы ничего не потеряли, Гришка! – Он обнял парня за плечи в порыве чувств. – Ну, сам посуди, что мы потеряли? Мы живы и фактически здоровы...

– Ага! Заперты в подземелье, а еще я черный, как гуталин. Артефакт огромной силы в лапах у мертвеца-подонка. И Ангары скоро закроются...

– Все не так, Бой, – терпеливо поправил его Глеб. – Ангары закроются со стороны железной дороги, а мы с Вороном уже ходили сюда через Лес. Из подземелья найдем дорогу – или мы не сталкеры? Или не мы через Лес прошли?! В руках у Кривоноса осталась красивая пустышка, а настоящий артефакт, – Глеб подбросил кирпич, – не обязательно блестит. Только не все это понимают. Это как вершки и корешки, в одних красота, в других – главная сила и польза. Вершки я бы и так Севке отдал, за долги, а полезные корешки припасены для одного хорошего человека. Для Мишки Ворона – вот кто жить должен!

Гришка засопел ошарашенно.

– Ты что же, – обиделся он, и Глеб расслышал в его голосе прежние, задорные нотки, – заранее все знал?

– Кабы все! Кто же знал, что Севка нас отмычками послал.

Глеб посветил вокруг и нашел заваленный наполовину проход в глубь подземелья:

– А еще представь, сколько там всего интересного! Дух захватывает!

– У нас раненый враг на руках, – напомнил Гришка.

– Какой же это враг? – удивился Глеб. – Такой же ходок, как мы. А хоть бы и враг – знаешь, что самое главное в нашем деле?

– Нажраться впрок? – невинным голосом поинтересовался Гришка.

– Это тоже, – усмехнулся Глеб. – Но вытащить своего, врага или друга, – это важнее. Сегодня ты вытащишь, завтра – тебя. Только так мы и выживаем, свободные.

– Ты свободовец?! – поразился Гришка.

– Нет. Эти банды – «Свобода», «Долг» – они не для нас. Свободными называют тех, кто ходит в одиночку, как ходил Казак, или парами, как мы с Вороном. Мы не воюем, не делим сферы влияния и не прогибаем других под себя. Нам плевать на хозяев, кем бы они ни были. Мы первопроходцы, мы пашем Зону, понимаешь? С каждого нового «трамплина» мы прыгаем лично, каждую «мясорубку» проверяем собственным ливером. Здесь еще сто лет ходить – и останутся нетронутые уголки.