Удержал меня, конечно, не страх и не брезгливость, а единственно мысль о том, что в темноте я своими бокорезами больше поломаю, чем добуду, и лучше с этим делом подождать до утра. Отдал бы лишних полсотни, имел бы нож с нормальными плоскогубцами. Да, знать бы, где упадешь...
Приступ жадности был последним, что я смог вынести: слишком мало я спал прошлой ночью, слишком много беспокоился с утра и боялся вечером. Нервы у меня были, и они были всего лишь нервами – я устал. Поэтому, молча и не раздумывая, влез внутрь, пропустил через дырки кусок стальной проволоки и скрутил ее концы. Теперь, если только у местных мутантов не было кусачек, унести они меня могли только вместе с машиной. Остались небольшое зарешеченное окошко и отдушина в салон, но в них зверь крупнее крысы пролезть не смог бы, а я больше всего боялся почему-то зомби.
Сколько я пролежал в глухом забытьи, не знаю. Я не засекал, когда вырубился, но когда собрался покурить, было двенадцать без пяти. Хотелось пить, курить и есть одновременно, а еще очень мешал жить мочевой пузырь. Возиться с проволокой не было терпения, и я облегчился в щель под дверью, затем попил, стал думать, оглядываться и вообще приходить в себя.
Итак: я запер себя изнутри в коробке, достаточно большой, чтобы вытянуть ноги. В свете фонарика я обследовал ее и нашел три гильзы от «макарова», резиновый коврик на полу и большую гайку, причем бронзовую, если судить по цвету и весу. А больше ничего интересного не было – ни скелетов, ни оружия, ни тайника со спиртом и артефактами. Из развлечений оставались только сигареты, и я закурил. А чтобы не думать о том, какой я дурак, я стал думать о водителе этой машины.
Вот ведь жил человек, серьезный и аккуратный, любил свой «уазик», мыл его и профилактику делал, постелил тут коврик, чтобы легче было отмывать блевотину и кровь после криминальных «пассажиров». Я не знал, как выглядела тогда форма украинских ментов, поэтому представлял себе средних лет мужика с короткой стрижкой и в нашей серой форме с красно-сине-белым на рукаве. Но это, впрочем, неважно.
Хорошо, если он остался жив, если сумел бежать перед тем Выбросом, который накрыл этот участок. Тогда он сейчас на дежурстве: зевает над телефонами, глядит на часы, треплется по рации с патрульными или впихивает в камеру очередного клиента. А может быть, он сейчас уже в отставке. В таком случае уже спит. Может быть, он спит перед телевизором после четвертой банки пива, а может быть, в кровати с женой, или на даче давит массой надувной матрас или гамак.
А скорее всего, это он оставил те гильзы, что я сейчас в карман положил. Иначе как вообще они могли сюда попасть? Это было, наверное, так: он пытался вырулить задним ходом на дорогу, а его напарник стрелял прямо через лобовое стекло из укороченного «калаша» на 5.45, который кровососам идет вместо массажной щетки. И какая-то тварь стала рвать ручку на задней двери и оторвала ее, тогда он, спокойный и собранный профессионал, развернулся назад, далеко вытянул руку внутрь через вон ту дыру в перегородке и трижды выстрелил этой гадине прямо в морду. И даже не из «макара» засадил, а лучше из «стечкина». И она упала под колеса, мешая проехать. А им пришлось вылезти...
Но если так, он вряд ли сидит с женой у телевизора. Больше шансов, что днем он лежит где-нибудь тут неподалеку в канаве теплотрассы, а ночью бродит вокруг и в самые темные ночи приходит к своей машине, пинает давно сгнившие скаты, садится за руль на давно сгнившее сиденье и бессмысленно крутит руль, улыбаясь только верхней челюстью, потому что нижнюю давно потерял. А я тут на его любимый коврик пепел стряхиваю...
Я аккуратно погасил сигарету, затем спокойно досчитал до десяти и сделал ровно два глотка из фляжки.
Воображение мое – мой главный враг, я это знал и без Слона, который повторял мне это к месту и не к месту. Может, я и вправду зря пошел на радиотехнический? Может быть, по мне цирковое училище плакало?
Воды оставалось немного. Глотка три, четыре – максимум. И шоколад я съел еще на станции, остался брусок чего-то сублимированного, концентрированного и одобренного министерством.
После еды стало не то чтобы лучше, а как-то яснее, что ли... Ясно стало, что я в дерьме, но не в полном, а только местами. Ясно стало, что выход у меня только один – скоротать оставшиеся до рассвета часы и двинуть на выход. Несколько беспокоила необходимость возвращаться на станцию той же дорогой. Но это было скорее суеверие, чем четко сформулированный закон, а главное – других дорог я все равно не знаю.
И как вернусь, всю серию «Сталкер» снести в букинистический, журналы все туда же, DVD и фото стереть на хрен, а сувениры выслать Слону почтой! С ним придется разбираться на месте, конечно, если он вернется... А еще лучше не разбираться с ним никак – пусть сам живет, как может...
Этот план меня так вдохновил, что я даже начал понемногу собираться: вытряхнул в портсигар сигареты из последней пачки и переложил в другой карман ракетницу.
Луна взошла в конце концов, но мало чего осветила. Мутноватая мгла расслоилась на множество теней и бликов, вот и весь ее оптический эффект. Причем подсветка шла со стороны Свалки, поэтому мне было видно только самый верх кучи, где арматурные прутки и еще какие-то железки помельче торчали, словно шипы на спине у дракона.
И эта картина мне очень не нравилась, хотя на стенке где-нибудь она смотрелась бы превосходно. Что-то у меня такое в голове вертелось, с этой кучей связанное, что-то я такое заметил или подумал, когда увидел ее в первый раз. Что?!
Я лег на спину и начал отслеживать свои мысли и ассоциации в обратном порядке. Почему я выбрал это место? Не было сил идти дальше? Нет... Нет. Просто этот железный вал очень точно отрезал меня от Свалки и центра Зоны. Я еще подумал, что он меня очень удачно прикроет с тыла, потому что через такое препятствие не пройдет – во всяком случае, бесшумно не пройдет – даже крыса... Где-то здесь она крутилась, эта мысль... Вал, забор, Дракон, куча, железный вал, Дракон железный...
Я отвернулся и посмотрел на тропу. Там ровным счетом ничего не происходило. Жидкий, луной подсвеченный туман залил все ямы и рытвины, но выше не поднимался. Бугор, на который взбегала дорога, был освещен хорошо, однако, кроме куста полыни, рассматривать на нем было нечего.
Тогда я лег опять. Все равно сделать пока ничего не мог. Зрела мысль – срезать к черту проволоку, приоткрыть дверь и вывалиться боком на грунт. И – назад, назад, по буграм и ложбинам, можно даже ползком. Но с этой мыслью я пока успешно справлялся: пусть и чувствовал себя теперь не солдатом в окопе, а скорее рыбкой в банке, зато здесь было тихо. А в той стороне, откуда я явился, стреляли из «калашникова» короткими очередями, а в другой стороне, куда я шел, выли собаки.
Следующие час или два прошли плохо. Уснуть я даже не пытался, а пытался думать о чем угодно постороннем: какая сука Слон, какой идиот я, и остальное в том же духе. Потом, конечно, не выдерживал: садился и смотрел на Это. Посмотрев, заставлял себя отвернуться и закурить. С каждым разом отворачиваться и не смотреть становилось все труднее.
Сначала я все валил на свое больное воображение и расшатанные нервы, но в конце концов стало ясно, что Дракон мой действительно оживает.
Я убедился в этом, когда догадался подключить свой телеглаз. В инфракрасном режиме очень хорошо было видно, в самом сердце этого монстра разгоралась красная искра, которая затем стала с огонек сигареты, а еще чуть позже – как пламя в паровозной топке. И острее запахло электросваркой, тихое потрескивание, какое издают старые кинескопы и ламповые радиоприемники, сменилось трансформаторным гулом. И вот уже без всякой техники стали видны голубые огоньки пока еще где-то в самых недрах железной груды.
Красивым я бы это зрелище не назвал, а вот завораживающим оно было: из ее глубин выскальзывали маленькие голубые огоньки, и скоро Дракон стал похож на новогоднюю елку или пень, усыпанный светлячками; из самой длинной и прямой трубы, как гоголевские ведьмы, выплыли две шаровые молнии и деловито уплыли в глубь Зоны; какие-то светящиеся нити потянулись вверх. Затем огоньки приобрели разноцветность, и уже представить было невозможно, что всю эту красоту выдает куча мятого железа. Тем более что вся эта сказка творилась на моих глазах – буквально рукой подать – круче любого лазерного шоу.
