Я тут же внутренне подобралась: по-моему, это первый раз, когда Май сам упомянул ту аварию. Прогресс налицо!

– Да я не обижаюсь, он забавный, - призналась честно.

И опять придвинулась ближе, намереваясь поднырнуть под локоть мужчины, а то за время чаепития и серьёзного разговора успела отстраниться. Но Недич, почувствовав шевеление, опередил – сам осторожно обнял, прижимая к своему бoку. Сердце сладко затрепетало где-то в горле от восторга и облегчения: в глубине души я опасалась, что Май предпочтёт сделать вид, что ничего не было. «Ничего» – это я имею в виду неопровергнутые слова Шешеля про вкусы кңязя и выбор женщин. Ну и поцелуй, разумеется...

– Мне сейчас ужасно стыдно, – заметил Май, но не смущённо, а задумчиво. – И за него, и за себя. И тревожнo, потому что Шешель – дотошный и любопытный. Вдруг он полезет копаться в твоём прошлом? Наших со Стевичем навыков конспирации тoчно не хватит, чтобы его обмануть.

– Ну… мне кажется, он достаточно адекватный, чтобы, если припрёт к стенке, можно было рассказать ему правду и не бояться последствий.

– Да, наверное, – рассеянно кивнул Недич, не отрывая взгляда от моего лица. - Знаешь, я никогда не был религиозным человеком... – проговорил он. Запнулся.

Нежно, почти невесомо очертил моё лицо костяшками пальцев свободной руки. Это лёгкое прикосновение отозвалось частящим пульсом, мгновенно сбившимся дыханием и мурашками по спине. Именно здесь и сейчас эта немудрёная, почти робкая ласка показалась обжигающе-чувственной, взвихрила эмоции и желания.

– И? - всё-таки сумела выдохнуть я, совершенно зачарованная глубокой синевой мужских глаз.

– А сейчас – истово верю. Тебя – такую – могли создать только боги...

За стуком собственного сердца я не разбирала слов,только всей кожей ощущала бархатный,тихий и мягкий голос.

Для поцелуя мы потянулись друг к другу одновременно и на какое-то время потерялись в нём. Трепетно касались лица, висков, шеи, путались пальцами в вoлосах.

А вот черту осторожности и приличий первой переступила я. Подалась вперёд, опираясь на плечи Мая, уселась верхом на его бёдра. Сразу стало гораздо удобнее – и шею выворачивать не нужно, и вторая рука освободилась. Как раз для того, чтобы тут же заняться пуговицами.

Недич, обхватив одной ладонью моё лицо, мягко, но настойчиво прервал поцелуй, чтобы заглянуть в глаза и ошарашенно выдоxнуть:

– Майя, что ты делаешь?

И я бы даже, может, устыдилась, если бы вторая его рука в этот момент не находилась у меня под юбкой, на бедре выше чулка, обжигая прикосновением кожу и горяча предвкушением кровь.

– Избавляюсь от досадной помехи, - ответила невозмутимо.

Крупные тиснёные пуговицы кителя, широкая пряжка ремня...

– Майя, это... неправильно. Недопустимо... – пробормотал князь.

Только я гораздо охотнее поверила сжавшей моё бедро ладони и расширенным зрачкам. А ещё тому, что он до сих пор даже не попытался перехватить мои руки, добравшиеся до мелкиx и гладких пуговичек рубашки.

– Необходимо, – охотно продолжила я, воспользовавшись паузой. – И очень, очень приятно!

– Майя!.. – почти простонал Недич, но я не дала продолжить, накрыв ладонью его рот.

– Не надо. Лучше поцелуй меня. Пожалуйста...

И, не оставив времени на сомнения и споры, сама приникла к тёплым губам со сладким запахом брады.

Май ответил. Какое-то время сидел неподвижно, позволяя моим рукам уверенно хозяйничать под распахнутой рубашкой. Не прижимал и не отталкивал, явно боролся с собой и, может быть, пытался разобраться в собственных чувствах, желаниях и внутренних запретах.

А потом, к моей радости, отпустил себя. Сложно было не заметить этот момент, слишком резкой оказалась перемена: вот только что сидел статуей, а через мгновение полностью перехватил инициативу. И уже его пальцы торопливо воевали с пуговицами моего пиджака и рубашки, стремясь поскорее добраться до кожи.

Раздевались быстро, на ощупь. Не до конца. Слишком сложно – невозможно! – было хоть на мгновение прервать поцелуй.

Исступлённое желание лишало воли, не оставляло места посторонним мыслям. Потом, подумаем обо всём потом – поговорим, осознаем, ужаснёмся содеянному. А сейчас есть мы, есть эта жажда ощущать и касаться, есть широкий диван под спиной и упоительная тяжесть тела любимого мужчины, есть одно на двоих дыхание. И этого вполне достаточно, чтобы прожить ещё немного, чтобы не осыпаться пеплом и ржой в следующее мгновение и не рухнуть в бездну. А всё остальное... Да плевать на всё остальное!

...Потом думать тоже не хотелось. Я лежала в крепких объятьях Мая, уткнувшись лицом в его грудь. С нежностью слушала, как восстанавливается, выравнивается дыхание мужчины, впитывала терпкий запах его кожи, наслaждалась растекающейся по телу сытой, ленивой слабостью. И чувствовала себя невозможно, неприлично счастливой.

В глубине души я понимала, что это хрупкое ощущение покоя временное – слишком беспокойный мне достался мужчина. Но старательно гнала эти мысли прочь и уж точно не собиралась заговаривать первой. Добавлял оптимизма и тот факт, что Май не спешил паниковать и даже мягко поглаживал мою поясницу под сбившейся, смятой рубашкой.

– Как ты? - нарушил тишину его хрипловатый голос.

– Замечательно, – искренне мурлыкнула в ответ. Прижалась к горячей смуглой коже щекой, слегка потёрлась виском.

Недич на несколько мгновений почти до боли крепко стиснул меня в объятьях, прижался губами к макушке, а потом тихо пробормотал – риторически, обращаясь явно не ко мне, а к себе:

– Боги!.. Что мы натворили и как теперь это распутать?

Ну... как минимум он не винит во всём себя одного и не извиняется, это уже здорово!

Οт ответной реплики я, конечно, не удержалась:

– А мне понравилось... – А потом, озарённая догадкой, поспешила немного отстраниться, чтобы заглянуть тёзке в лицо: – Только давай ты не будешь теперь жениться на мне потому, что ты честный человек, ладно? Ты честный и благородный, я в этом вообще ни на секунду не сомневалась, тут скорее я подло воспользовалась твоим смятением и душевным раздраем. И если ты сейчас что-то скажешь на тему моей пострадавшей чести и чего-то ещё в этом духе, я... – запнулась, несколько секунд перебирала в голове варианты, но так ничего толком не придумала и продолжила хмуро, себе под нос: – Обижусь. Очень. Α то так выйдет, что я тебя на себе обманом женила,и вот это как раз ужасно мерзко. Не хочу обманом и подлостью. Фу.

– Боги, Майя! – тихо, нервно засмеялся в ответ Недич, опять крепко прижимая меня к себе. Ну... ладно. Если смеётся, значит, всё не так страшно. Наверное. – Ты... невозможная. Удивительная. А без обмана – хочешь?

– Интуитивно я догадываюсь, что имеется в виду, но всё-таки спрошу. Без обмана – это как? – подозрительно уточнила я, вновь отстраняясь и заглядывая тёзке в лицо. Синие глаза весело искрились, и мне стало ещё спокойней и уютнее.

– Я влюбился в тебя, по-моему, ещё в тот самый момент, когда ты категорично заявила, что ты не проeкт, а Майя, – с тёплой улыбкой, на удивление спокойно признался он. – Просто тогда мнė очень хотелось спать, и я этого ещё не сознавал. Потом очень обрадовался, чтo Стевич отправил тебя ко мне, хотя в первое время было стыдно в этом признаться...

– Погоди, – перебила я. - То есть ты вот ту жуть с глазами нашёл симпатичной?! Извращенец...

– Глаза выглядели слишком экзотично, согласен, – сквозь смех призңал он. – Но ведь не в них дело. Наверное, я просто сразу почувствовал, насколько ты замечательная и необычная. Α потом просто не мог поверить... Нет, стой, это уже совсем неправильно выходит, – вдруг осёкся он, поморщился.

– Что именно? - растерялась я, разомлевшая и совершенно растаявшая от его слов. Я-то готова была слушать и слушать, какая я хорошая и как ему со мной повезло; что не так?

– Признаваться в любви и делать предложение, лёжа на диване, – с нервным смешком пояснил Май.

– А-а, – глубокомысленно протянула я. - Слушай, а вообще ничего, что мы тут лежим на диване в чужом кабинете? Краль там ещё не освободился?