– Не думал, что воякам спасибо когда-то скажу. Но скажу. Спасибо, хлопцы! Только если вы думаете, что Медуза шестерить на вас станет, то лучше пристрелите меня! Водолаз, ты знаешь, что я сталкерюга идейный и ни на армию, ни на контору пахать не стану.
– Знаю, Медуза. Никто тебя забривать и не собирается. Вышел ты из призывного возраста. Не сталкерская свобода нам нужна. Я ж тебя знаю, для тебя Зона – это святое, дар божий, не так?
– А как иначе-то, уважаемый? Это и беда мира, и его избавление. Тут и смерть гуляет на каждом шагу, но и свобода величайшая. А вот вы все рыщете здесь, народ убиваете пачками, высматриваете, что бы сыскать, чтобы в ракеты свои запихнуть и мир остальной на колени поставить. Кого тут только нет – наши, америкосы, русские, немцы. Машины понагнали, техники, аппаратуры понавезли. Палят во все, что шевелится. А что не шевелится – расшевелят и тоже пристрелят.
– А в курсе, что корешок твой Шплинт учудил?
– Как не в курсе? В курсе, конечно же. Разочаровал меня, сокол ясный. Два года с ним исследовали все, думал, для науки, для людей стараемся. Покорять Зону грех, но знать ее люди должны. Себя не жалели. А видишь как, скурвился Шплинт. Кстати, хлопцы, вы дверку бы прикрыли. До Выброса часа два, не больше.
– Блин, у нас же тачка там. Слышь, Медуза, у тебя нет куда ее спрятать, а то кирдык тачке будет под Выбросом?
– Давай в гараж. Он у меня специально приспособлен для таких дел. Только гидравлика полетела, придется твоему корешку вручную открывать.
Гараж у Медузы и правда был выдающийся – стены экранированы какими-то плитками. На воротах, снаружи вроде бы из листового железа, изнутри закреплены железобетонные панели и такие же плитки. Все это великолепие открывалось и закрывалось с помощью хитрой системы блоков и полиспастов, которые заменяли гидравлический привод, на наличие которого указывали безжизненно болтающиеся на проушинах цилиндры. За пару минут я разобрался с системой, еще за десять открыл, а спустя сорок «Нива» уютно обосновалась в этом мегаукрытии.
На восстановление пролитой и подпорченной врагом крови мы выделили Медузе половину из имевшихся у нас шоколадок, а для ускорения этой процедуры в дело пошел коньяк.
– Так что конкретно со Шплинтярой стало? – поинтересовался Костик.
– Ну, как ты уже знаешь, с америкосами он договориться сумел. Но вот с «Монолитом», видимо, не получилось. Расшлепали они всех «борцов за мир», а заодно и почти всех моих ребят. Рядом мы оказались. Гоняли нас по всей Зоне, пока к капитану на блок не попали. Там мы супостата общими усилиями положили, но все документики с разработками Шплинта ушли бодрым строевым шагом. Каким макаром они у Мойши оказались – история отдельная. Короче, имеем то, что имеем. Шплинт готов, нас осталось двое, Славик рвется в Центр. Связи у нас нет, а если начнем искать – упустим Мойшу. К тебе они, вижу, тоже не с визитом вежливости заходили?
– Догадливый ты стал, Водолазище, аж поражаюсь! Ладно, расколюсь я вам об этом всем.
– Набалдашник Шплинтов у тебя был?
– Ну да. Вернее, опытный образец. Вполне работоспособен, только не такой отточенный, как был у Шплинта. У нас с ним тут мини-КБ было. Началось все с того, что сгинула за Барьером группа сталкеров. Не молодые и не сильно опытные. Так, на твердую троечку. Знали мы их всех нормально, они у меня тут Выброс пережидали. Что характерно, сгинули без боя. Через недельку валю я в километре отсюда четырех зомбаков. Пошел пошмонать – а это наши пропащие! Через день заглядывает Шплинт, я ему это и поведал. А он, оказывается, еще двоих за деревней приласкал, и тоже зомбовых. Причем ни у меня, ни у него контролер рядом не пасся! Они в этих краях вообще гости редкие. И тем же вечером на тебе – на перекрестке, что в трехстах метрах отсюдова, бойня началась. Монолитовцы со «Свободой» схлестнулись. Махновцы наши, хотя и потери понесли, но монолитовцев задавили. Ну, свободники жмуров и раненых в лагерь к себе потащили, а мы пошли поглядеть, может, чем разживемся? Так вот, четверо этих фанатиков были незнакомыми, а вот трое – это остаток той группы сталкерской. Складываем с шестью, которые зомби, и получаем полный комплект! И сильно нас этот вопрос всколыхнул! Забили мы на хабар, на все прочее и бросились в науку с головой. Шплинт физиком-электротехником был, а я – невропатолог бывший. Действовали мы больше методом тыка, но, понаблюдав и сделав кое-какие замеры, поняли, что неспроста одни за Барьером мозгов напрочь лишаются, а другие становятся фанатиками. Валили мы и тех, и других, опыты ставили, тела резали. Больше по наитию, чем научно обоснованно, но разработали теорию, что за Барьером что-то не только видеть не дает и радио глушит, но и мозги вскрывать может. Ведь монолитовцы берутся откуда-то? С Большой земли? Да там о них мало кто знает. Оттуда в Зону за хабаром, за экзотикой, за приключениями на свою задницу, наконец, идут. А меж тем меньше их не становится! Так что ежели их религиозное рвение – результат изменения сознания, то получается все довольно-таки складно. Приходят мужики, а там им по мозгам! Как? Вариантов мало. Медикаментозное зомбирование? Десяток вооруженных мужиков просто так не отловишь и в очередь на укол не поставишь. По крайней мере – без потерь с обеих сторон. А наши клиенты все свеженькие были и в полном составе, как я уже говорил. Результат сильных стрессов и внушения? Тоже не все должны были вернуться, да и поддались бы не все. Шплинт выдвинул теорию о пси-излучении. Мудрил он с какими-то датчиками долго и упорно, но в конце концов сварганил одну штуковину. Что там было – не знаю, Шплинт мог часами объяснять, я все равно не врубился. Но факт остается фактом – установили мы одну закономерность. Серое вещество отдельных образцов обладало разными характеристиками. В том смысле, что за Барьером выдавало под током нервные импульсы с разной силой. Поначалу мы еле их улавливали, но когда стали использовать свежий материал, то разница стала сильно бросаться в глаза.
– А как это вы за Барьер без чудо-шапки ходили? – поинтересовался я.
– Да мы и не ходили! Мы что, совсем, что ли, отморозки? Просто на тележке с колесиками отправляли образец за Барьер, предварительно закрепив на нем датчики. Если вы догадливые, то уже поняли, что монолитовские образцы и реагировали по-особому. И наша теория приобрела законченный вид: в Центре находится источник пси-излучения, но подчинить себе он может только людей с определенным типом мозга. Что имеет значение – то ли особое строение, то ли химический состав, нам установить не удалось. Но Шплинт уловил нужное направление и пошел испытывать разные способы экранирования этого пси-излучения. Даже на Большую землю гонял за материалами. А потом нашел то, что искал. Собрал опытный экземпляр. Еще два десятка образцов пришлось завалить, чтобы отладить. Но в один из дней мы выкатили тележку с образцами за Барьер, и случилось – образец не реагирует! Ну, потом он прибор в божеский вид привел, чтобы носить на себе можно было, и в первую ходку за Барьер двинул. Вернулся, хотя мысленно я его уже похоронил. Далеко он не уходил, но хабара принес – год за такое сталкерить не жалко! И брал-то одни «белочки», которые стоят немыслимо и почти не встречаются! Поехал он снова на Большую землю – «белочку» сдать, а то мы поиздержались к тому времени сильно. И ведь вроде бы с прошлым порвать решил, когда в Зону пришел, а по возвращении и говорит мне: «Послушай, Медуза, не пацаны мы давно с тобой, чтобы за идею стараться. Я хорошую тему нашел. За проводку экспедиции в Центр получим мы спокойную старость в самом благодатном уголке мира. Обо всем я уже договорился – приведем передовой отряд, отнесем туда зонды, зафиксируем кое-что, а потом сдаем прибор в вечное пользование и едем на Багамы наслаждаться жизнью». Я сказал ему тогда, что в Зону мы на идеях и попали и что с кем бы он ни договорился, они не снорков изучать туда пойдут, а искать, как мир взять за глотку. На том мы и расстались. А сейчас, значит, Мойша туда рвется?
